Папа сидит рядом со мной, а Брэд подходит к окну и наклоняется к Зои:
– Зои, милая, а ты не хочешь прокатиться со мной в лифте? Я покажу тебе другое окно, еще круче.
Глаза Зои радостно блестят. Она бросает взгляд на папу, спрашивая разрешения.
– Конечно, лапочка. Только подожди немного. Сейчас мистер Мидар прочтет нам всем письмо, которое написала мама Бретт.
Брэд качает головой:
– На этот раз я не буду читать. Вы с Бретт прочтете сами, без свидетелей. Думаю, Элизабет хотела, чтобы все было именно так.
Взяв Зои за руку, он выходит из офиса и закрывает за собой дверь.
Я достаю письмо из конверта и кладу его на стол. Отец накрывает мою руку своей. Мы читаем письмо – про себя, в полной тишине.
Дорогая Бретт,
тридцать пять лет назад я дала обещание, о котором потом горько сожалела. Я обещала Чарльзу Болингеру скрыть, что он не отец тебе. Взамен он обещал относиться к тебе как к собственной дочери. Приходится признать, он не слишком хорошо выполнял свою часть договора. Но я привыкла держать слово и хранила тайну неукоснительно.
Множество раз мне хотелось открыть тебе правду. Я видела, что несложившиеся отношения с Чарльзом травмируют твою душу. Я просила его избавить меня от данного обещания, но он был непреклонен. То ли по глупости, то ли из чувства вины я покорялась ему и оберегала его достоинство. К тому же я понятия не имела, где находится твой настоящий отец, и боялась, что правда лишь усугубит твою душевную травму. Мне не хотелось укреплять тебя в сознании того, что ты не нужна отцу, кто бы им ни был.
Надеюсь, любовь моя, ты найдешь в себе силы простить и меня, и Чарльза. Прошу тебя, пойми, ему тоже было нелегко. Своим существованием ты постоянно напоминала ему о моей измене, поэтому он был не в состоянии увидеть, какая у него замечательная дочь. Но для меня ты стала подарком судьбы, главной радостью всей моей жизни, радугой, засиявшей в небе после бури. Господи, конечно, я не заслужила такого подарка! И все же частица человека, которого я любила, вернулась ко мне, и душу мою вновь наполнила музыка.
Представь себе, после того как мы расстались с твоим отцом – твоим настоящим отцом, – мой мир погрузился в тягостную тишину. Лишь много лет спустя я поняла, что пойти на разрыв его подвигли не эгоизм и юношеская безответственность, а самоотверженная забота о моем покое и счастье. Я любила его слишком отчаянно. Ради того, чтобы не разлучаться с ним, я была готова на все – даже на то, что впоследствии неминуемо разрушило бы мою душу. Он уберег меня от непоправимого шага, и я бесконечно благодарна ему за это.
Все мои попытки узнать хоть что-нибудь о твоем отце остались безуспешными. После развода с Чарльзом я даже наняла детектива, но поиски ни к чему не привели. Но сейчас, когда я пишу эти строки, интуиция подсказывает мне, что ты сумеешь его отыскать. Заранее радуюсь за вас обоих. Твой отец – исключительный человек. Бесспорно, всякая супружеская измена – это ложь и обман, способные отравить любое чувство. И все же моя любовь к твоему отцу была сильной и чистой, как ветер прерий.
Ты часто спрашивала меня, почему после развода с Чарльзом я не связала свою жизнь с другим мужчиной. Я всегда отшучивалась, говорила, что в этом нет необходимости, так как у меня уже есть любовь всей моей жизни. И это было правдой.
Дорогая моя доченька, спасибо тебе за то, что ты связала наши жизни воедино. Все самое хорошее в тебе – доброту, расположенность к людям, легкий характер – ты получила от него в наследство. Я признательна вам обоим, ибо благодаря вам я узнала, что такое любовь.
Навеки твоя.
В субботу в доме на Астор-стрит царит оживление. Окажись среди нас мама, она бы радовалась тому, что прежние любовь и дружба встретились с нынешними, а некогда разрозненная семья воссоединилась. Кэрри и ее выводок прибыли сразу после полудня. Вскоре вслед за ними приехали родители Кэрри. Пока мы с Кэрри и Стеллой готовим на кухне лазанью, Мэри, Дэвид и Джон, сидя на террасе, потягивают бренди и хохочут, вспоминая былые времена в Роджерс-Парке. Остин, сидя в качалке у окна, грызет резиновую рыбку и наблюдает, как дети Кэрри и Зои играют во дворе в классики.
Кэрри решает приготовить свое коронное блюдо – шоколадный торт без муки.
– Надо правильно рассчитать время, чтобы подать его на стол теплым.
– У меня уже слюнки текут, – улыбаюсь я. – Миксер стоит в шкафу над плитой.
– Пойду накрою на стол, – предлагает Стелла, но через несколько мгновений она окликает меня из столовой. – Бретт, где у тебя лежат скатерти и салфетки?
– Господи, вот раззява! – Я ударяю себя по лбу. – Я забыла забрать скатерти из химчистки.
Стелла входит в кухню со стопкой бумажных салфеток и пеленок:
– Не переживай, это вполне сойдет.
– Нет, я хотела, чтобы сегодня на столе была ирландская скатерть, вышитая вручную. Мама всегда использовала ее в особо торжественных случаях. А сегодня именно такой случай! – Я бросаю взгляд на часы. – Пожалуй, я сгоняю в химчистку. Буду через полчаса.
Как и положено в августе, день сегодня теплый и ясный, по лазури неба проплывают белоснежные перистые облака. Прогноз погоды пугает грозами и резким похолоданием, но пока в это трудно поверить. Мурлыча под нос «What a Wonderful World», я бодро шагаю по тротуару. Впереди бежит Руди, Остин дремлет в рюкзачке-кенгурушке у меня на груди.
У самой химчистки Мойера на скамейке сидит эффектная блондинка, у ее ног – черный лабрадор на поводке.
Руди обнюхивается с дружелюбным псом и начинает слегка задирать его, надеясь затеять игру.
– Прекрати, Руди! Веди себя хорошо! – Я привязываю поводок к скамейке, улыбаюсь блондинке, но она сосредоточенно пялится на экран своего мобильника и не замечает ничего вокруг.
Я вхожу в химчистку. Звон колокольчика сообщает о моем приходе. Скоро пять, рабочий день заканчивается. Кроме меня, в химчистке всего один клиент, высокий мужчина с темными волнистыми волосами. Он болтает с приемщицей за прилавком, точнее, слушает ее болтовню. Я упираюсь взглядом ему в затылок и мысленно приказываю: «Заканчивай разговоры и уходи!» Но он, не поддаваясь моему гипнозу, хохочет над какой-то шуткой приемщицы. Наконец протягивает ей квитанцию. Она отправляется на поиски его вещей и через несколько секунд возвращается с плащом, упакованным в пластиковый пакет.
– Как новенький, – говорит она и вешает плащ на металлический кронштейн.
Я смотрю на плащ… потом на мужчину… и снова на плащ…
Да это же плащ от «Барберри», столь хорошо мне знакомый.
– Выглядит отлично, – говорит его владелец.
Голова у меня идет кругом. Вдруг это мистер Барберри? Нет, я уже убедилась, что подобных плащей на свете немало.
Он расплачивается и забирает свой плащ.
– Спасибо, Мерилин. Хороших выходных.
Он поворачивается. Взгляд карих глаз с золотыми искорками падает на Остин.
– Привет, котенок! – говорит он.
Остин таращит на незнакомца глазенки и расплывается в улыбке. Он тоже улыбается, вокруг его глаз лучиками разбегаются морщинки. Но вот он поднимает взгляд на меня. Сначала в глазах его плещется растерянность, потом вспыхивает огонек узнавания.
– Мы с вами уже встречались! – восклицает он. – Я давно вас преследую. Сначала пролил кофе на ваше пальто. Помните, мы столкнулись в дверях вашего дома. Потом я видел вас утром у озера, когда совершал пробежку.
Слушая его глубокий волнующий голос, я не могу отделаться от ощущения, что передо мной – старый друг. А ведь мы с ним практически не знакомы.
– В последний раз я видел вас на железнодорожной платформе. Вы не успели вскочить в отходящий поезд и ужасно расстроились… – Он качает головой, словно смутившись. – Наверное, вы этого не помните…
Сердце мое ухитряется стучать где-то в висках. Отчаянно хочется признаться, что я расстроилась по одной-единственной причине – в отходящем поезде ехал он. Но я ограничиваюсь тем, что киваю:
– Почему же, я помню.
Он чуть придвигается ко мне:
– Правда?
– Конечно.
Он улыбается и протягивает мне руку:
– Думаю, настало время познакомиться. Меня зовут Гаррет. Гаррет Тейлор.
Я хватаю ртом воздух, как пойманная рыба.
– Вы… доктор Тейлор? – выдыхаю я, обретя дар речи. – Психиатр?
– Он самый, – удивленно кивает он. – А откуда вы меня знаете?
Время останавливается. Так вот почему его голос показался мне знакомым. Господи, неужели подобные совпадения бывают?! Доктор Тейлор и мистер Барберри – одно и то же лицо. Гаррет – вовсе не старый пень. Он видный мужчина слегка за сорок, у него нос с небольшой горбинкой и маленький шрам на скуле. В жизни не встречала такого привлекательного лица. В груди у меня порхают разноцветные колибри. Я пожимаю его руку и смеюсь:
– Гаррет, это я, Бретт Болингер.
– Господи боже! – У него глаза лезут на лоб. – Поверить не могу. Бретт, вы не представляете, как часто я о вас думал. Хотел позвонить вам, но потом решил, что вам это может показаться… – Он осекается, недоговоренная фраза повисает в воздухе.
– Мне казалось, вы должны быть намного старше, – признаюсь я. – Вы рассказывали, ваша мама начала работать учительницей еще в сороковых годах, а сестры уже на пенсии.
– Между младшей из моих сестер и мной разница в девятнадцать лет, – усмехается он. – Мое появление на свет стало для родителей сюрпризом.
Видно, он с детства обожает делать сюрпризы. Сегодня сделал сюрприз мне.
– Вы живете где-то поблизости? – спрашиваю я.
– На Гете-стрит.
– А я на Астор-стрит.
– Всего в одном квартале от меня.
– На самом деле, это дом моей матери. Этой зимой я переехала в Пилсен.
Гаррет протягивает Остин мизинец, и она за него хватается.
– За то время, как мы с вами не общались, у вас появился ребенок, – говорит он, и в голосе его слышится легкая грусть. – Поздравляю!
– Позвольте вам представить Остин Элизабет.