Здесь царил евросоциализм, и каждому иммигранту платили пособие, так что рабочих рук для такой собачьей работы было не найти. И вот красиво решили проблему.
В Праге прогресс был не очень заметен, поскольку жили в старом городе и не боялись выходить на улицу. А здесь встало в полный рост.
Женя вернулся к компьютеру. Кир с Андреем подключились к видеоконференции и появились в углу экрана.
Сегодня должны были выступать свидетели защиты. Адвокаты уже подали список.
Судья Кабанов внимательно изучал его на мониторе ноута. Или делал вид, что внимательно изучает.
— Мы заявляем тех же свидетелей, что и во время допросов экспертов, — сказал Левиев. — Крис Уоррен, Яков Анисенко, кроме того, отец Дамира, клинер, которая работала в квартире Дамира накануне обыска, и мы бы хотели задать вопросы Медынцеву как эксперту.
— Медынцева уже допросили, — сказал Кабанов.
— Его не допросила защита, — попытался возразить Левиев.
— Я уже вынес решение. Отказано!
— Крис Уоррен…
— Ваш англичанин? Он не имеет никакого отношения к делу. Отказать!
— Яков Анисенко…
— Тем более!
И судья стукнул молотком.
— Ладно, отца послушаем, — смилостивился он.
Ринат Рашитов был полным, но интеллигентным и живым. Дамир заулыбался, увидев его, пожал одну руку другой, мол, все будет хорошо.
Отец рассказал, какой у него умный мальчик, как хорошо учился и как поступил в Вышку на бюджет.
— А, откуда у него оружие? — спросил Константинов.
— Подбросили. У нас не было оружия. Видимо, затащили, когда никого не было дома.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался прокурор. — Вы могли просто не знать.
— Так оперативники ничего не искали, сразу лезли на шкаф или под кровать, и именно там и оказывались стволы. И еще знаете, у нас уборщица каждую неделю убирает. И как раз накануне убиралась. И со всех шкафов пыль вытирает, и под кроватями. Что же она-то ничего не нашла?
Левиев заявил ходатайство о допросе уборщицы. Суд удалился совещаться с самим собой.
И отказал: суд считает допрос клинера нецелесообразным.
— Ну, вот, — сказал Альбицкий. — Чего же тут целесообразного? Опровергнет же все.
— Но это же шито белыми нитками, — взмутился Женя.
— А какими ты хочешь? — спросил майор. — Белые нитки они самые дешевые. Знаешь, как автомобиль без окраса.
— В нашем списке еще пятьдесят человек, — напомнил Константинов.
Судья пролистал список до конца, поморщился и сказал:
— Эти люди вообще ни при чем! Отказано!
— Один свидетель из пятидесяти? — спросил Женя. — Как так можно?
— Ох, Женька, этой фишке уже лет сорок! — сказал Альбицкий. — Тоже мне экзотика! Свидетелей обвинения допросить, свидетелям защиты отказать. Все элементарно.
— Не похоже на университетскую теорию, да? — хмыкнул майор.
— Зачем суд тогда! — воскликнул Женя. — Были же сталинские тройки!
— А чем тебе не тройка? — спросил Кирилл Иванович.
— Сталинские тройки были весьма рациональным решением, — заметил Альбицкий. — Хотя бы менее лицемерным. И этим куклам зарплаты меньше платить. Весь суд за пять минут — и приговор к расстрелу, а эти вторую неделю делают вид, что что-то решают.
— Я не совсем понимаю, зачем здесь вообще суд, — заметил Крис. — В монархических странах обычно есть институт королевских указов.
— И то верно, — хмыкнул Альбицкий. — Организовал бы нацлидер канцелярию при своей администрации и пусть выносят приговоры на основе документов, без всякого разбирательства. Очень экономично.
— А можно и без документов, — заметил Кирилл Иванович.
— Ты всегда был радикальнее меня, — сказал Андрей. — Действительно, зачем документы? Следствие решило, что виновен, значит, виновен.
— А, зачем следствие? — спросил майор. — Оно что у нас лучше этого суда?
— Мыслю стереотипами, — вздохнул Андрей. — Конечно, какой смысл в следствии? Достаточно обвинения. А уж адвокаты — это вообще анахронизм.
— Тогда зачем все это? — спросил Женя.
— Ну, как зачем? — усмехнулся майор. — Для видимости, конечно.
— Сохранить лицо? — поинтересовался Крис. — Вы, что, китайцы?
— Не совсем, вроде, — сказал Кирилл Иванович. — Но что-то явно есть.
— Основная причина даже не в том, чтобы сохранить лицо, — сказал Андрей. — А в том, чтобы спихнуть ответственность. Это не я, это у нас суд такой. Суд решал, а мы не смеем вмешиваться. У нас суды независимы. Да? А вы не знали?
Из всех свидетелей защиты суд согласился допросить еще одного из списка защиты Яна.
Его адвокат Ставицкий нашел парня, который работал в том же автосервисе, что и Дудко. Яна тоже обвиняли в убийстве прокурора, а государственный адвокат Гены не делал вообще ничего.
Свидетель сказал, что приятель Гена накануне убийства прокурора взял отгул, и прокурорским «Лексусом» не занимался. Но помнит, что машина была в сервисе месяца за два до ДТП.
— Его оправдают? — спросил Женя.
— Дудко? — вздохнул Альбицкий. — В наших судах не оправдывают. Если судьи поймут, что человек уж совсем ни при чем, могут дать ниже низшего.
— А условно?
— Ну, что ты, Женя, — усмехнулся майор. — Какое условно? Терроризм же.
— Но убийство прокурора — не террористическая статья, — возразил Женя. — Я точно помню.
— Статья не террористическая, а все вместе терроризм, — сказал Альбицкий. — Они же имеют в виду, что у них на скамье подсудимых члены Лиги.
— Но это не доказано никак! У Дудко вообще алиби.
— Понимаешь, Женя, я не юрист, а ты — юрист, но я столько на эти процессы насмотрелся! — сказал Альбицкий. — Не будут они ничего доказывать. Нельзя доказать то, чего не было. Зато можно написать «в неустановленном месте, в неустановленное время, с неустановленными сообщниками» обвиняемый совершил то-то и то-то. От неконкретного обвинения защищаться невозможно. Ну, как мы опровергнем неустановленное место, например? Да, допустим, накануне Геннадия Дудко не было в сервисе. А, кто сказал, что тормоза испортили в сервисе? Может он ночью на парковку прокрался и все испортил? Неконкретное время из той же оперы. Ну, не было его в сервисе накануне. Ну, и что. Может, заранее все испортил.
— Но это же невозможно в нормальном суде нормальной страны! — воскликнул Женя.
— Так мы, вроде, о России говорим, — хмыкнул Кирилл Иванович.
— Нас в университете учили совсем другому! Да, я видел политические процессы. Знаю, что фабрикуют дела. Я не просто так в Лиге. Знал, что все плохо. Но не настолько же!
— Настолько, Женя, настолько, — вздохнул Альбицкий. — Более того, это еще ничего. Они хоть процедуру пытаются соблюдать, потому что процесс громкий. Бывает и похуже. Так что единственный суд, который сейчас есть в России — это Суд Присяжных Лиги. И нет в России больше никакого суда. А это не суд, а балаган.
Стадия процесса под названием «допросы свидетелей защиты» закончилась за полдня.
Обвиняемых обычно допрашивают последними. Можно, конечно, выступить раньше, но ни Дамир, ни его так называемые сообщники на это не пошли.
Первым допрашивали Яна.
Он встал, подошел к микрофону в аквариуме.
— Ян Александрович, вы состояли в так называемой Лиге Свободы и Справедливости? — спросила прокурорша. — Напоминаю, что организация запрещена в России.
— Да, — сказал Ян.
— Какова была ваша роль?
— Я был пиарщиком, меня и взяли как пиарщика в отдел пропагандистов. Надо было искать сочувствующих, рассказывать о Лиге, зондировать почву на предмет вступления, если человек к этому морально готов. В общем, кухонные разговоры за чашечкой кофе. Для меня было некоторой неожиданностью, что за это может грозить до двадцати лет.
— Раскаиваетесь в содеянном?
— Ни в малейшей степени!
— На предварительном следствии вы показали, что раскаиваетесь.
— Да? Я и не говорю, что никогда не сомневался. Конечно, были сомнения. Насилие же! Я только языком болтаю, но Лига убивает. Вопрос о допустимости насилия в борьбе с тиранией долго был для меня открыт. Даже, когда я работал агитатором Лиги. И мне хотелось услышать мнение людей, чтобы, наконец, решить эту дилемму.
— И что говорили люди?
— Я не буду отвечать на этот вопрос. Статья пятьдесят первая.
— А дилемма как? Решена?
— Да, решена. СБ помогло. Знаете такие методики: одна называется «звонок президенту», а другая «супермаркет». Очень помогают решать дилеммы.
— Вы, о чем?
— Незнакома терминология? Да, неужто? Первая — пытка электричеством, вторая — полиэтиленовый пакет на голову с нашатырем. Удушье гарантированно, причем очень болезненное. Я не выдержал и электричества. Да, не воин. Хипстер изнеженный. Пакет был на другом так называемом допросе, когда на меня вешали еще два убийства.
— Прокуратура проверила ваши заявления о пытках, но они не нашли подтверждения. Так что сейчас вы зарабатываете себе дополнительную статью о даче ложных показаний.
— Меня нельзя по ней привлечь, госпожа прокурор, я не свидетель, да и на фоне двадцати лет это булавочный укол. Так я про дилемму не закончил и про то, как она решена. Вот после того, как меня пытали, и заставили признаться в убийствах, которые я не совершал, я постиг полную и окончательную правоту Андрея Альбицкого.
— Вы хотите обвинения еще в одном эпизоде оправдания терроризма?
— А что мне на фоне пожизненного? Или вы для меня смертную казнь приготовили? И кто тогда здесь террорист? Вы прекрасно понимаете, что мы, сидящие здесь, в этом аквариуме — все невиновны. Вы — убийцы, а не мы!
Раздался грохот молотка судьи.
— Перерыв! — закричал он. — Обвиняемому надо успокоиться.
— Я совершено спокоен, — заметил Ян. — Это вы не в себе, Ваше бесчестье!
— Еще одно такое высказывание, и вы будете удалены из зала суда! — заорал судья.
— Я? — переспросил Ян. — Из этого аквариума? Так я не против.
Перерыв был пятнадцать минут, и после него заседание продолжилось.
— Дамира пытали также, как меня. Пообщались. Неделю назад познакомились, здесь же. Прекрасный парень. Жаль, что раньше не знал.