Когда Архип так умело захватил его и привёл в Сакмарск, тогда и задумался, как поступить с пленником. Анжели «посоветовал» отпустить его на все четыре стороны.
– Ну зачем я тебе? – спрашивал он казака, уже успев обдумать своё незавидное положение и ища лазейку, как из него выбраться.
Архип подумал и пожал плечами.
– Действительно… Для какого ляду я притащил тебя сюда? – сказал он задумчиво. – Хотелось бы вот знать только, почто ты за мной увязался и порешить хотел?
– Государь приказал, – сам не зная для чего, решил перевалить свою вину на «плечи» Пугачёва Анжели. – Так и велел, чтобы я нагнал тебя в пути и зарубил не жалеючи! – продолжил лгать он тогда. – А мне что? Я человек маленький. Мне велят, а я делаю.
– Брешешь ты, – сказал Архип. – Меня государь тогда самолично отпустил. Ему ничего не стоило в Бердах прилюдно меня казнить, а не посылать убивца вслед за мною.
– Прилюдно он не мог, – улыбаясь лгал ему в лицо Анжели. – Ты государю жизнь спас. Все это видели! И как бы он выглядел тогда, прикажи казнить тебя?
– Может, ты и прав, – вздохнул одураченный им Архип. – Чужая душа – потёмки. Только вот что теперь с тобою делать?
Он задумался и замолчал.
– Отпусти меня, не бери грех на душу, – прошептал Анжели вкрадчиво. – Если бы не я, то Чертовка тебя бы со свету сжила.
– Может, и сжила бы, – ответил Архип. – Только вот почто ты её вспомнил?
Тут Анжели будто прорвало. Он лгал доверчивому казаку так правдоподобно и искренне, что превзошёл самого себя. Ну как только не извернёшься ради спасения собственной жизни?
– Выходит, что ежели бы не ты, то эта подлюга извела меня? – сокрушённо вздыхал очередной раз одураченный казак.
– Конечно, Архип! – поддакивал, внутренне ликуя, Анжели. – Она что думала… Она хотела привязать тебя к себе, да ничего не вышло! Вот и решила тебя в подвале сгноить! Или ты уже запамятовал это?
– Нет, не запамятовал, – покачал сокрушённо головой казак. – Токо вот в толк не возьму – ты-то здеся причём?
– Да если бы не я, то она ещё тебя и отравить хотела, – вкрадчиво прошептал Анжели очередную порцию лжи. – Так что если бы не я…
– Но ведь не ты, а Барков меня из подвала тогда вытащил? – всё ещё сомневался Архип. – Он мне и Ание…
Казак вдруг понял, что начал говорить лишнее, и замолчал. Но хитроумному Анжели было достаточно и того, что он услышал, чтобы развить тему в свою пользу.
– А кто, ты думаешь, указал Баркову, как вас спасти? – спросил Анжели, оживившись.
– Что… Неужто ты?
– А кто же ещё, дурья твоя башка!
– Тогда почто втайне всё это?
– Чтобы Чертовку не насторожить, вот для чего!
– А ты что, разве боялся её?
«Не в бровь, так в глаз!» – подумал тогда Анжели, ибо прозвучавший вопрос застал его врасплох. Но он перестал бы уважать самого себя, если бы не смог вывернуться и из этой ситуации.
– Не боялся, а подчинялся я ей! – ошарашил своим лживым ответом Анжели.
Архип встал и прошёлся по избе в глубоком раздумье. По его поведению Анжели определил, что казак окончательно сбит с толку.
– Со мной что собираешься делать? – спросил он тогда, желая внести ясность относительно своей судьбы. Он знал, что Архип, по доброте душевной, едва ли надумает его убить. Но следом напрашивался не менее важный вопрос: «А где содержать пленника?».
И тогда Анжели решил вести себя «достойно». Зная не понаслышке о доброте русских людей и их порядочности, хитрый француз решил сделать на это свою, как он тогда понял, беспроигрышную ставку. И, как оказалось, не ошибся. «Не надо давать повода, чтобы меня всё-таки убили, – думал он. – Убегать тоже не надо. Поймают – убьют или посадят в холодный амбар, где я не выживу!»
Расчёт оказался верным. Анжели, как и хотел, стал невыносимой обузой для Архипа. Бежать он не пытался, а наоборот, всем своим видом давал понять, что вполне доволен своей жизнью и, в отличие от своих «тюремщиков», просто наслаждался ею. Архипа, Мариулу и всех в доме он просто выводил из себя своей прилипчивостью. Его язык болтал без умолку. Он говорил обо всём, и всё его интересовало. Его вначале связывали на ночь. Готовясь ко сну, он сам подзывал Архипа и протягивал ему руки и ноги для верёвок. Затем его перестали «вязать» и перестали обращать на него внимание. Вот тогда Анжели уяснил, что конец его заточения уже близок.
Архип скрывал его от людей. Когда кто-то из сакмарцев приходил в избу, пленника уводили за печь и приказывали сидеть тихо. Но он всячески игнорировал такие не подкреплённые угрозой «повеления». Вгоняя в конфуз своих «пленителей», он делал всё, чтобы приходившие в гости люди его заметили и «не обнесли» своим вниманием. И тогда Архипу или Мариуле приходилось изворачиваться, называя его каким-нибудь «хворым», «гостем», или «дальним родственником». В ответ на его «шалости» Архип несколько раз угрожал посадить француза в холодный амбар на цепь, но… Как и следовало ожидать, не делал этого.
В конце концов Анжели настолько надоел Архипу и Мариуле, что они уже не знали, как поступить с ним: вышвырнуть из избы или отвезти куда подальше за городок в дикую зимнюю степь и «выпустить на волю». И как-то ночью к его постели за печью подошла старая ведунья.
– Знаешь что, мил человек, а не пора ли тебе восвояси? – прошептала она, потрогав его за руку.
«А вот и финал моей комедии!» – с радостью подумал француз, услышав её слова, но… решил немного покобениться.
– О Господи, за что вы меня гоните, добрая госпожа?! – воскликнул он вполголоса, чтобы не «разбудить» спящих, хотя был уверен, что никто в избе и не спит вовсе. – Куда же я пойду теперь? На улице зима, мороз… Мне идти некуда.
– Не мели помелом, паскудник, – прошептала, как ему тогда показалось зловеще, старуха. – Я насквозь зрю твою душу чёрную. Но подохнешь ты не скоро. Господь уготовил тебе иную участь!
– Мне? – опешил он тогда.
– Тебе, – ответила старуха. – Ступай прямо сейчас со двора, покуда я ещё порчу на тебя не наслала!
После такого предупреждения Анжели решил больше не заставлять себя упрашивать. Он не верил в магию и порчу, хотя… Кто их знает, этих казаков и цыган… А вдруг предупреждение старухи не так уж и беспочвенно?
Он встал, быстро оделся и вышел в сени. Мариула вышла его проводить.
– Вот тебе еда на дорогу и ступай! – сказала старуха, передавая узелок и выпуская его за дверь. – Только ещё посмей объявиться здесь! Тогда никогда не увидешь более своего короля и Парижу!
– О чем это ты? – удивился он тогда, услышав её «напутственные» слова.
– Ты ведаешь об чём, ирод, – ответила она и погрозила ему пальцем. – Ты эту бучу с Пугачом затеял. Но теперь дорожки ваши разбежались! Не уйдёшь от самозванца – быть тебе им казнённым!
Высказав пророчество, старуха захлопнула дверь, оставив его наедине со своими уже далеко не радостными мыслями…
Анжели на минуту отвлёкся от своих воспоминаний, увидев озабоченное лицо Пугачёва и его полный злобы взгляд.
«Кажется, старуха была права, – подумал он. – Судя по всему, моя миссия при особе самозванца близка к своему завершению. И почему я снова вернулся к нему, а не ушёл, как советовала Мариула?»
Его мысли снова засуетились в голове, но уже в ином направлении. Анжели взвесил все шансы Пугачёва на победу и пришёл к неутешительному выводу – они ничтожны! «Государь» упустил нужный момент и завяз по уши у стен Оренбурга. Если бы он развивал свой первоначальный успех и расширил наступление, оставив город временно в покое, тогда чем чёрт не шутит, может быть, и добился бы головокружительного успеха. Но теперь момент упущен! А это может означать только крах всей предпринятой авантюры! Теперь можно уходить от него с чувством выполненного долга. То, на что рассчитывал король, выполнено даже с большим результатом, и можно возвращаться во Францию с чистой совестью!
Пугачёв готовился к бою основательно. Он знал, что от его исхода зависело многое. «Ампиратор» значительно укрепил боевые позиции.
Стены крепости были обнесены снежным валом и залиты водой. Очень грамотно, в опасных направлениях были расставлены пушки. Но его войско, безграмотное и плохо обученное, едва ли могло противостоять войскам императрицы, возглавляемым опытными военачальниками.
Двадцать второго марта корпус генерала Голицына подошёл к крепости Татищевой. Его войско заняло высоты севернее крепости. На высотах установили артиллерийские батареи и открыли шквальный огонь по крепостным стенам.
Пугачёвцы ответили незамедлительно. После пушечной дуэли, которая длилась чуть более трёх часов, войско Голицына двинулось на штурм крепости. Завязался ожесточённый бой.
Шедшие в атаку солдаты стреляли дружно и точно, почти без промаха. Позволяла дистанция. Выскочившие за ворота казаки стреляли наугад, не причиняя правительственным войскам большого урона. Казаки не решились приближаться к наступавшим чётким строем солдатам, постепенно пятясь к крепостным воротам и вяло отстреливаясь.
Так солдаты корпуса Голицына неумолимо приближались к стенам, как всесокрушающая лавина, которую нельзя перескочить, объехать или обойти.
Вскоре выстрелы слышались уж повсюду.
– Мы окружены! – потеряв самообладание, взвизгнул Кинзя Арсланов.
Запертое в стенах крепости войско бунтовщиков металось из стороны в сторону. То, нахлёстывая лошадей, спешили к проломам в стенах, то, круто повернув, мчались к разбитым ядрами воротам.
А солдаты уже входили в крепость. Гремели выстрелы. Казаки валились с лошадей на землю, раненые лошади с диким ржанием падали на них.
Когда же большая часть солдат вошла в крепость, пугачёвцы окончательно пали духом. Казаки сталкивались в общей свалке друг с другом, лошади грызлись, ни о каком «достойном» сопротивлении и мыслить не приходилось.
И тут чей-то грозный голос, пересиливая шум сражения, крикнул: – Казаки, спасайся! Отходи на Берду!
Это кричал Пугачёв, которого в такой сумятице едва ли кто видел, но услышали все.