– Помните, утром вы обещали как-нибудь пригласить меня пообедать?
– Да, – откликается Гаррет, как мне кажется, не слишком решительно.
Я набираю в грудь побольше воздуха и зажмуриваю глаза, словно перед прыжком в холодную воду:
– А не хотите прямо сейчас выпить со мной чашечку кофе? Или пропустить глоток чего-нибудь покрепче?
Затаив дыхание, я ожидаю ответа. Наконец в трубке раздается его голос, в котором звучит улыбка:
– С удовольствием. В вашем обществе я готов пить что угодно.
Как я и предполагала, на дорогах коллапс. Отправляться в модные заведения, где мы бывали с Эндрю, у меня нет ни малейшего желания. Останавливаю свой выбор на «Петтеринос», ресторане и баре в стиле сороковых годов неподалеку от Чикаго-Луп. По-моему, Гаррету должно там понравиться. Но вот уже пять сорок, а я по-прежнему торчу в пробке на Южной стороне, в нескольких милях от своей цели. К шести мне никак не добраться. Кляну себя за то, что утром стерла сообщение Гаррета, не записав номер его мобильного.
Звонит мой мобильник. Первая мысль: это Гаррет, хочет сообщить, что тоже застрял в пробке. Но это невозможно, у него ведь нет моего номера.
– Это Джин Андерсон из приюта Джошуа-Хаус, – раздается в трубке. – Вы должны заступить на смену в девять. Но вам придется подъехать пораньше.
У меня волосы встают дыбом. Что себе воображает эта женщина? Кажется, она считает, что я обязана изменять свои планы по первому ее слову?
– К сожалению, это невозможно, – произношу я непререкаемым тоном. – На этот вечер у меня намечены важные дела. Возможно, у меня получится приехать к восьми, но обещать не могу.
– У Санквиты серьезные проблемы. Началось кровотечение.
Я роняю телефон на пассажирское сиденье и разворачиваюсь на 180 градусов. Другие машины сердито гудят, но я не обращаю на них внимания. Все мои мысли поглощены грустной девочкой с ореховыми глазами, готовой умереть ради своего будущего ребенка.
«Господи, не дай малышу погибнуть!» – беззвучно молюсь я по пути в приют.
Я торможу у тротуара и вижу белый «шевроле» Джин. Она выскакивает из него и бежит мне навстречу.
– Я везу Санквиту в больницу, – бросает она. – На столе в кабинете – листок с инструкциями.
Я подбегаю к машине и открываю заднюю дверцу. Санквита лежит на сиденье и поглаживает свой живот. Ее одутловатое лицо покрыто бисеринками пота, однако она улыбается, увидев меня. Я крепко сжимаю ее руку:
– Держись, лапочка!
– Вы придете завтра? У меня ведь скоро экзамены.
Несмотря ни на что, она полна решимости окончить школу. Я сглатываю ком, подступивший к горлу:
– Не волнуйся. Проблему с экзаменами мы решим. Учителя все поймут.
Взгляд ее пронзает меня насквозь.
– Помолитесь за моего малыша, мисс Бретт.
Я молча киваю и закрываю дверцу. Шепчу молитву, глядя вслед отъезжающей машине.
На столе в кабинете я нахожу листок с распоряжениями Джин и подробным описанием конфликта, вспыхнувшего между двумя обитательницами приюта. Джин выражает надежду, что я сумею примирить их. Но прежде всего я должна позвонить в бар «Петтеринос» и извиниться перед Гарретом. Я обшариваю стол глазами в поисках телефонной книги. Но тут из гостиной доносятся злобные крики. Я выскакиваю из кабинета и сразу оказываюсь на поле брани.
– Верни мои деньги, воровка проклятая, или я тебя придушу! – визжит Юлония.
Лицо ее побагровело от ярости. Она размахивает руками перед лицом Тани. Но Таня тоже не робкого десятка.
– Сказано тебе, не брала я твоих гребаных денег! – орет она. – Видно, ты сама их пропила, а потом валишь на других! Или засунула куда-нибудь! Поищи у себя в ящике, неряха!
– Успокойтесь, леди. – Я стараюсь говорить спокойно и твердо, но голос предательски дрожит. – Давайте не будем оскорблять друг друга.
Но, в точности как подростки из школы Дугласа Киза, они не обращают на меня ни малейшего внимания. Другие женщины выходят из своих комнат, чтобы посмотреть спектакль.
– Может, я и неряха, зато не воровка, как некоторые! – уперев руки в бедра, идет в наступление Юлония. – За всю жизнь не взяла чужого! Всю жизнь вкалываю как проклятая! А ты сидишь целый день на своей жирной заднице, выглядываешь, где что плохо лежит.
Некоторые зрители разражаются одобрительными возгласами. На экране всеми забытого телевизора судья Джуди сурово распекает правонарушителя. Я пытаюсь взять ее за образец для подражания.
– Леди, прекратите немедленно!
Таня поворачивается, словно собираясь уйти, но неожиданно делает стремительный пируэт и заезжает кулаком в челюсть Юлонии. Ошарашенная Юлония прижимает руки ко рту, на пальцах у нее кровь.
– Ах ты, сука поганая! – вопит она, вцепляясь в волосы Тани и тут же выдирая порядочный клок.
Таня, оглушительно вереща, начинает молотить соперницу куда попало. На мое счастье, Мерседес обхватывает ее сзади за талию и тащит прочь. Я хватаю Юлонию за руку и волоку в кабинет. Пинком открываю дверь, а когда мы оказываемся внутри, запираю трясущимися руками. Юлония изрыгает проклятия, на лбу у нее вздулись жилы. Но, по крайней мере, она временно обезврежена. Из-за двери доносятся крики Тани, однако, похоже, она утрачивает боевой пыл. С трудом переводя дыхание, я усаживаюсь на стол и указываю на кровать:
– Садитесь.
Юлония опускается на краешек кровати. Кулаки ее сжаты, разбитые губы кровоточат.
– Она украла мои деньги, мисс Бретт. Больше некому.
– О какой сумме идет речь?
– Семь долларов.
– Семь долларов? – недоверчиво переспрашиваю я.
Судя по накалу страстей, я думала, что пропало несколько сотен. В очередной раз я испытываю острый приступ стыда. Для тех, кто всю жизнь терпит нужду, семь долларов – это целое состояние.
– А почему вы решили, что это сделала именно Таня?
– Только она знала, где я прячу свою заначку, – цедит Юлония сквозь зубы.
– Но, может быть, вы сами потратили деньги, а потом забыли, – предполагаю я. – Со мной такое постоянно случается. Заглядываю в пустой кошелек и думаю, что потеряла деньги. А потом припоминаю все свои траты и выясняю, что все сходится.
Юлония смотрит на меня, сдвинув брови:
– Угу. Только со мной так не бывает. – Она вскидывает голову и мигает, сгоняя слезы. – Мне нужно купить Мианне новый школьный рюкзак. А то она ходит с каким-то рваньем. Такие, как ей нужно, сто́ят в «Уолмарте» четырнадцать долларов. Я уже накопила половину, а эта паскуда их у меня сперла.
Всем сердцем я изнываю от желания достать кошелек и дать ей четырнадцать долларов. Увы, это строжайше запрещено правилами приюта.
– Знаете что, Юлония? Вам нужен маленький сейф. Я постараюсь привезти его вам завтра. Тогда уже никто не сможет покуситься на вашу заначку.
Юлония улыбается:
– Классно! Но все равно украденных денег не вернешь. Вы не представляете, сколько времени я копила эти несчастные семь долларов.
Нет, не представляю. Совершенно не представляю. По причинам, которые находятся выше моего разумения, мне страшно повезло. Я выросла, окруженная любовью, получила хорошее образование и не знала нужды в деньгах. Меня захлестывает поток чувств, в котором соединяются благодарность, чувство вины, жалость к тем, кто лишен всего этого, и тоска по утраченному.
– А этот рюкзак, который нужен вашей дочери, какого он цвета?
– Она хотела ярко-красный.
– Они продаются в «Уолмарте» в детском отделе?
– Да.
– Юлония, мне кажется, у меня есть именно такой рюкзачок. Купила его для племянницы, но оказалось, что школьных сумок у нее более чем достаточно. Так что рюкзак совершенно новый. Могу отдать его вам. Возьмете?
Юлония буравит меня взглядом, словно пытается понять, не обман ли все это.
– И ваш рюкзак ярко-красный?
– Ага.
На лице Юлонии вспыхивает румянец.
– Это было бы здорово! А то старая сумка Мианны уже никуда не годится. Конечно, ей стыдно с такой ходить.
– Отлично. Завтра привезу.
– И маленький сейф тоже?
– Да, и маленький сейф.
Я сижу за столом и массирую себе виски. Наконец собираюсь с силами, нахожу бланк отчета о происшествиях и начинаю его заполнять. Дата: «5 января». Время… Я смотрю на часы, записываю: «7:15», тут же испускаю крик: «Нет!» – и роняю ручку. Я выдвигаю ящики стола, извлекаю телефонную книгу и листаю ее со всей доступной мне скоростью. Наконец нахожу номер ресторана «Петтеринос».
– Добрый вечер! – говорю я поднявшему трубку метрдотелю. – Я собиралась встретиться с другом в вашем ресторане, но, увы, возникли некоторые осложнения. Надеюсь, он еще здесь. Его зовут доктор Гаррет Тейлор. Он…
Тут до меня доходит, что я совершенно не представляю, как выглядит Гаррет.
– В общем, он, скорее всего, сидит за столиком в одиночестве.
– Вы, как я полагаю, мисс Болингер?
С души у меня точно камень сваливается.
– Да-да, она самая, – отвечаю я со смехом. – Могу я поговорить с ним?
– Мне очень жаль, мисс Болингер, но доктор Тейлор ушел пять минут назад.
Глава 21
Я звоню в больницу почти каждый час. В три часа ночи мисс Джин сообщила, что Санквите лучше. Утром, после завтрака, когда я складываю грязную посуду в посудомойку, с улицы доносится звук подъехавшей машины. Я пулей вылетаю из кухни, и не успевает Джин выключить зажигание, как я уже распахиваю заднюю дверцу. Санквита бессильно лежит на заднем сиденье, прислонившись головой к окну.
– Привет, солнышко. Ну, как ты себя чувствуешь?
Глаза девочки кажутся остекленевшими, под ними залегли темные круги.
– Они дали мне какое-то лекарство, чтобы прекратить сокращение матки.
Мы с Джин вдвоем вносим Санквиту по ступенькам крыльца. Когда мы подходим к лестнице, я говорю, что справлюсь одна. Кажется, Санквита весит меньше, чем Руди. Я отношу ее в комнату и опускаю на кровать.
– Я должна сдать экзамены, – вздыхает Санквита. – Непременно должна.
– Давай поговорим об этом попозже. Сейчас тебе надо отдохнуть. – Я целую Санквиту в лоб и выключаю лампу. – Постарайся уснуть. Я скоро загляну, посмотрю, как ты.