– Дык, посетителя выпроваживал.
– Какого ещё посетителя? – удивился Александр Прокофьевич.
– А кто его знает, – пожал могучими плечами Демьян. – Постучал какой-то проходимец и вас видеть напрашивался.
– Так чего же ты меня не спросил – желаю я его видеть или нет? – сдвинул брови граф, недовольно глядя на слугу.
– Дык…
В дверь постучали.
– А он и не ушёл, видать, – улыбнулся облегчённо Демьян. – Что, позвать али как, Ляксандр Прокофьевич?
– Давай зови, – велел граф, поворачиваясь. – Я буду ждать, как и всегда, в холле.
Как только он присел в кресло, дверь открылась и в комнату вошёл закутанный в плащ молодой человек. Когда он снял треуголку и отвесил лёгкий поклон, Александр Прокофьевич печально ухмыльнулся:
– К чему такой маскарад, поручик? Или вы считаете, что открытый визит ко мне может причинить ущерб вашей репутации и карьере?
– Ну зачем вы так, Александр Прокофьевич? – смутился и сильно покраснел адъютант Рейнсдорпа. – Просто губернатор почему-то не доверяет мне. И я беспокоюсь, что мой визит к вам Иван Андреевич истолкует неправильно.
– Вот как? – усмехнулся граф. – Впрочем, может быть, ты и прав, поручик. Иван Андреевич до того непредсказуем, что смысл его умозаключений, пожалуй, известен только ему одному!
Он указал гостю на стул и продолжил:
– Надеюсь, ваш приход ко мне не просто визит вежливости, а несёт в себе что-то более существенное?
– Вы абсолютно правы, Александр Прокофьевич, – ответил адъютант, присаживаясь. – Я, видя в вас человека здравомыслящего, пришёл обсказать ещё кое-какие моменты, которые… не знаю почему, но не были затронуты на совещании!
– А для чего мне знать о них, поручик? – рассмеялся граф. – Я видел, как губернатор относится к своим прямым обязанностям. Но, как вы, наверное, себе представляете, чем-либо повлиять на это не могу!
– Можете, если вам дорога Россия! – ошарашил его полной патриотизма фразой адъютант.
– Чем же, если не секрет?
– Вы должны написать письмо в Военную коллегию и отразить в нём всё, что происходит в крае на самом деле!
– И вы думаете, что к моему письму отнесутся с должным вниманием?
– Несомненно. Не поверят мне! Я молод и могу оценивать происходящее не совсем верно. Но вы… Ваши связи…
– Хорошо, – кивнул граф. – Но, прежде чем я возьму в руки перо, хотелось бы знать, что утаил или недосказал на совещании губернатор?
Взволнованный адъютант снял с головы парик и вложил его в треуголку.
– Губернатор не сказал о том, что Илецк взят самозванцем и встречен населением хлебом-солью.
– Об этом нам с вами, да и всем на совещании было доподлинно известно, – скептически усмехнулся Александр Прокофьевич.
– Но меня возмущает то обстоятельство, что губернатор относится к таким вещам весьма халатно! – воскликнул поручик. И тут его прорвало. Краснея, сжимая кулаки, он запальчиво высказал графу всё, что у него накипело. – Это возмутительно и… и… – не находя слов, он махнул рукой и уставился в окно, словно увидел в нём что-то интересное.
– Я думал, Иван Андреевич более ответственный человек, – после недолгого молчания разочарованно выдавил из себя молодой человек и с досадой скрипнул зубами.
– Я думал до сих пор, что мирный путь предпочтительнее, – сказал граф. – Но я вижу, что бунт заходит слишком далеко. Достоинство и авторитет власти требуют, чтобы такие случаи, как бунт Пугачёва, больше не повторялись.
– Губернатор направляет в Татищево отряд во главе с Биловым, – горько усмехнулся поручик. – Да это же капля в море! Я бы двинул на Пугачёва всё войско, какое только можно собрать в наших условиях! Это преступно – дожидаться врага за ненадёжными укреплениями города!
– А по-моему, лучше всего было бы изъять главарей этих смутьянов, – высказал своё предположение граф.
– Вы изволите знать их?
– Прежде всего это Пугачёв. Впрочем, ещё опаснее Егор Бочков, француз по национальности. Мне кажется, он сейчас самое важное лицо в войске бунтовщиков на сегодняшний день.
– Что, у самозванца в шайке есть и французы?!
– Есть. И очень сведущие в военном искусстве, – ответил ледяным тоном Александр Прокофьевич. – Вот потому-то этот месье «Бочков» опаснее всех. У него, бесспорно, огромное влияние на Пугачёва. Если он захочет, – а вы можете не сомневаться, что он захочет, – он разожжёт бунт до неслыханных масштабов. Убрать Бочкова и Пугачёва, и бунт быстро уляжется.
– Всею душою уповаю, что это случится весьма скоро! – с надеждой в голосе воскликнул офицер. – Но, думаю, что у бунтовщиков не хватит дерзости идти на Оренбург.
– А я думаю иначе, – нахмурился граф, наливая себе и гостю вина. – Я почти уверен, что скоро мы услышим гром пушек и звон сабель за городскими стенами!
И холодные глаза Александра Прокофьевича вспыхнули злобой при одном только упоминании об этом…
Утром 25 сентября 1773 года отряд бригадира Билова вышел из Оренбурга и взял направление на Татищево.
Медленно продвигались солдаты по степи, хотя до Татищева всего ничего, чуть более шестидесяти вёрст. Отряд проходил через умёты и небольшие селенья. Где же люди? Никто их не ждёт. Только изредка из окошек изб выглядывали настороженные лица. Солдаты в тревоге. Где они идут – среди друзей или врагов? А может быть, люди в селеньях ждут Пугачёва и заранее ненавидят его врагов?
Вскоре отряд остановился на привал. Идти дальше не было сил. С каждой минутой становилось всё темнее. То тут, то там зажглись костры. Они были уже недалеко от Татишева, как вдруг к их временному лагерю прискакал офицер.
– Где Иван Карлыч? – спросил он.
Его подвели к поручику.
– Вы кто? – спросил тот.
– Комендант крепости Елагин, – с радостью ответил тот. – А где же бригадир Билов?
– Он подъедет чуть позже, – ответил поручик. – А что у вас? Случилось что?
– Пока не случилось, но ждём, – со вздохом ответил пожилой комендант. – Вы бы поспешили Бога ради, братцы? Не теряйте ни минуты! Самозванец уже к Нижне-Озёрной крепости подошёл!
У лагеря остановилась коляска, с которой сошёл барон Билов.
– Ох, Иван Карлович! – поспешил к нему навстречу Елагин. – А мы ждём вас! Ох, как ждём, батюшки!
Тучный, коротконогий, но очень важный Билов поправил на себе обмундирование, после чего спросил:
– Сколько душ в шайке самозванца?
– Больше трёх тысяч… говорят… – неуверенно ответил комендант.
– Ско-о-олько?! – вытаращил глаза Билов.
Он побледнел, руки его задрожали, а в горле пересохло. Это уже был не герой-смельчак, каковым барон выставлял себя на совещании губернатора, а жалкий испуганный человечек, отчаянно нуждавшийся в чьей-то помощи.
– До Татищева далеко? – спросил он поблекшим голосом, пугливо озираясь.
– Да нет, рукой подать! – заверил его комендант, не заметив, в каком состоянии пребывал бригадир.
– Тогда чего мы здесь, в степи, расселись? – набросился Билов на поручика. – А ну живо подъём и шагом марш до места назначения!
– Поспешите! Поспешите, братцы! – умолял Елагин. – Народ из крепости разбегается. Особенно казаки. Все бегут к самозванцу!
– Ну быстрей же, быстрей! – простонал бригадир, глядя на строящихся в походную колонну солдат. – Вперёд, солдаты, на Татищево. Иначе ночь и мы пропали! О Вильгельмьян Пугатшофф, чтоб тебя перекосило, собака!
Отряд выстроился в походную колонну. Было уже совсем темно, когда в крепости услышали шум. Народ перепугался. Со степи к стенам крепости продвигалась колонна. Друзья или враги – разобрать в темноте было невозможно.
– Это я, комендант! – крикнул громко Елагин. – А ну, отворяй ворота, сукины дети! К нам выручка пожаловала, а вы…
Он крепко, но беззлобно выругался и для порядка погрозил кулаком людям, спешно отворяющим крепостные ворота.
Глава 7
В центре Яицкого городка, напротив церкви стоял большой бревенчатый дом, известный как атаманова изба. За стенами дома «вершились» все административные и военные дела Яицкого казачьего войска. Здесь же находились канцелярия и управление городка.
У атамановой избы, именуемой также с недавних пор «палатами коменданта», громко бил барабан. Это означало общий сбор по случаю приезда в Яицк важного гостя.
Весь сыр-бор был из-за того, что хан Нурали пожаловал в Яицкий городок под видом переговоров «с начальством», коему он якобы собирался предложить свои услуги.
Его встретили на крыльце комендант Симонов, опухший после длительного запоя войсковой старшина Бородин, капитан Крылов и еще несколько офицеров гарнизона. Гости и хозяева, запершись в избе, приступили к переговорам.
Все жители городка собрались у избы, сгорая от любопытства и нетерпения хоть что-то узнать о причинах приезда «важного кыргызина».
Среди возбужденно гудевшей толпы появился юродивый. На нём была старая, во многих местах заплатанная одежда, с плеча свешивалась странного вида сумка.
– Юродивый! Ополоумевший бедняга! – зашептались люди.
– Ратуйте, люди! – закричал вдруг юродивый. – Чёрт кыргызина на себе притащил! Знать, в степи жареным запахло!
– Вы только послухайте, послухайте! – послышалось в толпе. – Что юродивый болтает, послухайте!
– Но Господь отвернулся от вас, забыл он вас, ха-ха-ха, забыл… Потому это, что вы от него отвернулись! Господь высоко, а сатана рядышком. По степи гуляет да царём себя называет!
Пожилая казачка, трепеща, пробиралась сквозь толпу, стараясь разглядеть лицо юродивого.
– Эй, люди, чего же вы охмурились? Призовите Христа в обрат к себе, и сатана из степи сам исчезнет!
Юродивый подпрыгнул на одной ноге и захохотал.
– Да это ж Ярёма Портнов, постоялец мой! – Пожилая казачка побледнела и, не отрывая взгляда, пристально смотрела на несчастного безумца. А Портнов ударил себя по коленям и воскликнул:
– У Ярёмы денег много,
У Фомы один пятак!
У Ярёмы стругов много,
У Фомы бударушка!