– Значит, и ты бунтовщик? – спросил губернатор, начиная нервничать.
– Ваше превосходительство, ну какой я бунтовщик! Я прибыл к вам лишь с целью оказать посильную услугу в противостоянии с Пугачёвым и его разбойниками.
– Ну, рассказывай, – сказал Рейнсдорп, но Барков, усмехнувшись, заметил:
– Я, господин губернатор, человек бедный, простой казак. Пообещайте, что мне ничего не будет за принесённые вести?
– Ты не торгуйся, а говори с чем пришёл, мошенник! – прикрикнул на него губернатор. – А то прикажу тебя высечь как следует и усадить в острог с кандалами на конечностях!
Барков сделал вид, что испугался, и даже побледнел, после чего сказал:
– Завтра бунтовщики собираются грабить Меновой двор. Они уверены, что вы здесь все запуганы и за городские ворота не высунетесь. Вот прекрасная возможность наверняка свернуть им шею!
Губернатор задумался, а Барков напряжённо наблюдал за ним, пытаясь угадать, какую реакцию вызвало у Рейнсдорпа его сообщение. Наконец, тот вскочил и заговорил по-немецки, чтобы казак не смог его понять.
– Этим случаем надо воспользоваться. Эта победа над бунтовщиками взбодрит моих солдат! – Он повернулся к Баркову. – А ты мне случаем не брешешь, братец?
– Никак нет! – для убедительности браво, по-молодецки гаркнул капитан.
– Если сбрехнул, лично потом шкуру спущу!
Губернатор вынул из кармана кошель с несколькими серебряными монетками и швырнул его Баркову.
– Теперь что собираешься делать? – спросил он. – В моё войско вступишь или…
– К бунтовщикам вернусь, – честно ответил капитан.
– К бунтовщикам? Что же ты там делать будешь? Против нас воевать?
– Так ведь надо же вам иметь своего человека в волчьем логове, ваше высокопревосходительство? А скажите, вам хотелось бы получить голову самозванца в корзине?
– Хотелось бы, – признался губернатор.
– И вы бы за неё хорошо заплатили?
– Несомненно.
– Честное благородное слово дворянина?
– Да, если хочешь.
– Тогда я постараюсь добыть её, – сказал Барков, разворачиваясь. – Прощевайте, ваше высокопревосходительство. Надо скорее возвращаться, чтобы бунтовщики не заподозрили измены.
Откланявшись, капитан вышел из кабинета, забрал у адъютанта своё оружие и направился к выходу. Взволнованный губернатор выбежал следом и поспешил с радостной новостью в свой кабинет, где его всё ещё дожидались знатные горожане и офицеры.
Когда Барков вышел на улицу, тут же оказался в объятиях поджидавшего его горожанина. Не успев опомниться и рассмотреть человека, так обрадовавшегося их встрече, капитан последовал за ним за угол, так как незнакомец тянул его за собой, держа за руку.
– Ну, вот мы и одни! – снова распахнул объятия горожанин, развернувшись к Баркову. – А я уже не чаял с тобой свидеться на этом свете, Александр Васильевич!
– Господи, Безликий! – рассмеялся капитан, узнав бывшего подчиненного и друга. – А ты чего здесь делаешь?
– Я-то графа Артемьева с совещания дожидаюсь, – охотно пояснил Безликий. – А вот ты чего здесь делаешь, капитан Барков?
– Тс-с-с, – приложив к губам палец, осмотрелся из осторожности капитан. – Не будем привлекать к себе внимания.
– А что? – насторожился Безликий. – Разве твой визит в губернаторскую канцелярию покрыт мраком тайны? Вот бы никогда не подумал.
– Ладно, как ты меня узнал? – поинтересовался Барков вполголоса, с любопытством разглядывая собеседника. – Губернатор не узнал, а ты…
– Я тоже сомневался, видя казака, сходящего с коня, – улыбнулся Безликий. – А вот когда тебя увидел выходящим из канцелярии, все сомнения разом исчезли.
– И борода не спасла?
– Вот именно.
Друзья снова обнялись и расцеловались, после чего Безликий предложил:
– А что, может, в кабак заглянем, Александр Васильевич? Пропустим по чаше винца и поговорим о том, о сём?
– Не время сейчас, не обессудь, – отказался Барков. – Мне обратно пора.
– Куда же на ночь глядя?
– В лагерь к Пугачёву.
– А что ты там мог позабыть, Александр Васильевич?
– Дело государственной важности!
– И как велико оно?
– Даже зажмурившись, не представишь.
– А мы с графом уже, можно сказать, мысленно схоронили тебя, Александр Васильевич! Уехал в Яицк за девочкой, а сам как в воду канул.
– Именно в воду я и «канул», – горько улыбнулся Барков. – Так «канул», что едва вынырнул! Но об этом я рассказу позже, если выживем и свидимся ещё!
– Ну хорошо, оставим это, – заторопился Безликий, понимая, что капитану пора уходить. – С Машенькой-то как? Нашёл её?
– И нашёл, и потерял снова, – уклончиво ответил Барков. – Теперь вроде как снова ниточка появилась. Ты графу не говори о нашей встрече. Снова переживать начнёт и понаделает глупостей. Вот как найду девочку, сам объявлюсь. А не найду, значит, закажите по мне панихидку!
– Так…
– Всё, прощай, Безликий! – Барков отстранился от него и пошагал к коню. – Рад был с тобой повидаться, но дело торопит! Только держи язык за зубами до поры-до времени. Не знаю, как ты, а я верю в нашу будущую встречу!
Дав себе клятву больше никогда не ходить на совещания к губернатору, Александр Прокофьевич в мрачном настроении вернулся домой. Отказавшись от беседы с атаманом Донским, которая с момента его пребывания в доме превратилась почти в традицию, он заперся у себя в комнате и взял в руки Библию.
Когда ему бывало плохо, Александр Прокофьевич думал о Машеньке, об Архипе и перелистывал главы священной книги, находя в этом душевный покой. Обычно он читал Библию в полном уединении.
Этот томик, унаследованный от покойной матушки, Александр Прокофьевич возил с собою всегда. Он находил в Библии совет и утешение, берёг её как величайшее сокровище.
Граф склонился над книгой и начал читать, как вдруг кто-то постучал в входную уличную дверь. Он выпрямился и отложил Библию.
– Кого там нелёгкая принесла? – крикнул Александр Прокофьевич. – Демьян, посмотри?
Слуга спустился вниз, открыл дверь и суровым голосом спросил:
– Кто здесь?
– Подайте ради Христа кусочек хлебца, – отозвался сбоку слабый детский голосок. – Я уже два дня ничего не ела.
Демьян посмотрел на худенькую фигурку маленькой девочки и, поразмышляв, пробубнил:
– Входи…
В подъезд вошла хрупкая бедно одетая девочка. Демьян стоял у двери в полной растерянности. Маленькая гостья промёрзла насквозь. Выглядывавшая из-под грубого старого платка чёлка, примёрзла ко лбу. Старенькая овчинная шубка была сильно потёрта, во многих местах разорвана, обутые на тонкие ножки сапожки развалились. Робко глядя на Демьяна, девочка сказала молящим голоском:
– Матушка померла, а я заблудилась в этом городе. Позвольте мне побыть у вас до утра?
Лицо Демьяна утратило безразличие. Он тут же провёл девочку в столовую.
– Сыщите что-нибудь поесть для этой птахи, – велел он повару.
– Демьян, кого привёл? – спросил граф, неожиданно появившись в столовой и с удивлением увидев в ней несчастную девочку.
Маленькая гостья, услышав голос Александра Прокофьевича, вздрогнула и в ожидании наказания зажмурилась.
– Откуда ты, дитя? – спросил мягко граф.
– Не знаю, – тихо прошептала девочка.
– А как ты заблудилась? – спросил Александр Прокофьевич, переглянувшись с Демьяном.
– Матушка померла, а я пошла от ворот просить милостыню. – Тут девочка запнулась. – Я к церкви шла, а она закрыта. Я ещё походила по улице и… постучала в вашу дверь.
В груди Александра Прокофьевича что-то кольнуло. И кольнуло так больно, что на глаза навернулись слёзы жалости и сострадания к несчастной сиротке. Глядя на неё, он представил себе свою Машеньку. Девочка была удивительно похожа на его дочь и… Кажется, они были схожи не только внешностью, но и возрастом.
– Бедное дитя! – сказал он сочувственно и посмотрел на повара. – Макар, давай-ка сюда еду. – И он сам подал девочке пшеничную кашу и кусок хлеба.
Пока она ела, Александр Прокофьевич пристально вглядывался в её лицо.
– А тебя не Машенькой зовут? – спросил он, сам не зная почему.
Девочка вздрогнула и перестала есть. С опаской покосившись на графа, она тихо ответила:
– Нет, меня зовут Марфой… Марфой Сорокиной.
– Бедняжка Марфа, – повторил, вздохнув, Александр Прокофьевич. – А отец у тебя есть, девочка?
– Батюшка уже давно помер, – ответила пугливо гостья. – Я его и не помню совсем…
– Накормить, отмыть и переодеть! – приказал граф Демьяну и, резко развернувшись, вышел из столовой.
Александр Прокофьевич, вернувшись в свою комнату, снова уселся за стол и придвинул к себе Библию. Он пытался сосредоточиться и продолжить чтение, но образ маленькой гостьи затмил всё. Граф настолько был поражён невероятным сходством девочки с его пропавшей дочерью, что сердце разрывалось в груди от жалости и досады. Да, ему было жаль сиротку, так неожиданно явившуюся в его дом. А досада давила из-за того, что девочка эта всё-таки чужая, а не его любимая Машенька…
Глава 17
О кузнеце Архипе не было ни слуху ни духу. Остался ночью в степи, а в Сакмарск так и не приехал. Пропал – как корова языком слизнула.
Савва стоял посреди двора, уперев руки в бока, и мрачно смотрел в землю.
– Я звал его с собой, а он остался, – оправдывался он. – Когда разъездные казаки к нам подъезжали, Архип не пошавелился даже. Будто поджидал их.
Мариула стояла перед Саввой и горько плакала, а на скамейке у крыльца сидел с поникшей головой её старший внук Василий. Прижав руки к груди, ведунья громко застонала, и крупные слёзы покатились из распухших глаз по её лицу. Наконец, она повернулась лицом к востоку и закрестилась:
– Ангелы Божьи, заклинаю вас именем Господа, заклинаю вас кровью Иисуса Христа, подсобите Архипушке! Ежели вы не поможете, то никто ему не поможет!
– Уймись, бабуля, – сказал Савва, положив руку на плечо несчастной старушки, и у него на глазах показались слёзы.