Улыбка сползает с моего лица. Я провожу пальцем по краешку стакана с водой:
– Сказать честно, Брэд? Я решила, что это часть маминого плана. Познакомить меня с тобой и все такое. Возможно, мама считала, что из нас получится неплохая парочка…
Брэд резко поворачивается ко мне:
– Ты ошибаешься. Твоя мама знала, что я… не свободен. На том благотворительном вечере, когда мы с ней познакомились, я был с Дженной. Вряд ли она замышляла что-нибудь… насчет нас с тобой.
Ощущение такое, словно я получила удар под дых.
– Тогда зачем все это, Брэд? Я имею в виду, зачем мама поручила это дело тебе? Почему настаивала на том, чтобы именно ты распечатывал каждое ее письмо? Зачем ей понадобилось устраивать все так, чтобы мы с тобой постоянно встречались?
– Хоть убей, не знаю. – Брэд пожимает плечами. – Могу только предположить, что она прониклась ко мне симпатией. И решила, что тебе будет приятно иметь со мной дело. – Он задумчиво потирает подбородок. – Конечно, все это слишком притянуто за уши.
– Да уж! – насмешливо восклицаю я. – Но, так или иначе, я вообразила, что мама хотела с того света устроить наш роман. Иначе у меня никогда не хватило бы смелости… – Щеки мои заливает румянец, но я заставляю себя закончить фразу: – Не хватило бы смелости так поступить.
– Ты имеешь в виду, ты не стала бы меня соблазнять? – уточняет несносный Брэд.
Я пытаюсь испепелить его взглядом:
– Если мне не изменяет память, это ты первым пытался меня соблазнить. А я лишь пошла навстречу твоим домогательствам… неделю спустя.
– Значит, мы с тобой квиты, – смеется Брэд. – Ну что ж, на то и праздники, чтобы немного развлечься. Имей снисхождение к капризам одинокого мужчины.
Я хохочу. Неловкость, висевшая в воздухе, развеивается без остатка. Мы снова становимся прежними.
– Через две недели Дженна собирается приехать в Чикаго, – сообщает Брэд. – Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Если ты не против, конечно.
– Буду рада с ней встретиться, – говорю я, ничуть не покривив душой.
Он слегка сжимает мне руку повыше локтя и бросает взгляд в зал:
– Похоже, наш столик уже накрыт.
Мы садимся за стол у окна. Я рассказываю о Питере, Санквите и других своих учениках.
– Санквита едва не потеряла ребенка. Кровотечение удалось остановить, но положение очень серьезное. – (Брэд молча смотрит на меня; на губах его играет улыбка.) – Что это ты улыбаешься?
– Да так. Сейчас ты совсем не похожа на ту молодую женщину, что вошла в мой офис несколько месяцев назад. Твоя новая работа тебе действительно по душе?
– Конечно. А тебе что, трудно в это поверить?
– Да нет. Просто вспоминаю, как ты хныкала, скулила и говорила, что никогда не станешь учительницей. Что это сущая пытка. Выходит, Элизабет знала тебя лучше, чем ты сама.
– Когда это я хныкала и скулила? – сердито прищурившись, спрашиваю я.
– А-а, правда глаза колет, – хохочет он.
– Хорошо, не буду спорить, мне было не по себе. Я и сейчас считаю, что работать в школе – это сущая пытка. Домашняя учительница – это совсем другое дело. С целым классом сорванцов мне не справиться. Не знаю, что на этот счет думала мама. Но мне просто повезло.
Брэд вытаскивает из кармана розовый конверт. Цель номер двенадцать.
– Ты работаешь учительницей уже три месяца, – говорит он. – И ты заслужила свою награду.
Он вскрывает конверт и начинает читать:
– «Поздравляю, милая моя доченька! Ох, как я рада, что тебе нравится твоя новая работа! Хотела бы я знать, где ты преподаешь. Но уверена, что не в обычной школе. У тебя вряд ли получится держать в узде ораву детей».
У меня перехватывает дыхание.
– «Не сочти мои слова обидными, дорогая. Мария тоже не умела быть строгой с детьми фон Траппа, и мы любим ее за это».
Я улыбаюсь, представив, как мы с мамой, уютно устроившись на диване, лакомимся попкорном и смотрим наш любимый фильм «Звуки музыки».
– «Ты такая же идеалистка, как Мария, моя девочка, и это прекрасно. Ты веришь, что окружающие всегда будут платить добром за твою доброту. Но дети бывают жестоки к тем, кто кажется им излишне чувствительным. Особенно если они хотят произвести впечатление на своих ровесников».
Что верно, то верно, думаю я, вспоминая своих учеников в школах Мидоудейл и Дугласа Киза. Да и поведение Питера – лучшее подтверждение маминых слов.
– «Полагаю, ты занимаешься с детьми в небольших группах или индивидуально. Я угадала? Как бы мне хотелось угадать! Но, так или иначе, не сомневаюсь: твои ученики тебя обожают. Им очень с тобой повезло, ведь ты настоящий кладезь терпения и доброжелательности. Дорогая, я горжусь тобой! Ты замечательно справлялась с обязанностями менеджера по рекламе. Но я всегда знала, твое призвание – работать с детьми. Как я рада, что ты не изменила своему призванию!»
Я беру письмо из рук Брэда и пытаюсь читать. Глаза мои полны слез, строчки расплываются. Да, мама все предугадала. Она затеяла эту игру, сознавая, что жизнь моя зашла не в ту колею. Она хотела, чтобы я нашла свой путь, на котором смогу стать счастливой. Как же мне хочется, чтобы ее надежды оправдались!
На следующей неделе телефонный звонок застает меня в машине по пути на работу. Это Джонни. Что ему нужно? Хочет сообщить, сколько раз вчера чихнула его принцесса? Затормозив, я сознаю, что на Западном побережье сейчас глубокая ночь. По спине у меня пробегает холодок тревожного предчувствия.
– Доброе утро, Бретт. – Голос его звучит так глухо, словно он валится с ног от усталости. – Думаю, тебе стоит знать. Зои в больнице.
У меня отвисает челюсть. Нет! У Зои обычная простуда. С простудой в больницу не кладут!
– Что с ней? – спрашиваю я, судорожно сжимая телефон.
– Пневмония. Именно этого я и боялся. Бедный ребенок, у нее с рождения проблемы с легкими.
Меня пронзает чувство стыда. Моя маленькая сестричка больна, тяжело больна. А я все это время дико ревновала и жалела себя.
– Ох, Джон, мне так жаль, – бормочу я. – Но она поправится, непременно поправится.
– Надеюсь, поправится. Зои – настоящий боец.
– Скажи, я могу как-нибудь ей помочь?
– Увы, все, что нам сейчас остается, – терпеливо ждать. Прошу тебя, думай о ней время от времени, хорошо?
– Я всегда о ней думаю. Пожалуйста, обними ее за меня. Скажи, что я молюсь за нее и прошу ее не сдаваться.
– И вот еще, Бретт, если тебе не трудно, пожалуйста, посылай нам открытки по-прежнему. Зои не захотела с ними расставаться, взяла их с собой в больницу. Все твои открытки лежат у нее на ночном столике.
Я покаянно закрываю глаза. А я-то подозревала, что он вообще не передает моих открыток Зои. Слезы ручьями текут по моим щекам. Как я могла не доверять отцу? Как могла считать пустяком болезнь сестры, которая так его тревожила?
Глава 22
Февраль – самый короткий месяц в году, но мне кажется, он тянется бесконечно. Дни стоят серые, ненастные, и это настроения не улучшает. Каждый день посылаю Зои открытки, цветы и воздушные шарики. В прошлую пятницу ее выписали из больницы, а в понедельник увезли туда вновь. Похоже, у бедной девочки не хватает сил справиться с болезнью. Мне, отделенной от нее расстоянием в две тысячи миль, остается лишь изнывать от сознания собственной беспомощности.
Сегодня – тринадцатый день, как я живу в мамином доме. Если, конечно, исходить из того, что после каждой ночевки в Джошуа-Хаусе отсчет времени начинается вновь. Внутри у меня все сжимается, когда я вспоминаю слова Джоада: «Мне просто казалось, именно ты намерена неукоснительно соблюдать волю мамы». Неужели он прав и мама не хотела, чтобы я поселилась в ее доме? Учитывая все мои потери, оставить меня без крова было бы жестоко. А маму никто и никогда не мог обвинить в жестокости.
И все же упрек Джоада постоянно звучит у меня в ушах. Утром в субботу я решаю продолжить поиски жилья. Надо съездить в Пилсен, посмотреть, какие квартиры там предлагаются, а после сообщить Джоаду и Брэду, что мне вновь не удалось подобрать ничего подходящего. И все мы со спокойной совестью будем жить дальше.
В Пилсене царит оживление. Мне говорили, что здесь расположены лучшие в городе мексиканские рестораны. Проезжая по улицам, я отмечаю, что атмосфера действительно проникнута латиноамериканским духом. На одном углу – мексиканская булочная, на другом – мексиканская бакалея. Повсюду продаются мексиканские сувениры и поделки. Да, этот этнический заповедник выглядит очень привлекательно. И, судя по всему, здесь полно людей, занятых поисками новой жизни… В точности как я.
Я поворачиваю направо и оказываюсь на тихой улице. Асфальт здесь покрыт бесчисленными выбоинами, дома, как и во всем Пилсене, по большей части довоенной постройки, невысокие, обшитые деревом. Почти все отчаянно нуждаются в ремонте. Проехав мимо пустыря, усеянного бутылками и жестяными банками, я решаю, что видела достаточно.
Что ж, я выполнила свой долг и теперь с чистой совестью могу сказать, что потратила субботнее утро на поиски квартиры. Но прежде, чем я успеваю развернуться и умчаться прочь, взгляд мой привлекает вывеска «Сдается квартира». Я подъезжаю ближе и вижу симпатичный дом из красного кирпича… Тот самый дом, на который я положила глаз в Интернете месяца полтора назад! Поверить не могу, что до сих пор не нашлось людей, желающих здесь поселиться. Это может означать только одно: внутри царит полный отстой. Но снаружи дом выглядит очень привлекательно.
Двор огорожен железной решеткой, каждое из пяти окон украшено декоративными ярко-желтыми карнизами. Десяток бетонных ступенек ведет к двойным дверям, по обеим сторонам крыльца – вазы с пластиковыми цветами. Сразу видно, владелец, кто бы он ни был, гордится своим домом.
Я задумчиво барабаню пальцами по рулю. Несомненно, дом выглядит очень мило, но разве я хочу покинуть мамин великолепный особняк и перебраться сюда? На Астор-стрит мне так комфортно и уютно. Уверена, это вполне отвечает желаниям мамы.