«Государь» приказывал казакам отходить. Его полковники передавали «повеление» всем, кто не слышит.
– Чтоб опосля сызнова под пулями корячиться? – крикнул кто-то из казаков, не желая покидать удобного укрытия.
– Сызнова бошки под свинец подставлять?! – добавил другой.
– Не пойду назад! – орал третий.
– И я не пойду! И я! – наперебой кричали остальные.
– Окружат вас и перебьют, как щенят! – кричал «государь», привставая на стременах.
– Пробьёмся!
– За мной, неслухи! – скомандовал Пугачёв, заворачивая коня. – Кто повеленья моего не исполнит – считать буду изменниками!
После такого грозного предупреждения казаки начали потихонечку отползать. Архип видел, что вышедших за городские стены солдат очень много, и понимал, что невозможно ни отбросить их, ни устоять перед их натиском. Оставалось только одно: отступать немедленно.
Между тем солдаты пошли в наступление,
Архип круто повернул коня, изо всех сил вдарил каблуками сапог ему в бока и, пригнувшись к луке седла, поскакал во весь дух через позиции обратно, перескакивая через тела убитых и раненых казаков.
Он слышал позади яростные крики, слышал выстрелы, свист пуль и грохот рвущихся снарядов. Пули свистели мимо его ушей, но он очертя голову мчался к месту сбора отступающего войска.
Конь под скакавшим впереди «ампиратором» споткнулся и рухнул на землю. «Свиту» Пугачёва охватил страх.
– Скорей к государю на выручку, скорей! – послышались выкрики, и к Пугачёву устремились со всех сторон люди.
Среди отступающих поднялась суматоха. Архип пришпорил коня. В отличие от остальных спешащих на помощь «ампиратору» он был к нему ближе всех. Кровь прилила к лицу Архипа, глаза его сверкали.
Пугачёв вскочил, испуганно озираясь, словно после тяжёлого сна, вскрикнул и бросился бежать. Но, по присыпанному снегом полю бежать было тяжело. Он падал. Ему становилось жарко, пот градом катился по лицу.
Архип намного опередил всех.
– Государь, обожди! – кричал он вслед Пугачёву. Его лицо ещё больше раскраснелось от бешеной скачки под градом пуль, глаза блестели.
И «ампиратор» остановился. Он топтался на месте до тех пор, пока Архип не осадил рядом коня. Казак тут же спрыгнул с седла и протянул уздечку Пугачёву.
– Государь, спасайся! – крикнул он, тяжело дыша.
Все видели, как «ампиратор» вставил ногу в стремя, как он взялся за луку седла, пытаясь взобраться на коня. Вот он подтянулся, конь попятился. Однако нога выскользнула из стремени, и Пугачёв едва не упал под копыта пляшущего животного. Все, кто спешил к нему на помощь, вскрикнули. Но «государь», изловчаясь, вскочил на коня и придержал за узду рванувшееся вперёд животное.
– Сигай за меня! – крикнул он Архипу. – Сигай живо, покудова велю!
Архип не стал заставлять «ампиратора» повторять дважды и тут же запрыгнул на круп коня.
– Держись крепче! – крикнул Пугачёв и пришпорил коня.
– Ничего. Им за нами не угнаться! – успел Архип выкрикнуть в ухо «государя», как одна из пуль егерей впилась ему в спину. Он вскрикнул.
Как стрела, мчался конь, вынося седоков с поля битвы. А когда они выбрались из зоны досягаемости пуль, Пугачёв натянул уздечку. Архип, потеряв равновесие, мешком свалился на землю. «Ампиратор» тут же соскочил с седла и поспешил к своему спасителю.
– А ну все назад, ироды, – хрипел он, расталкивая казаков. – Я должон его увидеть!
Архип лежал на спине. Кровь била ключом из его раны. Увидев над собою встревоженное лицо «государя», он захрипел, кровь хлынула изо рта, он вздрогнул и затих.
– Помер что ли? – проворчал Андрей Овчинников, глядя на затихшего казака.
– Посредь спины пуля встряла! – сказал Пугачёв, склоняясь над Архипом. – А ведь она для меня предназначалась…
– Ежели бы для тебя, государь, то в тебя бы и попала, – вздохнул облегченно Овчинников.
– Дык ежели бы он не прикрывал меня сзади собою… – Пугачёв прервался на полуслове и оглядел собравшихся. – Немедля к лекарям его. Душу с того выну, кто не спасёт этого героя!
Архипа перенесли к повозке. Дав приказ излечить своего спасителя, Пугачёв собрал оставшихся в живых «полковников»:
– Здесь крепиться и дальше солдат не пущать! Апосля всех в шатёр свой прошу. Совет держать будем. Кто мог помыслить, что Рейнсдорп, подлюга, выкинет эдакие вот кренделя!
Архип вздохнул. Его внесли в избу и уложили на кровать. Привезший его в слободу казак передал лекарю повеление «ампиратора» слово в слово.
Рана Архипа была достаточно серьёзна, но не смертельна. Лекарь тут же занялся лечением казака. Он заботливо ухаживал за раненым, приставил сиделок и сам бодрствовал возле него.
Архип не боялся смерти. Он спокойно говорил о ней. Казак чувствовал, что силы его убывают, и на четвёртый день после ранения Архип отказался от еды. Но наряду с упадком сил и рана перестала беспокоить его. Но почему?
Заботливо перевязав, его перенесли в другую избу и уложили на кровать. Архип осмотрелся. Откуда здесь столько раненых?
Под крышу небольшой казачьей избы умудрились втиснуть около тридцати человек. Раненых сваливали прямо на пол, да так плотно, что лекарям и санитарам некуда было наступить. Раненых легко тут же осматривали, бинтовали и выпроваживали из избы-лазарета на улицу, а вот раненых тяжело…
Только теперь Архип вспомнил бой у стен Оренбурга и спасение самозванца. Но зачем он спас человека, развязавшего кровавый бунт? Выходит, он может теперь добавить ко всем своим бедам и осмысленное участие в бунте! А здесь он воочию видит жертв бунта – раненых и умирающих, участвовавших в кровавой бойне по чьей-то злой воле.
Были тут и искалеченные взрывами тела, в которых едва теплилась жизнь. С такими не больно-то церемонились. Их сваливали у входа. А когда жизнь покидала несчастных, их тела выносили на улицу и сваливали друг на друга.
Глядя на всё это, Архип понял, что ему повезло. Он получил свою пулю в нужный момент и, скорее всего, его участие в войне на том и ограничилось. Теперь остаётся только собраться силами и выжить.
Его перевязали. Изумлённый санитар извлёк из окровавленного бинта крестик и уставился на него непонимающим взглядом.
– Что это? – спросил он.
– А я почём знаю? – вскинул брови Архип, увидев свой нательный крестик в руках санитара. – До ранения он у меня на шее висел.
Он напрягся. Рана не болит. Собственно не болела она с самого начала. Наверное, лекарь или кто-то из его помощников впопыхах прибинтовали крестик к ране? Может, благодаря этому прошла боль?
Как объяснил впоследствии лекарь, попавшая в спину Архипа пуля пробила кожу, лёгкие и вылетела наружу, пробив кожу и мышцы на груди. Это был сквозной прострел лёгкого без серьёзного травмирования аорты. Даже ни одного ребра задето не было.
– Это чудо! – сказал лекарь. – Тебя чудо спасло, казак. И радуйся такому счастью!
– Слава тебе, Господи! – прошептал Архип и слабо улыбнулся, осознав, что ему действительно привалило невероятное счастье.
Архип проснулся ночью от жалобного, протяжного стона. В углу, на кровати, стонал казак, который пребывал между жизнью и смертью. Большей частью он был в беспамятстве, но временами приходил в себя и кричал. Он звал на помощь, но к нему никто не шёл. Потом он уже не звал, а только тихо подвывал.
У казака не было обеих ног. Его муки длились уже не первый день.
– Слышь, Семён? – обратился Архип к санитару. – А кто там стонет в углу? Может, помочь ему чем? А?
– Палач то государев помират, – ответил санитар равнодушным голосом. – Ему уже только пуля помочь смогёт.
– Палач?! – ужаснулся Архип. – А уж не Лукой его зовут?
– Прошка он Бурнов, – поморщился неприязненно санитар. – Душегуб, коих свет не видывал. А тебе-то что до него? Пущай себе мучается. Всё одно в ад попадёт!
Архипу сделалось не по себе. Но не от раны, которую промывал и перевязывал санитар, а от сознания того, что рядом, в муках умирает Лука, а он… Он не в состоянии ему помочь. Он не в состоянии даже облегчить ему муки.
– Семён, подсоби до нево добраться? – попросил Архип, как только санитар, сделав перевязку, собрался уходить.
– К нему? – удивился тот.
– Давай подсоби, – настаивал Архип. – Хочу обспросить его кое о чём, покуда дышит.
Санитар пожал плечами, бросил под ноги грязные бинты и протянул руки:
– Айда, коли хочешь. Только услышит ли он тебя?
С помощью санитара, скрипя зубами, Архип перебрался к кровати умирающего Луки.
– Лука, ты ли это, брат мой?
– Для чего ты меня с поля вывез? – прошептал в ответ калека. – Чтоб мукам адовым меня предать.
– Да ты что, Лука? – попробовал утешить его Архип. – Да ты ещё поправишься и в Сакмарск вместе поедем!
Но Лука не дал ему договорить.
– Был я там. Никому я в городке не нужен. А ты не мели языком попусту. Все тут ведают, что больше не жилец я. Видишь, даже водицы никто не подносит.
Когда санитар отошёл, умирающий обратил полный страданий взгляд к Архипу:
– Прости меня, Архипушка. Христа ради за всё прости. Вот узрел тебя, и камень с души свалился. Помирать зараз легше стало… – Он замолчал на мгновение, уставившись куда-то в потолок, затем посмотрел на сидевшего рядом Архипа. – Ежели мог бы я жизнь свою сызнова начать…
– Ты ещё начатую доживай, – вставил своё слово Архип. – Ты ещё… Ого-го…
– А мне завсегда с тобою хорошо было! – В глазах умирающего на миг зажёгся огонёк. – Железо ковали. Разговоры вели задушевные! Ежели бы бес не попутал мой разум…
Утомлённый длинной речью, Лука замолчал. Нащупав руку Архипа, он сжал её своими холодными пальцами. Затем он на несколько минут потерял сознание. Очнувшись, он облизнул слипшиеся губы и попросил воды. Когда санитар исполнил его просьбу, Лука отпил несколько глотков и снова попробовал заговорить с Архипом. Но разговор его утомлял всё больше, и он вынужденно умолкал.
Лука тяжело дышал, обливался потом, но Архипа от себя не отпускал, удерживая его руку. Он уносился воспоминаниями в род