— Чувствуете? — спросила ребят Анна Николаевна. — Пахнет цветами. Я даже могу сказать, что это за травы. Дурман и паслен. Их используют в приворотных и отворотных зельях. Кто-то не просто навел на тебя порчу, Лизочка. Кто-то пытается отвратить твое сердце от Владимира. Значит, тут точно замешана женщина, которой Владимир знаком. И которая Владимиру знакома. Владимир, у вас много знакомых женщин?
— Сотрудниц по клинике — да.
— С кем-нибудь из них у вас была связь?
— Н-нет.
— Владимир, можете не смущаться и выложить здесь все.
— Боюсь, Лизочка будет меня напрасно ревновать. Лизок, то, что было, то прошло, веришь?
— Конечно, верю.
— Тогда ладно. Была у меня интрижка с Галей Моисеевой. Она тоже стоматолог. Лизок, но все кончено, клянусь!
— Да верю я, верю.
Анна Николаевна продолжила колдовство. Она вновь использовала Лизину кровь, потом волосы и наконец сказала:
— Никакая Галя Моисеева тут ни при чем. Это не порча. Это долговременное проклятие. И наложено оно на Лизу не человеком. Лиза в любой момент может умереть.
— Господи! — воскликнул Влад. — Это невозможно! Анна Николаевна, как нейтрализовать проклятие.
— Выхода два, — молвила ведьма. — Или уничтожить того, кто навел проклятие, или принести жертву. Большую жертву, так называемую гекатомбу.
— Что подразумевается под гекатомбой?
— Человеческое жертвоприношение.
— Кошмар какой-то…
И тут вошел Собхита. Его лицо светилось, как маленькое солнышко.
— Люди, вы не знаете, о чем говорите, — сказал Собхита. — Не нужно убийств и жертв. Нужна любовь и благословение.
— Но, Собхита… — начала было Анна Николаевна.
— Не прерывай меня, бабушка Аня, — сказал мальчик. Он подошел к Лизе и велел ей: — Склони голову, женщина.
Лиза повиновалась.
Мальчик возложил руки ей на голову:
— Избавляю тебя от проклятия, насланного богами. Теперь ты чиста.
При этих словах все вокруг засияло и заискрилось, словно включили тысячу электрических елочных гирлянд. Собхита держал руки на Лизиной голове, и молодая женщина чувствовала, как из нее уходят боль и страх.
— Вот и все. — Мальчик отнял руки. — Я могу играть дальше. А вы ничего не бойтесь. Боящийся несовершенен в любви.
И Собхита убежал, напевая песенку крокодила Гены.
— Что это было? — спросили друг у друга Владимир и Анна Николаевна.
— Это была благодать Будды Майтрейи, — благоговейно сказала Лиза. — Анна Николаевна, проверьте, есть ли еще на мне проклятие?
— И проверять нечего, — фыркнула Анна Николаевна. — Все чисто, как после ядерного удара. Даже грехи смыты. Я вам говорю — мальчик есть бог.
— Бог и Будда — разные понятия. А что, если этот мальчик и есть тот самый, что бросит вызов самому Творцу? Что будет судить богов и ангелов? Тот, чье явление миру будет двадцать первого декабря этого года?
— Не знаю, не знаю. Он такой чистый, такой невинный, такой милосердный. Вчера на его глазах умерла бабочка. Он оживил ее. Он истинный чудотворец!
— Что ж, кто б он ни был, — сказал Влад, — я благодарен ему за то, что он избавил от проклятия Лизу. А теперь мы все-таки поедем.
— Хорошо. Да будет благословен ваш путь. Лиза, а ты на-ка возьми амулет от порчи и сглаза. Носи его всегда на всякий случай.
Наши герои распрощались с мадам Гюллинг и отправились домой. Жара стояла нещадная, весь город будто вымер, прячась от нее в кондиционированных помещениях, заезжать никуда не хотелось.
Дома, к счастью, починили кондиционер. Кирилл сказал, что мастер только что ушел. Влад попросил Кирилла проверить распылители в саду, а сам занялся приготовлением ужина. Лиза сидела рядом на кухне и листала книги, купленные в магазине.
— Ну, что пишут? — спросил Влад, размешивая тесто для слоеных пирожков.
— Пишут, что любовью заниматься можно. В определенные месяцы и в определенной позе. И главное, не перестараться.
— Отлично. — Влад чмокнул жену в щеку. — Сегодня ночью воплотим это в реальность.
— Влад!
— Дорогая?
— Я хочу сегодня вечером съездить к Верейскому. У него сеанс. Я как ассистентка должна присутствовать.
— Хорошо, съездим. Хотя ты должна сказать миляге профессору, что скоро не будешь ассистенткой, а будешь мамой нашего бебика. А пока давай ужинать.
Влад быстро и профессионально напек слоеных булочек, сварил кофе и сделал салат с курицей. Они поужинали, потом вышли в сад. Жара не спадала, хотя солнце уже клонилось к закату.
Лиза села в шезлонг и утомленно закрыла глаза. Слишком много за сегодня ей пришлось пережить. Беременность, гипноз, порча… Если она так насыщенно будет жить, на старость, пожалуй, ничего не останется.
— Володик, — позвала она мужа. — Ты что делаешь?
— Нарезаю розы к нам в спальню. Хочу осыпать тебя розовыми лепестками.
— Ага, их потом пылесосом убирать замаешься. Лучше просто поставим розы в вазу.
— Ты напрочь лишена романтики.
— Зато не лишена здравомыслия. Ой!
— Что?
— Я хочу тебя поцеловать. И немедленно!
— Пожалуйста.
Они долго целовались и ласкали друг друга. Наконец Владимир с сожалением оторвался от жены и сказал:
— Если мы хотим ехать к Верейскому, то надо сделать это сейчас. Или я утащу тебя в спальню.
— Нет, нет, едем. Спальня остается на ночь.
И они поехали к Верейскому.
У профессора, как всегда, собрался оккультный бомонд. Пили шампанское, рассуждали о непознанном, о битвах экстрасенсов, о шаманизме и знахарстве. Лиза и Влад после приветствия скромно притулились в уголочке. Но долго скромничать им не дали. Появился сам Илья Николаевич.
— Лиза, Владимир, здравствуйте! Рад вас видеть. Лиза, надеюсь, что вы, как всегда, будете замечательной ассистенткой на сеансе. Глеб уже все готовит. Сегодня знаменательный день! Ровно десять лет назад я начал заниматься спиритуализмом и достиг некоторых результатов! Но идемте, идемте в зал для сеансов, друзья!
Все загомонили и прошли в зал для сеансов. С той поры как его покрывала сажа, зал преобразился. Он был отделан панелями из вишневого дерева и оклеен светлыми виниловыми обоями. Новая ширма для медиума уже была раздвинута, стулья расставлены.
Народ потихоньку расселся, и тут вошел Глеб. Он поздоровался и занял свое место медиума, старательно игнорируя взгляд Лизы. Лиза же, держа в руках сосуд для сбора эктоплазмы, по-прежнему в душе жалела бедного влюбленного в нее мальчика.
— Начнем сеанс, — хлопнул в ладоши Верейский.
Свет погас. Но вот постепенно из сумерек начали образовываться маленькие сгустки света. Они кружились над сидящими в зале и разгоняли темноту.
— Это духи умерших, — объяснил гостям Верейский. — Они хотят вступить с нами в контакт. Глеб, готов ли ты?
— Готов.
— Сегодня дух умершего будет говорить через тебя посредством гортани и языка, а не вспышками.
— Понимаю.
— Дух жаждущий, войди!
Глеб побледнел и закрыл глаза. На его макушку опустилось светящееся облачко и словно накрыло тело юноши тонкой сверкающей пленкой.
— Я готов говорить, — мелодичным голосом сказал Глеб.
Голос был не его.
— Скажи нам, дух, какое имя ты носил или носила при жизни?
— Павсикакий, — ответил Глеб.
— Кем ты был при жизни?
— Церковным певчим.
— При каком храме?
— При храме великомученика Димитрия Солунского.
— Скажи нам, Павсикакий, после смерти куда отправилась твоя душа, в рай или в ад?
— Ох, грешен я, грешен! Моя душенька ни в рай, ни в ад не попала, так и осталась на мытарствах, на мытарстве сребролюбия. А все потому, что я десять рублей пожертвований от церковного сбора утаил. Лежат они в кошеле за окладом иконы Казанской Божьей Матери. Пусть кто-нибудь вынет их да на храм пожертвует, иначе так и останется моя душа мучима бесами сребролюбия!
— Хорошо, мы выполним твою просьбу. Можешь ли ты проявиться?
— А это-то… Могу…
И в темноте комнаты начало белеть очертание мужского тела. Оно все более и более становилось материальным.
— Лиза, возьмите образец эктоплазмы, Глебу все труднее держать канал!
Лиза подошла к призраку и раскрыла сосуд. Часть эктоплазмы просто перелилась в него как молоко. Лиза поскорее захлопнула крышку и завинтила ее.
— Все, не могу, — сказал Глеб своим обычным голосом. Дух покинул его.
Зажегся свет. Присутствующие зааплодировали.
— Как все реалистично! — восхищались одни. — Трудно не поверить, что это не призрак.
— Это и есть призрак, — горячились другие. — Настоящий призрак! Здесь нет никакого шарлатанства!
— Спасибо вам, милая Лиза, — сказал Илья Николаевич Верейский, беря из ее рук сосуд с эктоплазмой. — Кажется, на сей раз эктоплазма будет первосортная, и я смогу с ней поработать до того, как она рассеется.
…И как-то так вышло, что Владимир увлекся разговором с Верейским, а Лиза отошла на пару-тройку метров и села на стульчик. Ей было скучно, но одно она решила для себя: обязательно пойдет в церковь Димитрия Солунского и поговорит с настоятелем насчет заначки бедного Павсикакия.
И тут к ней подошел Глеб.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила Лиза.
— Впервые вижу тебя без твоего мужа-прилипалы. Или он отирается где-нибудь поблизости?
— Поблизости. И благодари Бога, что он тебя не слышит.
— Благодарю. — Глеб молитвенно свел ладони и закатил глаза. — Можно с тобой поговорить?
— Конечно.
— Господи, какая ты милосердная, меня аж тошнит.
— Тошнись в другом месте. Так о чем ты хотел говорить?
— Вообще… Например, как тебе семейная жизнь?
— Прекрасно. Влад — муж, о котором можно лишь мечтать.
— Да? О, как все запущено! А я?
— Ты? А что ты?
— А ты не помнишь?
— Что я должна помнить?
— Свои мысли! Свое обещание! Процитировать? «Если на эту поляну выйдет мужчина, я выйду за него замуж!» Помнишь?
— О господи, Глеб! Во-первых, это было несерьезно, а во-вторых, так давно!