– Да, конечно. Я сейчас же пришлю его сюда.
Дверь, тихо щелкнув, затворилась, и Джульетта закрыла лицо руками. Она вспомнила одного из тех гадких мальчишек, которые в детском доме издевались над теми, кто был меньше и слабее их. Его звали Уоррен, и он любил силой заставлять других унижаться. Как-то раз он больно завел одной девочке руки за спину и держал их, пока она не согласилась, что он умнее ее. В другой раз он уселся на одного из новеньких и прижимал его к полу, пока тот громко не сказал, что пьет воду из туалета – вода может быть и не канализационная, а для смывания.
Она никогда не понимала, почему другие дети не сразу уступают Уоррену, ведь всем известно, что в конце концов он заставит тебя соврать. Она говорила себе, что, если он когда-нибудь пристанет к ней, она вообще не станет сопротивляться. Ведь все знают, какой он, так зачем страдать напрасно? Но теперь она поняла, в чем тут суть. Если тебя принуждают сказать неправду, это наносит тебе душевную рану, от этого ощутимо страдает твое достоинство.
Она вспомнила, как Анри сказал ей, что сосуды для воспоминаний вначале бывают прозрачными и бесцветными и что конечный цвет такого сосуда зависит от того, что представляет собой воспоминание, которое оказывается в нем заключено. Если бы Анри забрал у нее воспоминание об этом ее разговоре с Кэли, стекло сосуда приняло бы такой же цвет, какой бывает у синяка.
Встав, она принялась ходить взад и вперед. Почему Анри так долго нет? А вдруг она зря так доверяет ему? Что, если в эту самую минуту он собирает сосуды с воспоминаниями Клэр и переносит их туда, где она их никогда не найдет?
Она ощущала себя птицей, запертой в клетке. Ей казалось, что время остановилось. Наконец ей стало совсем невмоготу оставаться в этом номере, и она решила отправиться в Зал Воспоминаний прежде, чем Клэр окажется потеряна для нее навсегда.
Но, начав открывать дверь, она увидела Анри, который как раз поднял кулак, собираясь постучать.
– Где тебя носило? – спросила она.
Он бросил на нее сердитый предостерегающий взгляд и отступил в сторону. За его спиной стояла Кэли.
– Я понимаю ваши опасения, – бесстрастно сказал он, как будто они были едва знакомы. Как будто они не провели все утро вместе, изучая его детские воспоминания.
– Но я вас уверяю – вам не о чем беспокоиться.
Она воззрилась на него.
– Мы можем войти?
Джульетта не ответила, а только открыла дверь шире, чтобы впустить их обоих. Ее взгляд метался между ними. Ей необходимо поговорить с Анри наедине, ведь только так они смогут придумать новый план. Так почему же он не просит Кэли уйти?
– Мы не могли бы сесть? – спросил он, показывая на кресла, стоящие перед камином.
Она настороженно смотрела на него.
– Конечно.
– Кэли сказала мне, что у вас есть кое-какие вопросы относительно процесса забора воспоминаний.
Джульетта перевела взгляд на Кэли, которая слегка взмахнула рукой, словно говоря: Давайте, не стесняйтесь.
Джульетте хотелось придушить их обоих.
– Да, – отрывисто сказала она. – Мне бы хотелось узнать, каков ваш план.
Если Анри и понял, что она имеет в виду, он ничем этого не показал. Он подался вперед, уперевшись локтями в колени.
– Все очень просто. Я обособлю ваши воспоминания о вашей сестре и удалю их, не нанеся ни малейшего ущерба остальным вашим переживаниям. Таким образом, если у вас, например, есть приятные воспоминания о каких-то праздниках, вы сохраните их, но больше не будете помнить, что на них присутствовала также и ваша сестра. Я оставлю в вашей памяти только те остаточные сведения о ней, которые позволят вам узнать ее, если вы пересечетесь с ней снова, но от вашей привязанности к ней не останется и следа. Не беспокойтесь, это совершенно безболезненно. Вы ничего не почувствуете.
Горло Джульетты сдавил ужас. Анри описывал то, что он проделал с Клэр, притом так буднично, без каких-либо проявлений чувств. Он удалил Джульетту из памяти ее сестры и выбросил ее, как выбрасывают мусор.
Его тон слишком уж безразличен, поведение слишком уж официально.
Может, это ловушка?
– А что, если я потом передумаю? – спросила она, не в силах сделать так, чтобы ее голос не дрожал.
Он смотрел ей прямо в глаза.
– Не передумаете. Когда дело будет сделано, вас больше ничего не будет связывать с вашей сестрой. В вашем сознании не останется таких сведений, которые могли бы заставить вас передумать.
Все в ее глазах расплылось. Она подняла дрожащую руку и дотронулась до своей щеки.
Анри повернулся к Кэли, стоящей рядом, внимательно наблюдая за их беседой.
– Ты не могла бы принести Джульетте носовой платок?
Когда Кэли исчезла за углом, Анри подался вперед еще больше и тихо прошептал:
– Когда мы закончим, иди в зону отдыха и жди меня там. Я тебя найду.
Не успела она отреагировать на его слова, как он резко выпрямился. Вернулась Кэли и подала ей сложенный платок.
– Спасибо. – Она промокнула глаза. Она чувствовала на себе взгляд Анри, но не могла заставить себя посмотреть на него.
Просить Кэли привести его сюда было ошибкой. Она думала, что это хороший способ оказаться с ним наедине, чтобы они вместе смогли составить план ее побега. Но ей не пришло в голову, что Кэли захочет остаться и что у Анри не будет иного выбора, кроме как сообщить ей такие подробности, которые она предпочла бы не знать. Она понимала, что он всего-навсего делает то, что должен, но его слова больно ранили ее.
– У вас есть еще вопросы? – мягко осведомился он.
Она ощутила укол раздражения. Он должен знать, что у нее есть множество вопросов, но она не может задать ему ни одного из них. Она подняла голову, и он испытующе посмотрел ей в глаза.
– Нет, – ответила она. – Думаю, с меня хватит. – Она могла бы поклясться, что он вздрогнул, но сразу же опять принял бесстрастный вид.
– Тогда я пойду. – Он встал. Джульетта не отрывала взгляд от стены.
Кэли проводила Анри до двери. Он вышел, не оглядываясь, и Джульетта не сказала ему «до свидания». Когда он закрыл за собою дверь, Кэли подошла к Джульетте и положила руку ей на плечо.
– Если хотите знать мое мнение, думаю, то, что вы делаете, правильно.
Джульетта не хотела знать мнение этой девицы, и та понятия не имела, что она делает. Но Анри дал ей хороший урок актерского мастерства. Она подняла руку и сжала пальцы Кэли.
– Спасибо, – сказала она. – Надеюсь, что так оно и есть.
Глава двадцать четыре. Анри
Анри нашел Стеллу на уединенном балконе на верхнем этаже восточного крыла отеля. В отличие от пентхауса, из которого открывалась панорама Белль-Фонтейна, окна этой комнаты выходили на синее озеро, которое с трех сторон окружали сосны. Этот вид был подлинным – он был прекрасен и без волшебства, – и Стелла любила приходить сюда, когда ей надоедала суета.
Она сидела в затейливо украшенном кресле спиной к Анри, и на низком столике рядом с ней стояли чашка с чаем и тарелка, полная сладостей. Судя по тому, как изменилась ее поза, она слышала, как он подошел, однако не повернулась к нему.
– Надеюсь, ты пришел сюда, чтобы сообщить мне, что произвел удаление воспоминаний, о котором я тебя просила.
– Даже лучше.
Она наконец посмотрела на него. И выгнула одну тонкую бровь.
– Расскажи.
Анри опустился в кресло рядом с ней. Несмотря на его высокую спинку и слишком уж вычурный вид, оно оказалось на удивление удобным. Что и немудрено, если учесть, что Стелла любит покупать дорогие вещи.
– Джульетта Бертон согласилась на удаление всех своих воспоминаний о сестре.
– И как же ты этого добился?
– В основном благодаря моим обаянию и красоте. – Анри взял с тарелки одно посыпанное сахаром печенье и откусил от него кусок. Песочное тесто с нотками ванили таяло у него во рту.
– Отлично. И как все прошло? Без проблем?
Анри медленно прожевал печенье, прежде чем проглотить.
– Я еще этим не занимался. Она хочет подождать до ночи перед ее отъездом.
Глаза Стеллы сузились.
– Это неприемлемо.
Анри отряхнул сахар с кончиков пальцев.
– Почему? Я не вижу, какой вред нам может причинить ее желание сохранить эти воспоминания до конца ее пребывания здесь.
– Это говорит о том, что она сомневается. А тот, кто сомневается, может передумать.
– Она не передумает.
Стелла напряглась.
– Не думаю, что ты можешь претендовать на осведомленность о том, что сделает, а чего не сделает эта девица.
Анри неловко заерзал на своем кресле. Он понимал, что надо действовать осторожно. Надо придумать, как ответить Стелле, не солгав и не вызвав у нее подозрений. Но ему ничего не приходило в голову. Что бы он ни ответил, это будет либо неправда, либо нечто такое, что насторожит ее. Нет, он не хочет отвечать на ее вопросы. Он хочет, чтобы она ответила на те вопросы, которые есть у него самого.
Ему нужны ответы о Клементине. О том, что происходит с Тео. И о том, почему на чердаке хранится ящик, полный его собственных воспоминаний.
В его душе кипел гнев, и он боялся, как бы этот гнев не вырвался наружу. Он попытался подавить это чувство, но гнев только заклокотал еще сильнее.
– Анри? – Голос Стеллы был тих, и в нем звучала тревога. – Тебя что-то беспокоит?
– Вообще-то, я думал о моих родителях.
Она нахмурилась:
– В каком смысле?
– Ты никогда не рассказывала мне о них.
Она дернула плечом.
– Тут нечего было рассказывать. – Ее тон был беззаботен, но от него не укрылось, как сжались ее губы и как она избегает смотреть ему в глаза, делая вид, будто всматривается во что-то, находящееся вдалеке.
– По-моему, ты должна была их знать.
– Не говори глупостей. Если бы мы знали, кто они такие, ты вообще бы никогда не оказался в приюте. И, разумеется, не находился бы здесь сейчас.
– Значит, до того как вы взяли меня к себе, я здесь не бывал?
На ее щеке дернулся мускул.