– О чём? – спросил Пугачёв. – Мы и без того ведаем, об чём калякать они хотят. Пущай скачут в обрат, покуда задницы им не намылили!
– Опосля и за ноги не подвесили, – насмешливо добавил Андрей Овчинников.
– А я считаю, что стоит поговорить с ними, – высказал и своё мнение Анжели.
Но Пугачёв решил по-своему.
– Пущать сюда их не будем, – сказал он, – а сами навстречу поскачем!
Офицер и прискакавший с ним господин ожидали ответ, сидя в сёдлах. Когда Пугачёв, Овчинников и ещё несколько «полковников» осадили лошадей рядом, офицер сразу же приступил к делу. Он потребовал от имени губернатора и императрицы, чтобы самозванец Пугачёв распустил своё войско, а сам сдался.
Негодующие возгласы «свиты» не дали ему договорить. С трудом он снова добился слова и стал увещевать, что бунтовщики бессильны против войск и не стоит напрасно проливать кровь.
– А это мы ещё поглядим, кто кого одолеет! – побагровев, крикнул Овчинников. – Мы хорошо знаем, что за прихвостень тебя прислал! Мы со своим царём пожаловали, а вы… вы за бабу воюете, стерву подколодную, что власть плутовством и кознями захватила! И потому мы вернём трон государю нашему, а из-под Катьки, курвы немецкой, его зараз и вышибем!
Крики одобрения «свиты» и полный благодарности взгляд Пугачёва показали парламентёрам, что прозвучавшие мнение одобрено всеми. И, развернув коней, они ускакали в город.
Войско, заняв позиции, не продвигалось дальше. Но небольшие отряды удальцов смело курсировали у городского вала, держа гарнизон Оренбурга в постоянном напряжении.
Наступила ночь. В осаждённом городе было тихо, только время от времени слышались голоса перекликавшихся часовых. А вот над лагерем Пугачёва завис гул. Казаки грелись вокруг костров.
В центре лагеря у своего шатра сидел сам «ампиратор». Голова его склонилась на грудь. Со стороны казалось, что он дремлет. Но едва под чьим-то сапогом хрустнула хворостинка, «государь» тут же поднял голову. Подошёл Овчинников. С ним был Архип, которого Пугачёв пока ещё не помиловал, но приказал взять с собой.
– Вот, привёл парщивца, государь, – сказал Овчинников и ткнул небольно кулаком Архипа между лопаток.
– А теперь оставь нас, – сказал Пугачёв, делая знак рукой кузнецу приблизиться.
Как только Овчинников с недовольным видом отошёл, «государь» сказал:
– Вон пенёк у шатра. Возьми его и садись супротив.
Архип быстро исполнил и это «повеление» самозванца.
– Эдак вот лучше поймём друг дружку, – сказал тот, смотря на Архипа оценивающим взглядом. – Глядишь и поладим, ежели разногласий вдруг не сыщется.
– Мне с тобою ладить? – горько усмехнулся Архип. – Да кто такой я и кто есть ты?! Я простой самарский казак, а ты…
– Я тоже по землице хожу, хоть и царь-государь, – улыбнулся Пугачёв, которому понравилось высказывание казака. – Но я ещё близок к народу! Всех волюшкой зараз наделю, когда во дворец свой возвернусь и Катьку-блудницу прилюдно повешу!
Он помолчал, но вскоре продолжил:
– Вот обскажи мне, казак, как тебе удалось смертушки избежать? Ведь три цельных раза в петлю башкой совали? А тебе хоть бы что! Я вот зла не держу на тебя, а хотелось ещё разок полюбоваться на твою живучесть. Вот и мыслил я ещё разок тебя повесить?
– Воля твоя, государь, – пожал плечами Архип. – Вешай коли надо.
– Ишь ты, обидчивый какой! – рассмеялся Пугачёв. – А мне вот знать хочется. Случай эдакий небывалый тебя спас али колдун ты? У тебя и крест на шее какой-то не эдакий?
– Цыганский он, – ответил Архип.
– А я и у цыган эдакова не зрил. Дай-ка мне его?
Архип снял с себя крест и передал его Пугачёву.
– Мне цыганка его подарила, а взамен мой забрала, – пояснил он. – Ничего эдакого в кресте нет. Он…
– Хорошо, возьми тогда мой, а я навешу на себя этот вот цыганский? – сузил глаза Пугачёв и пытливо посмотрел в лицо Архипа.
– Как велишь, государь. Носи мой крест на здоровье. Ежели в нём сила какая охранная, то пущай и тебя сбережёт!
– Нет, каждый из нас свой крест по жизни несёт, – вздохнул Пугачёв, возвращая крест Архипу. – Ежели он тебя спас, знать, для тебя, а не для меня предназначен. И цыганка та не мне, а тебе его поднесла. Я вот что помыслил, казак. Ежели крест цыганский спасенье тебе несёт, знать, и быть тому! А я вот тебя к себе приблизить собрался. Может, и не в кресте дело вовсе? Может, ты сам Господом обласканный и удачу собою несёшь? Может удача твоя и меня грешного стороною не обойдёт?
– Как велишь, государь, – ответил Архип. – Где прикажешь, там и буду!
– А ежели без приказу? Пойдёшь в бой рядышком без повеленья моего?
– Я как-то и не мыслил о том.
– А ты помозгуй. Насильно мил не будешь – ведаю я. Но ты какой-то не эдакий. Будто не казак вовсе! Наблюдаю за тобой и диву даюсь. Будто не от мира ты сего!
– А он и есть не от мира сего, государь! – послышался голос из темноты. Минуту спустя к шатру подошёл Анжели и поклонился. – И женщины его любят до беспамятства. И смерть не берет. И люди им знатные интересуются! Всего не перечесть…
– Это ты?! – глаза Архипа округлились. – Ты…
– Да, это я, ты не ошибся, – продолжил за него Анжели. – Никита Минеевич Караваев. Не веришь мне, спроси у государя.
– Истинно, он это, – кивнул, подтверждая, Пугачёв.
– Да я… – Архип не находил слов.
– Государь, – обратился Анжели к Пугачёву, – отдохнуть бы всем надо. Спозаранку забот много появится. А за Архипа не беспокойся, Пётр Фёдорович. Он со мной заночует. Утром лично к тебе подведу и в бою за ним пригляжу, не «сумлевайся»!
В просторном шатре было уютно. Анжели указал на пустующую постель и холодно сказал:
– Спать будешь здесь, Архип. Не скажу, что я рад был тебя увидеть, но пути Господни неисповедимы!
– Как ты оказался здесь, среди мятежников? – спросил Архип, раздеваясь и укладываясь под одеяло.
– Этого тебе знать ни к чему, – делая то же самое, неохотно ответил француз. – Слепой случай свёл нас в этом логове, и я умираю от желания узнать, как ты здесь очутился.
– А то ты не ведаешь, – с горечью ухмыльнулся Архип. – Будя дурочку валять. Я не сумлеваюсь, что ты и казнью моей успел насладиться. Только вот не обессудь, что жив остался!
Анжели задул свечу и забрался под одеяло.
– Только не вздумай ночью напасть на меня, – предупредил он зевая. – Я всегда сплю и бодрствую одновременно, а палец мой всегда на курке пистолета!
– Я не вор и не разбойник, – прозвучал в темноте ответ Архипа. – А вот ты… Я не ведаю, кто ты, француз. Только доподлинно мне известно, что лихоимец и злодей!
– И откуда тебе это известно?
– Душа стонет, когда тебя вижу. А сейчас и вовсе её воротит только потому, что кров с тобою делить приходится.
– Слушай, Архип, брось трепаться, – усмехнулся Анжели. – Чертовка хуже меня, а ты с ней постель делил. Кстати, а ты её давно не видел?
– Век бы её не зрить, – вздохнул Архип как-то обречённо. – Она мне жизнь испохабила. Когда с усадьбы Артемьевых ушёл, и думать об ней позабыл. А она и здеся меня сыскала. Дочкой привлечь к себе хотела, да не вышло. Только вот дочку жалко. Во грехе рождена и… на меня похожая!
– Не ломай голову, казак, – сказал заинтригованный Анжели, поворачиваясь на бок, – не твоя дочь та девочка.
– Не моя?
– Нет.
– А чья тогда?
– Графа Артемьева.
– Михаила Прокофьевича?
– Нет, его брата, Александра.
– Ух ты, от него понесла?
– Нет, она у него девочку украла.
– Украла? Но для чего?
– Потому, что на тебя Машенька похожа.
– На меня? Но почему?
– Может быть, случайность, а может… Мне бы и самому знать это очень хотелось!
Они замолчали, и несколько минут думали каждый о своём.
– Почто всё это Чертовка затеяла? – спросил Архип, обращая свой вопрос в темноту и не зная, спит ли француз или всё ещё бодрствует.
– Привязать девочкой тебя к себе хотела, – ответил ровным голосом Анжели.
– Ишь ты. Но для чего?
– Любит она тебя, дурака. И похоже, очень сильно! – Анжели ухмыльнулся. – Бывает же такое! Злобная, лживая, порочная паскуда – и такая любовь! Как может быть, что поганая душонка может таить в себе еще возвышенные чувства?!
– Уж лучше бы их не было, чувств этих, – выдохнул уже в который раз Архип. – Жалко мне её. Но ничего не могу с собою поделать. Что ты француз, что Чертовка, будто оборотни оба. Снаружи господа как господа, а снутри…
Анжели неожиданно громко и весело рассмеялся.
– Это мы-то оборотни? – воскликнул он. – А кто тогда ты? Вурдалак? Мы с Чертовкой, как и все, смертны. А ты? Три раза вешали и жив остался? Так кто ты? Святой или нечистый? А может, батюшке царю совет дать, чтобы башку твою срубили или кол осиновый в сердце забили? Кажется, так у вас с вурдалаками на Руси расправляются?
– Я и сам не ведаю, кто я, – присев на постели, сказал Архип. – Будто без родителей на свет божий появился. Одни только беды по пятам за мною ходят. И просвету не видать нисколечко…
– Не прикидывайся бедной овечкой, – перевалившись на другой бок, ухмыльнулся Анжели. – За тобой не беды, а бабы по пятам ходят! Да какие бабы! Красавицы и дворянки! А смерть… А может, ты и бессмертен, Архипушка? А почему нет? Я своими глазами видел, что и смерть тебя забирать не торопится? Даже «государь» это заприметил и приблизил тебя к себе, словно оберег на шею свою повесил!
– Тебя послухать, аж жуть берёт, – отозвался Архип на едкие реплики француза. – Будто не человек я, а сам Сатана из ада кромешного. Давай лучше спать-почивать. Спросишь чего, не серчай, не отвечу!
– Спи, почивай, Архипушка, – прошептал Анжели, устраиваясь поудобнее и закрывая глаза. – Я присмотрю за тобой, Господом клянусь. А уж смертен ты или нет, попозже выясню. И в этом тоже Господом клянусь!
Глава 22
Грозная весть о подступившем к стенам города войске бунтовщиков всполошила весь Оренбург в ранний предрассветный час. Она как громом поразила горожан. Люди были в растерянности. Они не надеялись на надёжность укреплений Оренбурга, слабо верили в боеспособность гарнизона и в самого губернатора Рейнсдорпа. Горожане надеялись только на то, что войско бунтовщиков не настолько сильно, чтобы Пугачёв отважился напасть на город. Но тепе