Капитан и сам не понимал, что сблизило его с девочкой. Марфа всегда смущалась и краснела, когда видела его. А Барков… Обдуманно и даже с некоторой гордостью, чувствуя, что девочка становится всё более доступной и откровенной при встрече с ним, старался любыми путями вызвать её на откровенность.
– Мы прожили целую зиму под одной крышей, а ты так ничего и не рассказала о себе? – спросил Барков у девочки.
– Я всё обсказала, – ответила та, вертя куклу.
Она сидела на стуле, у окна, поправляя накинутый на плечи поверх сарафана пуховый платок. Ей не было холодно. Но Марфа считала, что не мёрзнет потому, что на ней тёплый платок, а на коленях кукла.
– Ты так и не помнишь, откуда ты? – спросил Барков, стараясь придать голосу побольше безразличности.
– Не помню, – как и всегда, поджала губки девочка.
– А ты умеешь разговаривать на других языках? – задал капитан очередной вопрос, который ранее не задавал никогда.
– Нет, – испуганно ответила Марфа, и кукла в её руках задрожала.
– Ни татарский, ни киргизский? – настаивал Барков, насторожившись.
– Нет, – ответила девочка, бледнея и, как бы защищаясь от него, прижала куклу к груди.
Видя её сильнее волнение, заинтригованный капитан решил сменить тактику.
– Ты почему боишься Александра Прокофьевича, Маша? – спросил он на французском языке, не спуская с лица девочки напряжённого взгляда.
Марфа вздрогнула, но ничего не ответила.
– Ты поняла, о чём я спросил? – оживился Барков, задавая этот вопрос уже на русском.
– Я вас не понимаю, Александр Васильевич, – ответила она тихо.
Капитан смутился, но девочка успокоила его, сказав:
– Я вам уже всё рассказала о себе. Не спрашивайте меня больше об этом, пожалуйста!
– Прости меня, Марфа, – вздохнул он. – Просто ты…
Не договорив, он махнул рукой и сменил тему.
Они ещё разговаривали долго о разном. Но запретные темы обходили старательно стороной.
– А теперь пора и честь знать, – собираясь уходить, сказал Барков. – Встретимся вечером за столом, Маша. Прости, Марфочка!
В то время пока капитан беседовал с девочкой, граф Артемьев навестил дом губернатора Рейнсдорпа. Он знал, что Жаклин прячется от него в доме губернатора. Александр Прокофьевич не единожды на протяжении зимы пытался встретиться с Чертовкой, но безрезультатно. Слабохарактерный Иван Андреевич Рейнсдорп со своей супругой, видимо, надёжно попались в сети Жаклин и всячески препятствовали встрече своей «квартирантки» с графом.
Когда дворецкий доложил о приходе Александра Прокофьевича, губернатор проводил время за кувшином вина, стараясь забыть все тяжкие заботы прошлого и все мрачные предчувствия будущего. Вошедшего графа он пригласил за стол и, пьяно ухмыльнувшись, сказал:
– Александр Прокофьевич, милостивый государь, поверь, с меня довольно слёз и страданий! Давайте выпьем за нашу победу, но не будем говорить о Жаклин. Ведь именно по её душу вы сегодня пожаловали?
– Вы не ошиблись, Иван Андреевич, – ответил граф, прямо глядя губернатору в его бегающие глаза. – Этот мой визит последний. Если вы мне откажете во встрече с Жаклин и на этот раз…
– О Господи, Александр Прокофьевич! – воскликнул Рейнсдорп. – Нет, не могу я пойти против воли госпожи Жаклин! Не могу! Она явилась в мой дом с просьбой о защите. И именно от вас, дорогой мой граф Артемьев! И… я не смог отказать ей!
– Об этом вы мне твердите уже всю зиму, Иван Андреевич, – поморщился граф. – Я даже знаю, что вы мне ответите на следующий вопрос, который я собираюсь вам задать!
– И что же?
– То, что Жаклин – подданная французского короля, а вы не хотите впасть в немилость императрицы. Вы опасаетесь, что я убью эту суку, но я не собираюсь марать об неё руки!
– Тогда для чего вы настаиваете на встрече с ней?
– Хочу только заглянуть в глаза этой падшей женщины и, быть может, задать ей пару вопросов.
– Нет, нет, нет! Не могу я, Александр Прокофьевич, – жалобно промямлил губернатор. – Я дал обещание этой женщине, что буду её защищать. Я не могу нарушить своего слова! Давайте лучше выпьем?
Они выпили.
– Александр Прокофьевич, – шмыгнув носом, заговорил губернатор, едва ворочая языком. – А может, ну её? А? Завтра Жаклин собирается уезжать. Вот и пусть себе едет…
Услышав важную для себя новость из уст пьяного губернатора, граф расслабился. Удача вдруг улыбнулась ему. Жаклин собирается убираться из Оренбурга, а значит…
– Охрана будет значительной? – спросил он вкрадчиво, стараясь не насторожить Ивана Андреевича.
– Не-е-е, – буркнул тот, замотав головой, как конь в стойле. – Моя прогонная грамота и четыре драгуна. Вот и вся охрана! Сейчас кругом наши войска, и госпожа Жаклин доедет беспрепятственно!
«Тогда выпьем за её гладкую дорожку! – улыбнулся граф, поднимая бокал. – Кума с возу – кобыле легче. И мне глаза мозолить не будет своим присутствием!»
Они пили до тех пор, пока губернатор не уткнулся носом в блюдо с жареным цыплёнком. А когда Иван Андреевич смачно захрапел, граф допил остатки вина прямо из кувшина и позвал слугу.
– Проводите господина губернатора в опочивальню, а меня к выходу, милейший! – сказал слуге Александр Прокофьевич. – До дому провожать не надо. Я хочу немного прогуляться и поразмыслить.
Выйдя из дома губернатора, граф остановился. Голова работала трезво и ясно. «Значит, Жаклин решила втайне от меня тихо исчезнуть! – подумал он. – Что ж, попытайся, Чертовка! Но, прежде чем уехать из Оренбурга, я преподнесу тебе один очень нежелательный сюрприз!»
Улыбаясь своим мыслям, Александр Прокофьевич не заметил и сам, как ноги принесли его к шляпному салону. Отстранив рукою открывшего ему дверь Демьяна, граф легко взбежал по ступенькам на второй этаж, вошёл в гостиную и крикнул:
– Капитан Барков? Александр Васильевич?
– Сейчас я, – послышался ответ капитана, и спустя минуту он выбежал из своей комнаты.
– Я тебя разбудил? – спросил граф, глядя на помятое лицо Баркова.
– Н-нет, я только дремал, – ответил тот, стараясь выглядеть бодро.
– Казаки уже уехали? – улыбнулся Александр Прокофьевич.
– Ч-час назад, – ответил Барков, ничего не понимая.
– А слуги? Сколько наберётся моих слуг?
– Человек восемь, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься. Велю завтра быть всем наготове! Нам предстоит выполнить одно очень деликатное дельце!
Глава 30
Жаклин де Шаруэ в овчинном тулупчике, готовая в дальний путь, стояла во дворе губернаторского дома, с беспокойством дожидаясь карету. Наконец, пара красавцев коней подвезла к ней долгожданный экипаж.
– Ну, мне пора, дорогая, – прошептала вышедшей проводить её губернаторше Жаклин, целуя её в щёчку.
– Нет, нет. Дождитесь охрану! – воскликнула та, провожая её со слезами, как самую лучшую подругу.
По лицу Жаклин промелькнула тень.
– Это приказ Ивана Андреевича? – спросила она.
– Да, да. Это я попросила его об этом.
– Карета… Охрана… И то и другое, вне сомнений, привлечёт ко мне внимание разбойников и мародеров!
– Напротив, всадники отпугнут их, дорогая.
Жаклин посмотрела в сторону ворот.
– Вы меня слышите, дорогая?
– Да… это стук копыт.
– Это охрана?
– Д-да… Наверное…
Губернатор тоже вышел проводить «француженку». Дворецкий положил в карету корзину с провизией и пару пистолетов.
– Запрягли уже? – спросил Иван Андреевич, глядя на лошадей и карету.
– Так точно, ваше высокопревосходительство! – ответил кучер, спрыгивая с козел.
– Тогда… – Он повернулся к Жаклин, взял её руку и поцеловал. – Счастливого пути, госпожа де Шаруэ! Мы будем вспоминать вас всегда!
Наконец всё было готово к отъезду. Жаклин со слезами на глазах трогательно нежно простилась с гостеприимными хозяевами. Бледная, в застёгнутом на все пуговицы полушубке, она уселась в роскошную карету. Губернатор помахал ей рукой.
Как только карета выехала со двора, ворота сразу же заперли. Жаклин откинулась на спинку сиденья. Она была озабочена.
Ей было страшно отправляться в дальний путь. Войско бунтовщиков разгромлено. Но кто его знает, сколько ещё отрядов пугачёвцев бродит по степи? А что если вдруг одна из шаек нападёт на неё? Хоть и сопровождают её четыре всадника, всё равно им не справиться с разбойниками. Испуганное воображение рисовало Жаклин страшные, кровавые сцены. Она видела ужасные бородатые лица злодеев и себя, рвущуюся из их цепких рук.
Тяжёлая карета медленно колесила по разбухшей от влаги дороге. Езда в темноте требовала особой осторожности. Жаклин уже раскаивалась, что настояла на этой преждевременной поездке, да ещё в ночь. Ей казалось, что так будет безопаснее. Жаклин не терпелось. Ей казалось, что карета слишком медленно ползёт по дороге. Она даже не решалась выглядывать за шторку, боясь увидеть за окном что-то ужасное. Каждый посторонний звук, доносящийся с улицы, заставлял её вздрагивать. Она всё прислушивалась, не зазвучат ли выстрелы и не зазвучат ли копыта коней преследователей.
Плохое предчувствие не обмануло Жаклин. Она снова, уже в который раз, не смогла уехать из Оренбурга без опасных приключений.
В стороне грянул выстрел.
– О Боже, что это? – спросила Жаклин у скакавшего рядом с каретой драгуна, впервые решившись выглянуть в окно.
– Знать не знаю, – ответил тот озабоченно, выхватывая из присёдельной кобуры пистолеты и взводя курки.
– Разбойники! – прошептала Жаклин и вздрогнула, испугавшись своего же шёпота. В ночи грянул второй выстрел.
– Как будто за нами кто-то гонится, – сказал озабоченно драгун и, привстав на стременах, оглянулся.
И снова наступила тишина. Слышался только скрип колёс кареты да топот копыт лошадей по размокшей дороге.
– Мы уже далеко отъехали от города? – спросила Жаклин у скакавшего рядом драгуна.
– Знать не знаю, – угрюмо ответил тот.
– А может, вернёмся?
– Уже поздно! – огрызнулся драгун, беря пистолеты наизготовку.