– Хорошо. Тогда скажи ему, чтобы продолжал поиски. Пусть достанет Джонни хоть из-под земли.
– Бретт, послушай. Я хотел тебе сказать… в общем, я решил освободить тебя от достижения этой цели.
– Как это – освободить? – Я резко поворачиваюсь к нему. – Ты что, предлагаешь мне сдаться?
Он забирает у меня листы:
– Нет, сдаваться ты не должна. И целей у тебя остается предостаточно. Я просто думаю, не стоит зацикливаться на этой. Найти человека, о котором мы ничего не знаем, кроме весьма распространенных фамилии и имени, невозможно. И с этим надо смириться. Не стоит впустую тратить время.
– Почему впустую? – кричу я, подавшись вперед. – Рано или поздно мы его найдем. Пусть твой Полонски продолжает работать. Как я сказала, расширяет круг. Возможно, мой отец старше, чем мы предполагали. Или моложе.
– Б. Б., но на такие поиски могут уйти годы. Не говоря уже о том, что они будут стоить целого состояния. Уверен, будет правильнее, если ты переключишься на другие цели и…
– Хватит об этом. Я не отступлю.
Он сдвигает брови:
– Бретт, я знаю, что ты сейчас испытываешь нехватку средств и…
– Уже не испытываю, – перебиваю я.
Взгляд его падает на мое запястье.
– О господи! Где твой «Ролекс»?
Я потираю место, где прежде красовались часы:
– Наручные часы – совершенно ненужная роскошь. Мобильник показывает время точнее.
У Брэда отвисает челюсть.
– Ты что, отдала часы в заклад?
– Нет, продала. На интернет-аукционе. И некоторые свои драгоценности тоже. Скоро настанет очередь дизайнерских костюмов и сумочек.
Брэд закрывает лицо руками:
– Ох, Б. Б., мне так жаль.
Он думает, что я бросаю деньги на ветер. Боится, что я никогда не найду своего отца. Я наклоняюсь и сжимаю его руку:
– Брэд, тебе совершенно ни к чему жалеть о том, о чем не жалею я. Теперь у меня есть деньги. Я могу продолжать поиски. Я непременно найду отца, друг мой. И это стоит любых затрат.
По губам Брэда скользит грустная улыбка.
– Что ж, наверное, хорошо, что ты уверена в победе. Я позвоню Полонски и попрошу его продолжить поиски.
– Как ты провел время в Сан-Франциско? – Я перевожу разговор на другое.
Брэд, уже в который раз, тяжело вздыхает:
– Неплохо. Правда, Дженна была очень занята. Представь себе, она сейчас пишет роман.
Он рассказывает, как они ездили в Халф-Мун-Бей, но я слушаю вполуха. Мысли мои поглощены неведомым отцом. Интересно, он похож на меня? Точнее, похожа ли я на него? Что он за человек? Обрадуется он, узнав, что у него есть взрослая дочь, или, напротив, не испытает ничего, кроме стыда и досады? А что, если он уже умер, приходит мне в голову, и сердце мое сжимается.
– Слушай, а Полонски искал Джонни Мэннса… только среди живых?
– Что?
– Мне нужно найти отца, жив он или мертв. Пусть Полонски поднимет свидетельства о смерти. Может, там отыщется кто-нибудь подходящий.
Брэд смотрит на меня с сочувствием и делает пометку в своем блокноте, скорее всего, только для того, чтобы меня успокоить.
– Как прошел День благодарения? – спрашивает он.
Я рассказываю о разрыве с Эндрю. Брэд пытается не выдать своих чувств, но в глазах его светится одобрение.
– Тебе необходим человек, который разделяет твои мечты, – говорит он, когда я умолкаю. – Ты этого заслуживаешь. И твоя мама никогда не верила, что Эндрю – тот человек, который тебе нужен.
– Может быть. Но теперь, когда я осталась одна, достижение некоторых целей стало особенно проблематичным.
Брэд смотрит мне прямо в глаза:
– Ты не долго будешь одна. Поверь мне.
Сердце мое совершает радостный кульбит. Чему радуешься, тут же одергиваю я себя. Брэд не свободен. Можешь на него не облизываться.
– Хочется верить, что ты прав, – говорю я, глядя в окно. – Так или иначе, после ухода Эндрю мне было невероятно тоскливо. И я решила провести праздник в Джошуа-Хаусе.
– Джошуа-Хаусе?
– Это приют для бездомных женщин. Там живет одна моя ученица. Ты себе не представляешь, как они мне обрадовались, кроме директора, которая в принципе недолюбливает белых. В приюте есть несколько человек, страдающих психическими заболеваниями. Но в большинстве своем там живут совершенно нормальные женщины, попавшие в сложную жизненную ситуацию.
– Вот как? – Брэд смотрит на меня с любопытством.
– Например, Мерседес – мать-одиночка, которая взяла ипотечный кредит с регулируемой процентной ставкой. Не смогла в срок выплатить проценты, лишилась прав на свою квартиру и осталась ни с чем. К счастью, она узнала о Джошуа-Хаусе. Теперь у нее и у детей хотя бы есть крыша над головой. – (Брэд смотрит на меня с улыбкой.) – Чему это ты улыбаешься?
– Ничему. Просто приятно на тебя смотреть. Если хочешь знать, я тобой восхищаюсь.
– Да ну тебя! – отмахиваюсь я. – Кстати, я решила работать в этом приюте волонтером. Буду дежурить каждую неделю, в ночь с понедельника на вторник. Ты должен там побывать и познакомиться с этими женщинами, особенно с Санквитой. Конечно, характер у этой девочки непростой. Но тем приятнее было, когда она попросила меня остаться на праздничный обед.
Брэд многозначительно поднимает указательный палец и встает. Подходит к шкафу и возвращается с хорошо знакомым мне розовым конвертом в руках:
– Прими мои поздравления.
Я различаю на конверте номер двенадцать и надпись: «Помогать бедным». Смотрю на Брэда в полной растерянности:
– Но я же еще… разве я…
– Ты и сама не заметила, как выполнила этот пункт. Действовала по зову сердца, без всяких скрытых мотивов. Именно этого и хотела твоя мама.
Я вспоминаю, как на прошлой неделе сделала пожертвование в «Хейфер интернешнл». У меня ушло на это пять минут, но другого способа приблизиться к получению заветного конверта я придумать не могла. Разумеется, мама хотела от меня иного, но где взять бедняков, которые нуждаются в моей помощи? И тут Провидение воздвигло на моем пути Джошуа-Хаус.
– Открыть? – спрашивает Брэд, указывая на конверт.
Я киваю, не доверяя собственному голосу.
– «Дорогая Бретт, возможно, ты помнишь историю, которую я рассказывала тебе, когда ты была маленькой. Сказку о человеке, который искал свое счастье. Он обошел весь свет и всех, кто ему встречался по пути, спрашивал, не известен ли им секрет счастливой жизни. Но никто не мог ему помочь. Наконец он встретил Будду, который согласился открыть этот секрет. Будда взял этого человека за руки, взглянул ему прямо в глаза и сказал:
– Никогда не делай зла. Всегда делай только добро.
Человек взглянул на Будду в недоумении.
– Но это слишком просто, – сказал он. – Этот секрет я знал, даже когда мне было три года от роду.
– Да, в детстве мы все об этом знаем, – ответил Будда. – А когда вырастаем, предпочитаем забыть.
Девочка моя, ты вспомнила секрет Будды, и я поздравляю тебя с этим. Теперь ты убедилась на собственном опыте: добрые дела наполняют жизнь счастьем».
Я заливаюсь слезами. Брэд опускается на подлокотник моего кресла и гладит меня по голове.
– Я так тоскую по ней, – всхлипываю я. – Так сильно тоскую…
– Знаю, – говорит он. – Мне знакомо это чувство.
Голос его слегка дрожит. Я поднимаю голову и вытираю глаза:
– Ты… ты скучаешь по своему отцу, да?
Он судорожно сглатывает и кивает:
– Да, по тому человеку, каким он был прежде.
Настает мой черед утешать его и гладить по голове.
Я очень быстро устаю. Плачу еще чаще, чем прежде. Мои груди, кажется, стали чувствительнее. Хотя со времени моих последних месячных мы с Эндрю занимались сексом всего два раза, я невольно начинаю надеяться… Нет! Об этом нельзя думать. Иначе я вспугну это чудо. И все же иногда в душе моей начинают бурлить пузырьки радости, и в такие моменты я едва не парю над землей.
Но в среду мне приходится заняться совсем не радостным делом. В четыре часа дня я приезжаю в квартиру Эндрю, нагруженная пустыми коробками, открываю дверь и зажигаю свет. В квартире холодно и безжизненно, и по спине у меня пробегает дрожь. Я кидаю на диван пальто и перчатки и поднимаюсь в спальню. Пока Эндрю не вернулся с работы, надо собрать свои вещи и уйти.
Времени мало, поэтому я бросаю свою одежду в коробки как попало. Сначала опустошаю платяной шкаф, потом принимаюсь за комод. И когда я успела накупить такую пропасть шмотья? На ум мне приходят обитательницы Джошуа-Хауса. В распоряжении каждой всего три ящика комода и половина небольшого шкафа. Меня охватывает чувство стыда за собственную ненасытность. Я загружаю четыре набитых до отказа коробки в багажник, отвожу в мамин дом, оставляю в холле и возвращаюсь за следующей порцией.
К восьми часам вечера я полностью вымотана. В квартире не осталось ни одной вещи, принадлежащей мне. Ни одежды, ни белья, ни косметики, ни шампуня. Вертя на пальце ключи от машины, я в последний раз прохожу через гостиную. Мысленно отмечаю все предметы обстановки, которые когда-то купила, мечтая сделать этот дом уютным. Да, когда-то я мечтала, что это будет мой дом. Я не только выплачивала половину ипотечного кредита и платила за свет и отопление, но и купила диван, кухонный стол, глубокое мягкое кресло и два телевизора. Поднимаюсь по лестнице и вспоминаю, как в первую же неделю после переезда сюда мы с Эндрю приобрели мебель для спальни. Широченную кровать из клена, два ночных столика и антикварный гардероб. Едва увидев эту громадину, я заявила, что не смогу без него жить. В ванной взгляд мой отмечает пушистые полотенца от «Ральфа Лорена» и коврик от «Миссони», которые я купила в магазине «Нейман Маркус». Я качаю головой, выключаю свет и спускаюсь по лестнице. В кухне, открыв шкаф, я любуюсь итальянскими тарелками, сверкающей посудой из нержавеющей стали, кофеваркой «Пасквини». В носу у меня начинает щипать.
Создается впечатление, что все в этом доме куплено мной. Если подсчитать, выяснится, что я потратила десятки тысяч долларов. Но я не могу вывезти всю обстановку, оставив Эндрю голые стены. Он лопнет от ярости. К тому же что мне делать с такой кучей мебели? Отправить на склад до тех пор, пока у меня не появится собственное жилье? Когда это произойдет, спрашивается? А что, если я действительно… Ну, в общем, сами понимаете что. Тогда я должна буду вернуться сюда? Или нет?