Щипок за мое плечо. Мои зубы стучат.
— Слушай меня, мастер Вен'Дар. Мы должны помочь госпоже. Радель собирается убить ее, прежде чем принц вернется. Он думает, что, заглянув мне в голову, принц выяснит, где сейчас молодой хозяин. Но старый Устель сказал, что присутствие госпожи может помешать принцу убить сына — просто пониманием того, что она сказала бы, если бы могла. Принц был в ужасном сражении, сказал он, из тех, что длятся не один день, но вернется завтра. Поэтому у нас больше нет времени.
«Мельтешение слов… капель дождя… града… обвал… погребен… боль…»
— Вы помните, как я просил вас вспомнить дары дар'нети? Список? Это ключ к чарам молчания. Я пробовал сказать госпоже, чтобы она тоже думала об этом. Но я не знаю, слышит ли она меня и знает ли весь список, ведь это должны быть все до единого дары дар'нети, как сказал Радель. Вам надо мысленно назвать каждый из них, мастер.
Теплые, жилистые ладони… поддерживающие…
— Я знаю некоторые: Целитель, как принц, Заклинатель, как вы. Мастер Гар'Дена, да не забудется его имя, был Ювелиром. Есть Строители и Повелители Коней, о которых мне рассказывал принц… но остальных я не знаю. Чтобы освободиться, вы должны перечислить весь список.
Ювелир… оставлен смерти, как репа оставлена гнили.
«Больно! Больно! Леса гниют… души… кочаны капусты… черные и оплывающие… скоро станут прахом, как Пустыни…»
Капли слов бьются в море.
«Усталость».
Я свернулся на стылой земле.
«Засыпание… уползание…»
— Нет, мастер! Вы не поняли! Время! Уже сейчас слишком поздно! Адово пламя, я знаю, что вы слышите меня.
Шлепок! Жгучий удар.
— Давайте, сядьте обратно. Думайте, мастер. Радель убивает госпожу. Он наложил на нее новые чары, она умрет, если мы не вмешаемся. Есть там в списке Певец? А Древо… чего-то там?
Резкие слова в темноте.
— Хотите спасти принца — сперва спасите себя. Я слышал, как Радель смехом давился, говорил госпоже, что полюбуется на то, как на этот раз ей не удастся спасти молодого хозяина. О адово пламя, мастер Вен'Дар, вы должны слушать, вы должны думать о списке. Прямо сейчас.
Руки, треплющие щеки и подбородок… теперь дрожащие… внезапно похолодевшие, как лед… холодное пламя…
«Певец, Целитель, Оратор, Заклинатель… Соберись, Вен'Дар. Вен'Дар Тщеславный. Перегороди океан и замени его кувшином воды. Лови капли слов во что-нибудь, где они обретут какой-то смысл.
… Кузнец… Обитатель морей… кто борется с приливами…»
… бесконечные волны… увлекающие…
«Нет! Ты можешь это сделать. Ты знаешь список. Экзегет издевался над тобой, пока ты не выучил их всех. Тебе что, на голову надо встать, чтобы вспомнить его? Перечисляй. По очереди».
Теперь сильнее.
«Строитель, Древо… знатец, конечно же, Уравновешивающий, как великий Д'Арнат и С'Нетра, любимая болтушка С'Нетра…»
Список рос… Голос в голове… такой громкий… такой жесткий…
«Что дальше? Говори!
Ювелир… Сребродел… а дальше? Так трудно вспомнить… ускользает из памяти…
Нет, держись. Как ты запоминал имена? Как тебя учили?»
Прощупывание… углубление… сдерживание волны безумия.
«В порядке их открытия — сто талантов. После Сребродела идет Повелитель Коней… Доставай их из глубин своего существа, не просто слова, зазубренные в детстве, но саму суть твоей души, живую… верящую… драгоценную…»
Список рос.
«Это все? Есть же еще, так ведь? Думай… вспоминай…
Девяносто и еще девять даров я назвал, от Стеклодува до Рассказчика, от Садовника до Мореплавателя, каждый из которых — часть нашей истории, основа нашей жизни, словно сердце матери или руки отца, которые создают самую суть семьи.
Какой же последний? Почему некоторые говорят, что список заканчивается девяносто девятым даром?
Потому что сотый дар — это легенда… Сплетающий Души…»
Мои глаза распахнулись. Я стоял на коленях на грязном полу собственного погреба, холодный, словно свежевыловленная рыба, и воняющий, как рыба дохлая. Стоило только произнести сотое название, как океан смятения отхлынул, открывая форму и порядок, как отлив обнажает прибрежные утесы: прошлое, настоящее, будущее, память, сон, знание, рассуждение… и превыше всего этого — настоятельная необходимость спешить к госпоже. Она в моей гостиной, сидит у огня, заблудившаяся, как и я сам, в море теней и света. И рядом с собой в темноте, совсем близко, я слышал чье-то дыхание.
— Думаю, я уже в полном порядке, — сообщил я, отбрасывая с глаз спутанные, сальные пряди волос.
Как это получилось? Я мог бы подумать, что со мной мысленно говорил другой дар'нети, подсказывая мне слова, заставляя сосредоточиваться, когда я отвлекался. И все же такой разговор ощущался совершенно иначе, вторжением за границы личности, тотчас же распознаваемым и прослеживаемым к самому незваному гостю. Никто, кроме меня и моей сестры, не знал о «Вен'Даре Тщеславном», юном Заклинателе, чье первое сплетение чар приземлилось так далеко от намеченного места, что его старшей сестре, скромной Уравновешивающей, пришлось успокаивать целую деревню разъяренных Садовников, оказавшихся по пояс в луже грязи. Никто, кроме меня, не знал, что частенько я использовал этот титул, чтобы проникнуться смирением. Но даже С'Нетре я не рассказывал о том, как Экзегет заставлял меня стоять на голове, пока я не смог произнести наизусть весь список. Нет. Хоть это было и невозможно, слова принадлежали мне. Но разумеется, этот парнишка заставил меня сделать это.
— Спасибо, — сказал я своему соседу по темному погребу, потирая кружащуюся голову и стряхивая остатки смятения.
Пока я сражался с хаосом, он сидел так тихо, что его темную, неподвижную фигуру можно было принять за очередной мешок с луком.
— Ты был прав. Список оказался ключом. Я не знаю, как мне удалось это сделать, но ты был прав.
— Пожалуйста, идите к ней, — попросил он тихо, не выказывая ни малейшего удивления от моей внезапной разговорчивости. — Скорее.
— Мы пойдем вместе, — ответил я.
— Я не могу. Они привязали меня здесь, и не только веревкой. Стоит мне дотронуться до щеколды, и кажется, будто рука отрывается. И можно подумать, у меня в ботинках не ноги, а наковальни.
Глупо, что я забыл. Я мог бы поклясться, что он был свободен, скача вокруг, рыча, словно овчарка, обстреливая меня словами. Глупая мысль.
— Ты столкнулся со столькими недостатками при общении с нами, дар'нети, что совсем позабыл о достоинствах, — заметил я, затеплив в ладони мягкий белый огонек!
Я перебрался через его длинные ноги и занялся хитросплетением труб и веревок, до которых едва мог дотянуться. Лезвием из пламени я разрезал веревки на его щиколотках и запястьях — наверное, чересчур торопливо, поскольку он вскрикнул. Тыльные стороны моих собственных ладоней, похоже, подпалились. Пока он разминал кисти, разгоняя кровь, я распутал простые чары, мешавшие ему отстаивать свою свободу.
— Теперь мы можем идти.
— Может, мне остаться тут ненадолго. Отвлечь Раделя, если он заявится проведать нас.
— Если то, что ты рассказал мне, верно, юный Паоло, нам надо как можно скорее вытащить и госпожу, и самих себя из этого дома. Я могу сдержать Раделя, если ты будешь прикрывать меня со спины и крикнешь сразу же, как только он вздумает снова поднять руку. Ты понятия не имеешь, как это стыдно — дать застать себя врасплох, словно новичка. И не осознаешь, как нам повезло, что я осилил весь список.
Проговорить все необходимые слова в голове, едва способной мыслить. Это длань Вазрина, несомненно.
— Тогда идите вперед. Я за вами.
Сняв ровный слой связующих чар с дверной задвижки, я позволил своему огоньку погаснуть и толкнул дверь. Рассеянный свет от лампы, висящей над лестницей в погреб, хлынул в нашу темную каморку. Тончайшие магические нити, протянутые в соседние погреба и вверх по лестнице, подтвердили, что поблизости никого нет. Тюремщики явно не сомневались в нашем бессилии. Через низкую дверь я вошел в загроможденную кладовку, распрямляя затекшие ноги и одеревеневшую спину.
«Дряхлый старикашка».
Я оглянулся проверить, не отстал ли мой юный друг. Паоло только что шагнул наружу и, когда я повернулся к нему, выбросил руку, заслоняя лицо, словно чтобы прикрыть глаза от яркого света — но не раньше, чем я успел в них заглянуть. Что-то… странное…
— Она в вашей передней гостиной, — сообщил он. — Они оставили ее сидеть там, пока за ней не придет горничная часом раньше полуночи.
— Ты в порядке, сынок?
— В полном. Идите вперед. И, мастер, Радель говорил, что Мен'Тор уже направляется сюда, чтобы прибыть раньше принца. Чтобы убедиться.
— Я понял. Будем действовать быстро и тихо.
Со всей скрытностью, на какую только был способен, немолодой человек после недельного пребывания в оцепенении, я повел Паоло через нагромождения горшков и картин, ящиков с книгами и лишней мебели, которую я убрал в подвал, когда мне стало не хватать места в главных комнатах дома. Мы прокрались по лестнице. Возможно, стоит нанять Строителя, чтобы сделать ступеньки не такими крутыми, подумал я, когда мы выбрались наверх и на цыпочках двинулись по коридору, который соединял кухни и огромные двери, выходящие в переднюю часть дома. Какая чепуха только не лезет в голову, даже в преддверии великих событий. Беспокоился ли Д'Арнат, когда строил Мост, о крутизне ступенек своего погреба?
Коридоры были пустынны, но из библиотеки доносились негромкие голоса. Моя читальня, которую Паоло обозвал передней гостиной, располагалась между входом и библиотекой. Я не смел колдовать, поскольку Радель мог следить за домом, поэтому приоткрыл дверь со всей осторожностью, надеясь, что мой слуга Кеддох смазал старые петли, как я его просил некоторое время назад, когда жизнь была еще не такой сложной.
Дверь открылась бесшумно. Госпожа Сериана была одна, точно как я и представлял ее себе — вплоть до темно-синего платья и положения на низеньком стуле перед моим любимым камином. Она смотрела на огонь, не двигаясь, не мигая, затерявшаяся там, куда увлекли ее волны случайных мыслей и воспоминаний. Далеко от моей читальной комнаты, полагаю — она провела так уже четыре месяца. Я не мог позволить себе даже гнева на виновных в этом. Не было времени ни на что, кроме как забрать ее отсюда.