На самом деле ее это только подстегнуло. Ей было плевать, вызовут ее или нет.
Но сейчас Сара молчит. Она разыгрывает задумчивость, скребет грязным пальцем щеку, и куски омертвевшей кожи забиваются под ноготь.
– Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите, директор Колби. – Сара не скрывает сарказма.
Этим утром она еле удержалась от того, чтобы сдаться.
Когда Сара уселась позавтракать хлопьями, ее мама пообещала дать ей сотню баксов, если она примет душ, и пятьдесят, если переоденется.
Еще раньше Сара сказала маме, что проводит научный эксперимент для школьного проекта, и ведь она почти не соврала, поэтому и придерживалась этой истории: «Ты хочешь, чтобы я завалила проект, мам?» А затем Сара улыбнулась, прикрывшись стаканом апельсинового сока, и сделала большой глоток.
Ее напугало, что сок показался практически безвкусным. Если бы не цвет, то она бы решила, что пьет воду.
Сара поднялась в ванную, открыла рот и высунула язык. Он был покрыт плотной ворсистой пленкой, которая напоминала мох дремучего леса, что покрывает скалы Маунт-Вашингтона. Только ее язык цвета мертвого тела – бледный и болезненно серый.
Ее зубная щетка висела прямо над раковиной. Перед глазами. Она манила ее больше, чем сигареты на этой неделе. Сара закрыла глаза, провела языком по зубам и помечтала о том, как круто было бы почистить их какой-нибудь ярко-синей ментоловой пастой. А потом еще воспользоваться ополаскивателем для полости рта. Он, возможно, будет обжигать, как кислота, но это и к лучшему, зато выжжет грязь с ее зубов и десен. А затем Сара выплюнет все это в ярко-белую раковину, как влажный песок. И ее рот хотя бы изнутри вновь будет здоровым и ярко-розовым.
Но Сара отступила от зеркала и выключила свет в ванной. Она не могла все бросить. Не сейчас. Не когда была так близка к провалу.
Но прежде чем выйти из ванной, Сара все-таки выхватила из шкафчика зубную нить. Оторвала несколько сантиметров белой веревочки и провела по всей длине языка, счищая пленку так, как обычно убирают с тротуара подтаявший снег. Но после этого ей не стало легче. Даже, наоборот, стало еще хуже. Она устранила барьер, который не давал ей в полной мере ощутить, каким зловонным был ее рот.
Сейчас Саре лишь хочется, чтобы директор Колби отпустила ее. Она хочет вернуться в класс. В данный момент у нее контрольная по биологии. Но как только Сара собирается озвучить это, в дверь кабинета кто-то стучится.
Сара поворачивается.
В дверном проеме застыл Майло, который явно нервничает. Они встречаются взглядами, и Сара замечает на лице парня разочарование. А еще она видит, как покрывается красными пятнами его шея.
– Вы хотели меня видеть, директор Колби? – еле слышно спрашивает он.
– Присаживайся, Майло, – говорит та в ответ.
Сара знает, что сидит с раскрытым ртом, но не закрывает его. Почему Майло вызвали сюда? Он никак не причастен к ее планам. И уж точно не помогает ей. Этот бунт – ее решение. И она будет рада взять на себя всю ответственность.
Директор Колби прочищает горло:
– Сара, я перейду сразу к делу. Зачем ты это делаешь?
Сара склоняет голову:
– Делаю что?
– Я беспокоюсь, Сара. Беспокоюсь за тебя. – Директор Колби умоляюще смотрит на девушку. – Это не очень гигиенично. Ты сейчас легко можешь подхватить инфекцию, не говоря уже о том, что тебе, скорее всего, некомфортно в этой одежде.
Да, Саре некомфортно. Но вряд ли это имеет значение. И она одаряет обоих фальшивой улыбкой.
– Майло, пожалуйста. Я знаю, что ты заботишься о Саре. Я вижу вас вместе каждый день. Ты же не хочешь смотреть, как она терзает себя подобным образом, верно?
Майло смотрит на Сару грустными глазами, он приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать. Словно в самом деле хочет уговорить ее сдаться. Сара смотрит на парня. Своим самым пристальным взглядом. Она как бы говорит: «Даже, черт возьми, не вздумай».
Директор Колби откидывается на спинку стула. Ей не смешно.
– Я задам вам обоим один простой вопрос. – Ее взгляд мечется между Сарой и Майло. – Вы планируете какую-то выходку во время танцев? Я знаю, что вы оба купили билеты.
– Нет. Клянусь, что я не планирую, – решительно заявляет Майло.
Сара тоже качает головой.
– Конечно же не планирую, – говорит она, но даже сама себе не верит.
– Надеюсь, вы оба честны со мной. Я хочу внести ясность: если вы что-нибудь натворите, последствия будут серьезными. Я, не задумываясь, отстраню вас обоих от занятий.
Майло выглядит так, будто сейчас наложит в штаны, но Сара лишь прикусывает верхнюю губу. Со свойственным ей искаженным чувством юмора она находит забавным то, как отчаянно директор Колби хочет защитить школьников, которые придут на танцы. Лучше бы приложила эти усилия для того, чтобы отыскать тех, кто составил список. Извести проблему на корню, ведь в понедельник на собрании директор Колби обещала неустанно работать над этим. Но стоило Саре раз… или пять раз… не сходить в душ, как ей уже угрожают отстранением от занятий?
Их отпускают. И Сара следует за Майло в коридор.
– Она не сделает этого, ты же знаешь, – заявляет она. – Не отстранит меня от занятий за то, что я, черт возьми, не принимаю душ. – Подняв голову, Сара видит, что Майло шагает по коридору. – Майло! Подожди.
– Мне нужно на урок, – не останавливаясь, говорит парень.
– Что тебя так разозлило? – Сара хватает Майло за руку, вынуждая притормозить.
– Меня только что вызвали в кабинет директора. А раньше такого никогда не случалось.
Сара стонет:
– В этом нет ничего страшного.
– А для меня есть. И я больше не уверен, что пойду на танцы.
Несмотря на то что Сара с самого начала этого не хотела, теперь она злится на то, что Майло решил бросить ее.
– Почему?! – кричит она. – Потому что я не надену красивое платье? Потому что ты меня стесняешься? Потому что я не хочу браслет, как Энни?
Майло обхватывает себя руками, такую же оборонительную позу он принимал в первый учебный день.
– А при чем тут Энни?
– Мне тебя жаль. В том городе у тебя была красивая девушка, а теперь ты таскаешься со мной. На твоем месте я бы тоже впала в депрессию.
– Я не могу понять, почему ты так себя ведешь.
– Помнишь, в понедельник ты сказал: «Так называемые красотки на самом деле уродливы»? Ну, ты уж точно не говорил бы так, если бы встречался с такой девочкой, как Энни.
– Да, Энни красивая, но она нравится мне не только поэтому.
– О! Значит, вы были родственными душами?
– Заткнись, Сара. Она была хорошей, понятно? И я бы не назвал этим словом твое отношение ко мне в последнее время. Мне не хочется, чтобы меня отстранили от уроков только из-за того, что у тебя навязчивая идея. Изначально я вообще не планировал идти на танцы. Я ненавижу танцы.
– Это я ненавижу танцы, – повышая голос, отвечает Сара.
– Тогда какого черта мы туда идем? – Майло не кричит, но при этом говорит так громко, как никогда раньше. Его голос звучит обреченно, надрывно. Он запрокидывает голову. – Я думаю, все это – дурацкая идея.
– Мне плевать, что ты думаешь.
– Знаю. Так мы с тобой и функционируем. Именно ты командуешь и высказываешь свое мнение. Но я все равно скажу тебе. Это глупо.
– Ты думаешь, я веселюсь, Майло? – Сара приподнимает несколько прядей жирных волос и отпускает их. Волосы тут же опадают. – Думаешь, это приятно?
– Не думаю! Особенно если учесть, как от тебя несет…
Сара отступает на шаг. У нее подкашиваются ноги.
В каком-то смысле она знает, что проверяет Майло. Испытывает, пока не позволила себе влюбиться в него по уши. И она понимает, что сейчас он провалил этот тест. С треском.
Сара быстро берет себя в руки:
– Пошел ты, Майло! Знаешь что? Не ходи со мной на танцы. Посмотрим, буду ли я переживать из-за этого!
Сара не уверена, что Майло слышит ее. Он устремляется прочь. Доходит до конца коридора, сворачивает за угол. Он ушел. Если Сара хочет выполнить задуманное, то ей нужно выкинуть из головы Майло, директора Колби, всех. Ей просто надо довести дело до конца. А уж это Саре хорошо удается.
Мало Эбби трудностей в жизни, так она еще и до последнего отказывается смотреть в лицо действительности – неподписанному табелю по естествознанию, из-за которого она сейчас сидит в последней кабинке женского туалета, ожидая, пока стихнет шум в коридоре.
Это все ее собственная глупость. Она должна была показать табель родителям еще вчера и умолять их о пощаде. Только Ферн все время крутилась рядом с ними, а Эбби было стыдно признаваться, что школьные танцы столько значат для нее, а также в том, что она отстает в учебе. Ферн наверняка вмешалась бы в разговор и рассказала родителям о списке, а потом они все вместе прочитали бы ей лекцию о том, что радоваться такой славе глупо и что ее приоритеты должны измениться.
Но было кое-что еще. Эбби просто боится. Боится проблем, боится наказания, боится увидеть разочарование на лицах родителей.
И именно из-за последнего она избегает и Лизу. Они договорились встретиться у машины Бриджит сразу после уроков, чтобы отправиться в торговый центр и купить платья для танцев. Но вместо этого Эбби прячется в туалете. Она надеется, что Бриджит надоест ждать и она заставит сестру уехать без подруги. Лиза разозлится, но Эбби просто не хочет выбирать платье, зная, что ее могут вообще не отпустить на танцы. Будет слишком грустно, если ей придется запрятать платье в шкаф или, что еще хуже, отнести обратно в магазин. Лучше уж тогда вообще не покупать платье.
Эбби слышит, как открывается дверь туалета. Она подтягивает ноги. Кто-то заходит в соседнюю с ней кабинку. Через несколько секунд Эбби слышит сухой удушливый кашель. А потом несколько рвотных позывов. Но больше ничего не происходит, поэтому Эбби думает, что человек, возможно, просто так кашляет.
– Эй, – слезая с унитаза, говорит Эбби. – Ты в порядке?