— Оно подделано, — очень тихо проговорил Медынцев.
— Что? — проорал Кабанов. — Мы не расслышали.
И уставился на психолога маленькими злыми глазками заплывшего жиром борова.
— Оно подделано! — громче сказал Медынцев и, наконец, поднял взгляд.
— Вы только что сознались в преступлении, — сказал судья. — Это фальсификация доказательств.
— Нас заставили, — сказал психолог. — Следователи угрожали нам уголовным делом о коррупции, что мы написали отрицательное ПЗ за взятку. Дамир Рашитов из богатой семьи. И мы написали в заключении, что он виновен. Это неправда!
Дамир отступил на шаг, чуть не упал, отступая к скамье подсудимых. Ян поддержал его и помог сесть.
Человек, которого он только что хотел убить, сейчас на его глазах совершал подвиг. Самый настоящий без дураков!
Что изменилось? Почему?
Правду говорить только начать, потом она льется сама, без усилий и принуждения.
— Комментарий про «смелых ребят» он оставил, но это все. Никакого отношения к Лиге он не имеет, — продолжил Медынцев. — Мы написали в ПЗ, что Дамир виновен в убийстве Анжелики Синепал. Это неправда. Этого не было в памяти. Он не знал даже орудия убийства. А мы просто спасали себя. Посмотрите, поднимите документы. В первом ПЗ только одно убийство. Оно наверняка есть в деле.
— Остановитесь! — закричал судья. — Вас предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний!
— Это не ложные показания! Ложные показания в деле, а не здесь! Потом парня пытали, под пытками заставили признаться еще в пяти убийствах, а нас вынудили подписать новое ПЗ. Любой психолог вам скажет, что это невозможно. Убийства на нейронной карте видны сразу. А еще видны пытки. Так что мы лечили Дамира от посттравматического стрессового расстройства. Такая была психокоррекция. Знаете, что такое ПТСР?
Кабанов с размаху ударил молотком.
— Я объявляю перерыв!
Вскочили адвокаты.
— Это нарушение наших прав! — сказал Левиев. — Допрос эксперта не закончен. Защита имеет право задать вопросы.
— Допрос закончен! — закричал судья.
Вскочил с места и удалился в совещательную комнату в сопровождении двух молчаливых кивал в мантиях.
Медынцева вывели из зала приставы. Двое чуть не под руки и один за спиной с автоматом.
Вот и выход из здания суда. Здесь стоит мраморная статуя Фемиды и висят хрустальные люстры. Правда, всей этой роскоши больше четверти века, так что мрамор слегка пожелтел, а на люстрах не хватает подвесок.
Ему помогли спуститься по полустертой лестнице из пяти ступенек, подтолкнули к двери и даже открыли ее.
Он вышел под июньские тополя в гроздьях белого пуха.
Час перед закатом. Жарко. И пух кружится в лучах багрового солнца.
С какой крыши они собирались стрелять? Вон с той, по другую сторону улицы? Далеко, вроде. Или с этой, справа? Какая-то темно-красная развалюха. Старые гаражи что ли? И проулок во двор.
Он посмотрел сначала на одну крышу, потом на другую.
Пусто.
«Ну что, довольны?» — мысленно спросил он.
Его карьера закончена. Интересно, кто сменит его на посту главы Центра? Уж точно не Олег. СБ ни за что не потерпит Олега.
Да, какая разница! Лишь бы уголовку не пришили. С них станется!
Медынцев думал, что его будет душить ненависть к Лиге, разрушившей его жизнь.
Да, ненависть жжет, но адресат ее не ясен.
Тот миг освобождения, когда он стоял перед судом и говорил все, как есть, дорогого стоил. Этого не забыть.
В этот день заседание так и не возобновилось. Так что Дамир вернулся ПЦ почти на час раньше. Даже ужин ждал в камере и еще не совсем остыл. А в выходные он выспался. Какое же счастье спать по восемь часов!
Утро понедельника началось с ходатайств адвокатов.
— У нас есть заключение независимого эксперта, — сказал Левиев. — Мы бы хотели приобщить его к делу.
— Что за эксперт? — спросил судья Кабанов.
— Профессор Крис Уоррен. Преподаватель факультета психологии Оксфордского Университета, штатный психолог Лондонского Психологического Центра, член Ассоциации Психологов Великобритании, Европейской ассоциации психологов, почетный член Американской психологической ассоциации, автор более ста научных работ…
— Погодите, — сказал судья. — У него есть опыт экспертизы в российских судах?
— Нет, — признал Константинов.
— В таком случае он некомпетентен! — отрезал Кабанов.
— Но он ученый с мировым именем!
— И что? У него нет опыта эксперта! Все! Дальше!
— Не дальше, ваша честь! — сказал Левиев, вставая. — Тогда мы бы хотели допросить Криса Уоррена, как свидетеля.
— Не та стадия процесса, — сказал судья. — Свидетели защиты на стадии допросов свидетелей защиты.
— Господин Уоррен здесь, — сказал Константинов. — Вы не имеете права его не допросить.
— В зале? — спросил Кабанов.
— К сожалению, он не смог приехать в Россию.
— Не уговорили? — хмыкнул судья.
— Без объяснения причин отказали в визе. Он на связи. Можно прямо сейчас начать видеоконференцию.
— Значит, свидетель не присутствует в зале, — прогнусавил судья.
— Мы заявляем ходатайство о его допросе, — сказал Левиев.
— А мы отказываем! — объявил Кабанов.
— Мы заявляем ходатайство о приобщении экспертного заключения, — не терял надежды Константинов.
— Отказать! — сказал судья и стукнул молотком.
— Причина? — спросил Левиев.
— Некомпетентность эксперта.
Дамир горько усмехнулся. Последние несколько месяцев он словно катался на американских горках: то взлетал до самых радужных надежд, до падал в бездну отчаянья.
— У нас есть еще одно экспертное заключение, — сказал Константинов.
— Тоже иностранное? — поинтересовался судья.
— Не совсем, — сказал Илья Львович. — Это заключение Якова Борисовича Анисенко — психолога из Лесногородского Центра, который изначально работал с Дамиром и снимал нейронную карту.
— Он подписывал заключение?
— Нет, он отказался подписывать поддельное заключение. У нас оригинальный вариант, который потом был исправлен Медынцевым под давлением следователей.
— На нем есть печать Лесногородского Центра? — спросил Кабанов.
— Нет, — сказал Левиев. — Это независимое заключение. Только подпись Анисенко.
— В таком случае это филькина грамота. Ничего мы приобщать не будем.
И стукнул молотком.
— Тогда мы заявляем ходатайство о допросе Анисенко в качестве свидетеля.
— На стадии допросов свидетелей защиты! — отрезал судья.
— Это не все, — сказал Левиев. — У нас есть еще один документ.
— Что за документ?
Глава 24
— Мы бы хотели приобщить к делу нейронную карту Дамира Рашитова, — сказал Левиев.
— Вы смеетесь? — хмыкнул Кабанов. — Это бессмысленно для суда. Мы не приобщаем нейронные карты!
И больше не допросили ни одного эксперта, в том числе ни одного из тех, что писали заключения его товарищам по скамье подсудимых. Несмотря на все ходатайства их адвокатов.
Очередное заседание Женя смотрел дома, через планшет. С Андреем и Кириллом обсуждали процесс по видеоконференции, прямо из Лондона присоединился Крис.
— Мне было любопытно узнать о моей полной некомпетентности, — заметил англичанин. — Не слышал такого уже лет двадцать. Вспомнил студенческую юность.
— Скажи им спасибо, — усмехнулся Кирилл Иванович.
— Они идиоты, — сказал Андрей. — Весь мир будет смеяться.
— И что? — спросил майор. — Им бы только, чтобы шкура была цела и деньги не переводились.
Раздался звонок в дверь. Женя вздрогнул. После пражских событий он стал немного нервным. Суд над Дамиром тоже не добавлял душевного спокойствия. Скоро ему сниться будет это бесконечное «Отказать!».
Альбицкий заметил и заставил связаться с Крисом.
— Мистер Уоррен, Андрей просил, чтобы вы пересняли мне карту и написали заключение, — вежливо сказал Женя по-английски.
— Во-первых, ты говоришь, как во времена королевы Виктории, — сказал Крис. — Просто «Крис», и долой официоз. Во-вторых, по-русски, Женя, по-русски. Ты бы знал, каково слушать русский акцент! Ужасно некрасиво. И ни с чем не спутаешь. Не обижайся!
Женя уж хотел что-нибудь ввернуть про английский акцент Криса, но сдержался. По правде говоря, акцент был едва заметен.
— И в-третьих, Женя, у тебя же моды стоят?
— Да.
— Значит, ни в каких очных встречах нет необходимости. Запускаешь на своем телефоне программку «Нейросканнер», она тебе за час все снимает и автоматически отправляет мне.
Крис объяснил, где программка и как пользоваться.
— Пароль от твоих модов у тебя есть?
— Да.
— Тогда все вообще замечательно. Жду.
— Крис, а мне что делать в этот час?
— Что угодно. Процесс тебя совершенно не касается.
Так что переснятая карта уже пару дней была у Криса, но ПЗ пока не было.
Женя встал, взял чешский пистолет «Чезет», который был с ним во время перестрелки на Староместской площади, и теперь всегда лежал под рукой, на столе рядом с ноутом. Австрия оказалась почти столь же дружественной к любителям огнестрела, как Чехия, даже чешская лицензия подошла, только больше одного ствола в общественных местах желательно было не носить.
На мониторе видеокамеры у двери отобразился робот-курьер. После пражской перестрелки по магазинам старались не ходить: всю еду заказывали.
Женя открыл.
Доставщик представлял собой цилиндрический холодильник на колесиках, примерно по пояс Жене. Ну, да! Человекообразные роботы нужны только для секса, и, возможно, для ухода за детьми. Остальным довольно одной-двух функций.
— Ваш заказ! — сказал робот женским голосом.
Сказано было по-немецки, но эту фразу Женя уже выучил.
На передней стенке отъехали в стороны створки дверей, и из недр автоматического курьера выползла платформа с полиэтиленовыми пакетами с едой, оставила их на полу и уползла обратно.
— Хорошего дня! — сказал робот и ретировался.
В России такие до сих пор были экзотикой и игрушкой для богатых. Ничего сложного в них не было, но живые курьеры обходились дешевле. Они до сих пор и бегали с едой по российским городам и весям.