Женщины ушли, а Мариула и девушка вернулись в избу.
Авдотья возвращалась домой от Мариулы и с тяжёлым сердцем вспоминала, как привела Луку в свой дом. Ведунья подлечила казака, когда они привели его с кладбища больным и почти безумным. Мариула за два дня поставила Луку на ноги, а Авдотья решила привести «жениха» в свой дом и рассказать о нём всё родителям.
– Кто ты? – выпучил глаза отец, Егор Комлев.
– Лука Барсуков, – ответил казак, устремив глаза в пол.
Все, кто был в доме, остолбенели.
– Лука?! Ты… ты-ы-ы? – воскликнула матушка Анисья, вся преображаясь. – Да ты… Ох, страдалец ты мой, ох, Лукашка!
Авдотья подошла к топтавшемуся у порога казаку, обвила его шею руками и положила голову на грудь, а он неуклюже обнял её, поцеловал в лоб:
– Не глядите на меня эдак. Ведаю, что на себя не похож. Что стряслося со мной, и сам не вразумляю. Только вот эдакий теперя я, не обессудьте.
– Да-да, он это! – воскликнула Авдотья, плача и прижимаясь ещё крепче к его груди. – И Мариула его признала! Он это. Он! Он! Он!
Отец подошёл к казаку, отстранил дочь:
– Дай, теперь я погляжу – ты ли это? – Он обхватил голову Луки руками и посмотрел ему в лицо. – Да, это ты, мой «зятёк» не состоявшийся! А не хочешь ли ты нам поведать, где носило тебя всё это время и почто ты одряхлел и состарился? Краше в гроб кладут.
В это время к ним подошла Вера Комлева.
– Здравствуй, Лука воскресший, – хмуро поприветствовала она казака. – Ты сильно изменился, и я тебя зараз не признала. Но почто ты сызнова в Сакмарске объявился? Ушёл, исчез, и на тебе… А ведь ты помер, как зараз всем известно, и со слезами на кладбищах, как мученик схоронен? – И Вера обернулась строго к племяннице. – А сгож ли он теперь в женихи Авдошке нашей? Где его нелёгкая столько времечки носила? И может, ты хотишь ещё за старика дряхлого и, могёт быть, проклятого не единожды замуж идти? Моли Господа, что он вовремя отвёл тебя от напасти этой, племяшка моя разлюбезная!
– Я хочу замуж за него! – едва слышно, но твёрдо прошептала молодая казачка, побледнев.
Никто в избе не мог вымолвить ни слова.
– А ты у матушки был? – спросил Егор.
– Не был, – ответил Лука, опуская голову.
– О Господи, не был! – И Анисья застонала, схватившись за голову. – Дык как же так, Лука? Она же извелась вся, схоронив тебя?
– Не смог я, – угрюмо ответил казак. – Разве мог я предстать перед матушкой в эдаком вот виде?
– А к нам эдаким заявиться, значится, смог? – ухмыльнулся отец Авдотьи.
– Ладно, пущай погостит у нас маленько, – засуетилась Анисья. – А тама видать будет.
– Спасибочки превеликое, «люди добрые»! – с оскорбленным видом отвесил поклон задетый за живое Лука. – Эту ночь я воспользуюсь вашим «великодушием», а завтра, на заре, двинуся в путь. Государь ждёт меня! И я, от вас в отличие, и эдакий люб ему!
– А чего утречка дожидаться? – хмыкнул с неприязнью отец, – прямо сейчас и ступай.
– У Авдошки уже другой жених имеется! – поддакнула злая на язычок Верка. – Демьяном зовут, коли знать хочешь.
– Что ж, прощевайте тогда. – Лука снова отвесил поклон и повернулся к выходу. – А я к вам сызнова и не набивался в зятья! Это Авдотья меня привела вопреки моему желанию.
– Не-е-ет! Лука, родненький, вернись! – закричала ему вслед молодая казачка. – Лука, вернись! Никто не гонит тебя!
Она выбежала за ним следом и схватила за руку, когда казак уже вышел за калитку.
– Вернися, Лука, Христом Богом молю! – прошептала в отчаянии Авдотья. – Я же… я же люблю тебя!
– Нет, не вернусь я! – ответил казак, остановившись. – А ты не горюй по мне и выходи замуж.
– За кого? – спросила быстро Авдотья, с тревогой заглядывая ему в лицо.
– За Демьяна, об котором сказывали, – угрюмо ответил Лука.
– За Демьяна? За крепостного, с которым я и не знакома даже? – побледнев, воскликнула казачка.
– Да, за него иди, – отворачиваясь, пробубнил Лука.
– Дык и не мыслила я за него идти! Это тётка так, со зла набуробила!
– Не за него, так за другого ступай. Через год, а может, и раньше, я вовсе одряхлею и помру!
– Никогда! Никогда! – И Авдотья замахала руками.
Тут неожиданно вмешалась выбежавшая из дома младшая сестра Авдотьи Марья.
– А ведаешь ли ты, Лука, – зло крикнула девушка, – сколько бессонных ночей Авдотья проплакала, горюя по тебе?
– Знаю, – ответил казак.
– А разве ты не хочешь, чтоб она сызнова весело смеялась и спокойно жила в Сакмарске?
– Хочу. От всей души хочу! – ответил удивлённо Лука. – Но как?
– Ежели ты уедешь прямо сейчас из городка и никогда не возвернёшься, то она…
– Замолчи, Марья! Замолчи, сказала! – закричала Авдотья и в сердцах топнула ножкой. – Он же жених мой, а ты…
– Федот, да не тот! – огрызнулась сестра. – Этот аспид бросил тебя перед свадьбой! Опозорил на весь Сакмарск! А теперь, когда припекло, объявился. Гони его в три шеи – и сказ весь!
Бедная Авдотья не нашлась, что ответить. Она понимала, что права её младшая сестрица, но сердце думало иначе.
– Ежели он уйдёт, то и я уйду с ним! – решительно заявила девушка, обвивая шею Луки.
– Ты сумлеваешься? Сознайся? – крикнула Марья.
– Ни капли. Прямо сейчас уйду, даже в избу не заходя!
Но она не ушла. Казак быстро освободился от её гибких рук, развернулся и побежал. Не успела Авдотья опомниться, как от Луки и след простыл.
– О Господи Боже мой милостивый! – простонала, глядя ему вслед, казачка, и её жалобный, полный скорби крик громко прозвучал над двором и улицей…
Она вошла в сени и остановилась, услышав разговор матери и отца.
– А я Авдотьюшку понимаю, – сокрушалась Анисья. – Дня не проходит, чтобы своими ушами не слышала, как сплетницы судачат, – дескать, бросил её Лука и убег! Да и Авдотья всё сама слышит. Рты то поскудницам не заткнуть. И что делать станем? Только не отмалчивайся ради Христа, Егор?
Желая положить конец неприятному разговору, Авдотья распахнула дверь и вошла в избу.
– Увезите меня куда-нибудь. Я поживу подальше отсюда. Хоть к тётушке! Увезите, не хочу здесь жить!
Она говорила так жалобно и искренне, что родители опешили.
– Мы тоже об том судачим, дочка, – сказал, хмуря лоб, отец. – Но только ты не будешь жить одна. К Сидору, в Ярёминку тебя свезу, с Марьей сообча.
Авдотья с недоверием посмотрела на отца, а когда он встал и протянул к ней руки, сама бросилась к нему на шею и прижалась крепко, как в детстве.
– А почто в Ярёминку к дяде? – спросила она наконец.
– Так и для тебя и для нас спокойнее будет. И дурь зараз из башки твоей выветрится!
– О Господи! – простонала Анисья. – Что соседи-то скажут? Сейчас же начнут галдеть, что я выпроводила дочек со двора!
– Соседи, соседи, – еле сдерживая себя, раздражённо перебил её муж. – А что нам их слухать? Они сами по себе, и мы эдак же!
– Воля твоя, Егорушка, – сказала мать и заплакала. – И почто Лука объявился… Чтоб ему пусто было, ироду проклятому!
– Не говори эдак, мама! – залилась слезами Авдотья. – Он люб мне и эдакий!
– Доченька, не гневи отца-то! – плача запричитала Анисья. – Осерчает, не сдобровать нам всем. Ты же сама зрила, каков он? Старик столетний! Господом он наказан, верь мне!
– Всё, узлы вяжите! – подвёл черту разговору отец. – Чтоб к утру готовы были!
Схватив с вешалки полушубок, он набросил его на плечи и вышел на двор, громко хлопнув дверью.
– Ну вот, осерчал Егорушка, – смахнув рукавом слёзы, вздохнула мать. – Давайте собираться, доченьки. Всё одно слезами-то горюшку не поможешь!
Мариула долго стояла перед иконами. Сидевшая у окна с Радой Ания слышала её тихое бормотание. Девушка понимала, что ведунья молится.
Поднявшись с колен, Мариула подошла к ней:
– Об чём закручинилась, дочка?
– Думаю вот, как теперь дальше жить.
– А ты не шибко о том думай. Жизнь сама расставит всё на свои места.
Мариула вернулась к столу и позвала девушку:
– Айда-ка сюда, дочка. Радочку в люльку уложи, а сама ко мне подсаживайся.
Ания подошла к ведунье и замерла. А Мариула тем временем раскинула по столу карты и покачала головой.
– Тебя ожидают большие перемены, дочка, – сказала она. – И замуж ты выйдешь за красивого и богатого! Счастье всюду будет сопутствовать тебе!
Ания молчала, не смея взглянуть ей в глаза.
– Те беды, что на роду твоём написаны, ты пережила уже, – продолжала Мариула. – Апосля только счастье у тебя вижу вот отовсюду. А жених твой – красавец писаный. Вот только сейчас трудно ему. В кольце ворогов избранник твой, но… За ним всюду ходит ангел-хранитель евоный…
– Архип!
Мариула услышала в её голосе боль и замолчала.
– А хорошо бы, ежели эдак бы и было! – продолжила она тихо, но с искренней надеждой в голосе. – А я бы навещала вас и детишек нянчила…
– Так за Архипа я выйду? Что карты говорят? – заинтересовалась девушка.
– Об этом карты зараз умалчивают, – ответила уклончиво Мариула. – Придёт время – сама узнаешь. Только вот что жить долго будете в счастье и согласии – об том ведаю!
– Не говори мне больше об этом! Горе мне, горе! Ни за кого не пойду, только за Архипа!
– Дык что же это, доченька! – испугалась Мариула. – Об каком ещё горе молвишь? А может, и Архипка суженый твой. Не томись раньше времени.
– Прости меня, бабушка.
– Ничего. Да и прощать мне нечего. Я сейчас картишки скину и погляжу, чего оне ещё мне подскажут.
– А я чего-нибудь поесть приготовлю.
Девушка выпорхнула из избы.
«Какая она славная», – подумала Мариула и отложила карты. Она услышала, как звякнуло что-то в сенях. Девушка тут же вернулась в избу и прошла к стоявшему за печью столику. Мариула подошла к ней:
– Дозволь я рыдышком побуду?
Ания ответила одним кивком, быстро надела на себя чистенький передник и поставила на горячую галанку (печь) сковородку. Комочек масла заскользил и исчез. Девушка достала из лукошка несколько яиц.