Но тогда что получается? Получается, что Иван Алябьев вполне мог застрелить своего бывшего компаньона? И мы все ошибаемся, а прав Володя Стрешнев — мы просто не умеем выбирать клиентов?
Светлана продолжала рассказывать то, что мы уже знали от Стрешнева, подробности, которые она добавляла, были в основном эмоциональными.
— Когда я Валю на полу увидела, я сначала не поняла ничего, подумала — сердце, плохо стало. Еще удивиться успела, он никогда на сердце не жаловался. Потом только кровь заметила и пистолет у Ивана в руке. А он стоит и смотрит на меня такими глазами… я была уверена, что он сейчас и меня убьет. И ни пошевелиться не могу, ни на помощь позвать, словно меня парализовало всю. С жизнью простилась. Иван начал пистолет поднимать, а ко мне вдруг голос вернулся, и я заорала. Поверите ли, сама не представляла, что могу так… и ощущение странное, словно это не я кричу, а кто-то другой. Еще успела подумать, что бежать надо, но с места сдвинуться не могу, только кричу. Тут люди, слава богу, набежали, при всех он в меня стрелять уже не стал. Кто-то из мужчин пистолет у Ивана забрал, полицию вызвали, скорую… Хотя скорую-то какой смысл?
Она всхлипнула и снова достала пузырек с таблетками. Выпила еще две, вытерла губы и жалко улыбнулась:
— Вот так я и держусь.
Гошка немедленно выдал еще одну серию похвал мужеству Паршиной, но быстро вернулся к делу.
— Скажите, Светлана, вам не показалось странным, что у Алябьева был пистолет? Где он мог его взять, как вы думаете?
— Господи, да откуда же мне знать, — зябко повела плечами она. — Наверное, купил где-нибудь. Раз пистолеты существуют, значит, где-то ими торгуют. Если Иван задумал Валю убить, то вполне мог подсуетиться и найти торговца оружием. Сама я ничего такого никогда не пробовала, но не думаю, что в наше время это сложно сделать.
— А вам не приходилось слышать, что Алябьев опасался за свою жизнь? — осторожно намекнула я. — Возможно, пистолет понадобился ему в целях самозащиты.
Мое вмешательство Паршиной явно не понравилось.
— Господи, кто ему мог угрожать? И с чего вдруг? Кому он, вообще, нужен, Иван?
— Видите ли, он утверждает, что получил записку с предупреждением. — Гошка умудрился произнести это так, словно извинялся за Алябьева, имевшего наглость получить записку. — И там прямо говорилось, что ваш супруг хочет его убить.
— Да как вы смеете! — Светлана оскорбленно выпрямилась. — Как вам не стыдно чернить моего покойного мужа! Я, как вдова Валентина, не позволю…
— Простите, но это всего лишь одна из версий следствия, — попробовал перебить ее Гошка, но безутешная вдова повысила голос:
— А я говорю, что это клевета! У Валентина никогда ничего подобного даже в голове не было! Мой муж был человеком чистейшей души, благородным, до наивности! И если бы вы, Георгий, — ткнула она пальцем в Гошку, потом раздраженно взглянула на меня: — И вы, Маргарита, тоже! Если бы вы были знакомы с Валентином, то сами поняли бы всю нелепость подобных обвинений. И постыдились бы повторять грязные выдумки убийцы!
— Но ведь записка с предупреждением действительно была…
— И что? — надменно перебила меня Светлана. — Даже если была, какое это имеет значение? Может, ее сам Иван написал? Он человек не слишком умный, но хитрости у него хватает. Вполне мог такое придумать — написать и послать себе записку с предупреждением, чтобы очернить Валентина и всех запутать!
Паршина разошлась не на шутку, и Гошке потребовалось некоторое время и бочка лести, чтобы ее успокоить. Наконец он привел Светлану в более-менее рабочее состояние и вернулся к делу.
— Мы хотели бы обсудить с вами еще один вопрос.
— Что еще за вопрос? — подозрительно спросила она. — Если вы опять хотите обвинить в чем-то Валентина…
— Нет-нет, вашего супруга эта тема совершенно не касается. Скажите, вы знали старшего брата Ивана Алябьева?
— Илью? — Светлана растерянно заморгала. — Конечно, знала. В смысле, приходили-то мы к Ивану, но с Ильей тоже приходилось встречаться.
— А о его личной жизни вам что-нибудь известно?
— Н-нет, — с легкой запинкой ответила она. — Илья был очень закрытый человек. Девчонки сплетничали, что какая-то женщина у него была, но, по-моему, ее никто ни разу не видел. А потом Илья погиб, так нелепо — его ведь застрелили прямо в собственной квартире. Ивана тогда долго в милицию таскали, подозревали в убийстве. Но ему повезло, Галка, жена его, уже тогда на Ивана глаз положила, она и помогла выкрутиться. Вроде они в театре в тот вечер были. Вот уж не знаю — Галка, конечно, любительница по театрам бегать, но Ивана туда затащить… ой! — Она неожиданно замолчала и прижала ладони к щекам. Посмотрела округлившими глазами на Гошку, потом на меня и спросила тихо: — Вы почему об этом спрашиваете? Вы что, думаете это все-таки он убил? Иван? Тогда он Илью убил, а сегодня моего Валю?
— Выводы делать еще рано, — быстро возразил Гошка. — Пока мы только собираем информацию. Вы считаете, что у Ивана были причины для убийства брата?
— Причины? Я не знаю. Не так уж близко я с Иваном дружила, а Илья, вообще, намного старше нас был, тогда казалось, что на целую вечность… Но знаете, в семье, между братьями, чего только не случается. Илья ведь привык в армии командовать — а Ивану свободы хотелось. Он тогда с разными девчонками встречался, Илье это не нравилось. Из-за этого могли поругаться, да и мало ли из-за чего еще.
— Просто поругаться — да. Но для того, чтобы убить брата, серьезная причина нужна, — возразил Гошка.
— Может, это несчастный случай был? Начали мужики орать друг на друга, а пистолет, например, на столе лежал.
— Илья имел обыкновение держать под рукой заряженный пистолет?
— Господи, ну откуда мне знать? Я ни разу не видела, даже не знала, что у Ильи пистолет был, пока об этом, уже после убийства, говорить не стали. Но раз пистолет был, наверное, Илья его иногда доставал. Только какой смысл сейчас во всем этом копаться? Даже если Ивана сейчас обвинят в убийстве брата, мне на это, честно говоря, наплевать. Я хочу, чтобы Ивана за убийство Вали, за моего мужа, посадили. Пожизненно!
— Если убил, значит, сядет, — неудачно попытался успокоить ее Гошка.
— Что значит «если»! — снова взвилась Светлана. — Я своими глазами видела, как он его застрелил, какое тут может быть «если»!
Все-таки интересно у некоторых людей голова устроена! Вот Светлана, например, — уверенно, без тени сомнения утверждает, что своими глазами видела, как Иван застрелил ее мужа. Хотя раньше сама же сказала, что вошла в кабинет после того, как услышала выстрел! Впрочем, учитывая ничтожный промежуток времени, ее можно понять. Сколько секунд нужно для того, чтобы открыть дверь и войти в кабинет? Две? Три?
Дальше разговор пошел по кругу. Паршина считала, что рассказала достаточно, и теперь ее интересовало одно — точная дата суда над Алябьевым. А все наши вопросы она воспринимала как прямое оскорбление и попытку очернить ее покойного мужа. Наконец Гошка решил, что пора заканчивать.
— Мы хотим еще и с сотрудниками поговорить немного. Вы, я надеюсь, не возражаете? — Похоже, беседа с вдовой немного утомила напарника — его слова прозвучали не как просьба, а как вежливое сообщение.
— А если бы я и возражала? — правильно поняла Паршина. — Нет, я не против, пожалуйста — разговаривайте. Все равно нормальной работы сегодня не будет.
В офисе действительно никто не работал. Хотя просьбу Гоши уважили и в коридорах народ не толпился — все сидели по местам. Мы поговорили с каждым и каждого заставили восстановить утренние события, практически по минутам. Увы, ничего интересного мы не услышали. Люди занимались своими обычными делами, выстрела никто не слышал, и в кабинет Паршина народ сбежался, только когда Светлана Павловна начала кричать.
Лишь два человека смогли рассказать что-то относящееся к делу: программист Олег и молоденькая девушка из бухгалтерии, Люба.
Программист, хмурый мужчина лет сорока, ровно в десять утра вышел на улицу, чтобы покурить, и видел, как Алябьев подъехал к офису.
— Точно время не скажу, но я примерно полсигареты выкурил, когда он поднялся на крыльцо. Мы поздоровались, обменялись парой слов…
— О чем говорили, не секрет? — дружелюбно осведомился Гошка.
— Какие секреты, обычный разговор. Алябьев с Паршиным сейчас делят фирму, и у меня с Иваном Антоновичем была предварительная договоренность, что, когда он все оформит, я перейду на работу к нему. Сегодня Иван Антонович спросил, смогу ли я начать с первого числа, но пока не на полную ставку. У него еще не все документы по инстанциям прошли, а программист нужен.
— И что вы ответили?
— Какая теперь разница? Теперь я ему ни с первого, ни с двадцать первого не понадоблюсь.
— И все-таки, — мягко попросила я. — Вы согласились?
— Согласился, не здесь же оставаться. Иван Антонович сказал, что через полчаса зайдет и мы все решим.
— Через полчаса? — Мы с Гошкой переглянулись.
— Да. Но сами видите, как все вышло. Я докурил, вернулся в офис, а там все бегают, как чумные, орут… В общем, через полчаса Ивана Антоновича уже арестовали и увезли. Даже не знаю, как теперь быть? Если бы хоть Валентин Григорьевич у руля оставался… а с Падловной работать не хочу.
Гошка рассмеялся, а я непонимающе уставилась на Олега:
— Вы о ком?
— О мадам Паршиной, о ком же еще? Ее у нас Светлана Падловна прозвали, такая уж она милая женщина. Черт, главное, я так уверен был, что к Алябьеву перейду, другое место даже не искал! А теперь придется в пожарном порядке что-то изобретать. И что на него вдруг нашло? Такой шел спокойный, деловитый… с чего ему вздумалось стрелять?
Этот же вопрос тихо задала маленькая скромная бухгалтерша. Она столкнулась с бывшим директором в коридоре.
— Мы с девочками чай попили около десяти, и я пошла чашки сполоснуть. У нас это вроде дежурства, понимаете, и сегодня моя очередь. — Милую Любочку явно смущал Гошка, и она говорила, стараясь обращаться только ко мне. — Возвращаюсь в бухгалтерию, а навстречу Иван Антонович идет. Я еще хотела остановиться, поговорить с ним, но он такой был… сосредоточенный. Мы поздо