— Так вы же непричастны к убийству!
— Я рада, что по поводу личности жертвы у нас не возникло разногласий.
— Прекратите балаган! — прикрикнула прокурорша. — Отвечайте серьезно.
— Я совершенно серьезно. И сказка не про меня. Сказка про Женю Соболева, который признался в двух из убийств, в которых сейчас обвиняют тех ребят в «аквариуме». И все, я уверена, что все до одного в этом зале смотрели ролик с его признанием. Вот, ваша честь, вы, например, смотрели? — и она задорно взглянула на судью.
Судья молчал.
— Молчите, — сказала она. — Да, даже мы смотрели, подсудимые, которых отрезают от информации, как могут. Только правды не скрыть. И балаган здесь устраиваю не я.
— Суд объявляет перерыв, — прогнусавил Кабанов.
Лена сложила пальцы сердечком и улыбнулась Дамиру.
— Дамик, ты супер! — сказала она.
Дамира допрашивали на следующий день.
— Вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии? — спросила прокурорша.
— Я бы хотел сделать заявление, — сказал Дамир. — Ни к каким убийствам я не имею отношения. Все показания, где я в них сознаюсь, написаны следователями. Меня вынудили их подписать под пытками. Комментарий про «смелых ребят» я писал, и это единственное, в чем можно меня упрекнуть.
Жалею ли я о том, что написал этот комментарий? Да, жалею. Без него я бы не оказался здесь, меня бы не пытали, не обвинили в убийствах, не судили. Жил бы себе спокойно, наверное.
Был ли я прав, когда это писал?
С одной стороны, в тюрьме я научился ценить любую человеческую жизнь, даже не самых лучших людей.
С другой, я понял, на этом суде опасность лжи. Анжелику Синепал убили за ее ложь. Заслуженно ли это? Это же только слова! Но ложь убивает. Это слишком хорошо видно весь процесс. И, возможно, она убьет меня.
Подходила к концу вторая неделя суда. В четверг судья смилостивился и сделал перерыв. В пятницу снова читали показания, и наконец прокурорша Елена Сергеевна Бондарь заявила, что все: прочитано.
Следующая стадия процесса: прения сторон.
Началась с выступления прокурорши, где она должна была запросить сроки для подсудимых.
Глава 26
Прокурор Бондарь Елена Сергеевна встала, опустила глаза в стол и начала читать по бумажке.
— Сторона обвинения считает, что показания Дудко Геннадия Юрьевича на предварительном следствии логичны, непротиворечивы и полностью соответствуют действительности, а его отказ от показаний в суде объясняется попыткой уйти от ответственности, просит суд признать его виновным в участии в деятельности запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости и соучастии в убийстве прокурора Земельченко и полковника СБ Немирова, что полностью подтверждается материалами дела. Мы просим суд приговорить его к шестнадцати годам лишения свободы в колонии строгого режима.
Дамир посмотрел на Гену: бледное лицо, закушенная губа, руки, сжатые в кулаки. Дотронулся до его плеча скованными руками.
— Они умрут раньше, Ген. Ты выйдешь. Ты смелый отличный парень. Спасибо тебе.
— Сторона обвинения считает показания на предварительном следствии Грановского Яна Александровича логичными и непротиворечивыми. Его заявления о пытках проверялись следствием, но не нашли подтверждения. Его отказ от показаний в суде мы считаем обусловленным попыткой уйти от ответственности. Сторона обвинения просит суд признать Грановского виновным в членстве в запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости и соучастии в убийствах Синепал Анжелики Геннадиевны, прокурора Земельченко Александра Станиславовича и судьи Беленького Эдуарда Васильевича. Мы просим суд приговорить Грановского Яна к двадцати пяти годам лишения свободы в колонии строго режима.
— Я знаю, что они умрут раньше, — тихо сказал Ян и взглянул на Дамира.
Было страшно видеть улыбку на его бледном лице.
— Сторона обвинения считает показания Рекина Валерия логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Учитывая его сотрудничество со следствием и роль пособника в убийстве Синепал Анжелики и Беленького Эдуарда, обвинение просит суд приговорить его к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима.
— Восемь лет! — прошептал Валера. — Как восемь лет?
Интересно, что ему обещал следователь, думал Дамир, штраф за хранение наркотиков что ли?
Голос прокурорши стал совсем тихим, так что стало трудно разобрать слова. А уши и щеки начали краснеть.
— Обвинение считает показания Рашитова Дамира Ринатовича, данные на предварительном следствии, логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Его заявление о пытках было проверено следствием и не нашло подтверждения. Изменение показаний экспертом Медынцевым Алексеем Матвеевичем обвинение считает обусловленным страхом мести со стороны запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости. Первоначальные психологические заключения о причастности Дамира Рашитова к убийствам обвинение считает логичными и обоснованными. Отказ Рашитова Дамира Ринатовича от показаний мы считаем попыткой уйти от наказания. Учитывая исключительную тяжесть совершенных преступлений и число эпизодов обвинение просит суд приговорить Рашитова Дамира Ринатовича к…
Голос прокурорши стал совсем тихим, так что Левиев не выдержал.
— К чему, к чему? — повторите, мы не расслышали.
— К смертной казни, — чуть громче повторила прокурорша и опустилась на стул.
Сердце Дамира упало куда-то вниз, он привалился к стене и попытался сделать вдох. Дыхание перехватило.
Он почувствовал, как Ян взял его руку.
— Это еще не приговор, — сказал он. — Это только запрос сроков.
— Я их не переживу, — с трудом выговорил Дамир.
— Дамир, это еще не приговор, это только запрос сроков, — сказал Олег Николаевич.
Было около полуночи, но Штерн задержался после конца рабочего дня.
Пришел к Дамиру в камеру, поставил на стол нечто в запечатанной пластиковой тарелке, явно неместного происхождения.
— Это долма, заказал для вас, поешьте, пока горячая.
— Татарин, значит, люблю долму?
— Я сам ее люблю. Вот сметана.
Всю дорогу до Центра Дамир сдерживался, чтобы не разрыдаться. Тесный, душный автозак, и всем не кайфово. Народ уже знал, пытался поддержать, подбодрить, пожать руку. Но тяжело было даже благодарить. Он только кивал в ответ.
Есть не хотелось совсем.
— Дамир, я принес успокоительное, — сказал Штерн. — Медынцев разрешил.
— Он еще что-то решает?
— Уже недолго. Передает дела Волкову.
— А, Волков! Еще один мерзавец…
Штерн открыл долму, распаковал пластиковую вилку.
— Вам только кажется, что не хочется есть. Вы очень устали.
Дамир молчал и кусал губы.
— Вы не сдерживайтесь, — сказал Штерн. — Плачьте. Я же не товарищ по скамье подсудимых или автозаку, пред которым надо изображать героизм. Я врач.
— Олег Николаевич, — с трудом выговорил Дамир. — Очень вас прошу: уходите. И не надо никаких таблеток.
Штерн вздохнул, наскоро сделал чай.
Положил на салфетку две маленьких белых таблетки без упаковки.
— Можете выбросить, но лучше выпить. Хоть поспите.
Вызвал охрану.
В замке проскрежетал ключ, поворачиваясь дважды. Дверь приоткрылась, и Штерн вышел из камеры.
Разница во времени между Веной и Москвой два часа. Когда в Военном суде в Москве запросили сроки подсудимым, в Вене было восемь вечера.
Женя напросился к Андрею на чай.
— Да, залетай, — сказал Альбицкий. — Обсудим последние события.
Кирилл уже был там.
Солнце клонилось к закату и зажигало оранжевым окна мансарды на другой стороне улицы. В комнате сгущались сумерки, и Андрей включил свет.
Зашумел чайник.
Женя подошел к столу, встал напротив майора, опираясь на спинку стула.
— Мы будем ждать, когда его расстреляют? — спросил он.
Кирилл вздохнул.
— Мы внесли ее в список, — сказал Альбицкий. — Зайди на сайт.
Женя сел, зашел с телефона.
— И где?
— Посмотри раздел: «Ведется следствие».
— А, нашел. Бондарь Елена Сергеевна. Андрей, ну, какое следствие! Все ясно до предела.
— Ничего не ясно, — возразил Андрей. — Мы понятия не имеем, на каком крючке она висит.
— Детей у нее в заложники захватили? Мужа пытают? Не верю!
— Проверим, — сказал майор.
— Я тоже не очень верю, — заметил Альбицкий. — Скорее всего, просто приехала девушка из провинции в Москву и идет по головам, завоевывая столицу. Может, квартиру посулили, может, премию, может должность. Но мы не должны им уподобляться, Жень. Нам не все равно, кого казнить.
— Она запросила смертную казнь для парня, про которого совершенно точно знает, что он невиновен! — сказал Женя. — Что тут еще обсуждать?
— Ну, во-первых, приговора еще не было, — сказал Андрей. — Суд может не утвердить смертную казнь. И тогда она сволочь, конечно, но не для нашего списка.
— Я считаю, что акция должна быть до решения суда, — сказал Женя. — Тогда судья подумает, какой выносить приговор.
— Смеешься? — спросил майор. — Остались выступления адвокатов. Это один-два дня. Ничего не успеем подготовить.
— И оснований пока недостаточно, — отрезал Альбицкий. — Будет еще апелляция, потом кассация. На пару месяцев точно этой судебной волокиты. Время есть.
— Она так краснела, когда читала, — усмехнулся Кирилл.
— И что мне до ее стыда? — поинтересовался Женя. — Это что-то меняет? Стыдно ей! А потом, когда ее будем судить мы, эта тварь переобуется в воздухе и будет рассказывать, как она не хотела, как ей было тяжело, как и ее заставили и как она себя изнасиловала.
— Будет, — сказал Альбицкий. — Если доживет.
Адвокаты выступали в понедельник. Дамир даже немного воспрянул духом. Приятно с утра до вечера слушать, как тебе спокойно, умно и аргументированно доказывают, что ты невиновен. Он готов был подписаться под каждым словом. И мечтал заменить судью на Константиного, или Левиева, или хотя бы Ставицкого.