Они подъехали к мосту через Сакмару, но не успели переехать реку.
– Стой! – загремело впереди кареты.
Жаклин побледнела и схватила один из пистолетов, торчавший ручкой вверх из корзины с провизией. Осторожно выглянув за шторку, она увидела в лунном свете отряд всадников, преградивший им дорогу.
– Стреляйте! Что же вы? – закричала в ужасе Жаклин сопровождавшим её драгунам.
И, прежде чем она успела выстрелить сама, в ночи прогремел грозный окрик:
– Опустите оружие, господа! Мы не разбойники!
«О Господи, да это же граф Артемьев! – похолодела Жаклин, узнав его голос. – Уж лучше я бы встретилась с разбойниками, чем с этим…»
– Пропустите нас, господа! – крикнул драгун, к которому обращалась она с вопросами. – Я сопровождаю до Самары карету губернатора!
– А кто внутри? – спросил граф. – Уж не сам ли Иван Андреевич?
– Нет, – ответил драгун. – Я сопровождаю госпожу де Шаруэ.
– Она-то как раз мне и нужна!
Карета была окружена. О сопротивлении нечего было и думать. У графа было превосходство в силе.
Александр Прокофьевич соскочил с седла и открыл дверку кареты. Увидев направленный на себя пистолет, он резко присел. Грянул выстрел, но пуля, к его счастью и к сожалению Жаклин, улетела в ночную степь.
– Ты, как и всегда, кровожадна, Чертовка? – расхохотался граф и запрыгнул в карету. – Неужели твои грехи, коим счёту нет, всё ещё не тяготят твою мерзкую душу?
– Что вам угодно, месье? – холодно спросила Жаклин, глядя на едва видимый силуэт Александра Прокофьевича, усевшегося на сиденье напротив.
– Да вот захотелось с тобой прокатиться, «невестка» моя! – сказал граф, перестав смеяться. – Ты так долго пряталась от меня в доме Рейнсдорпов… Да ещё ускользнуть решила, не попрощавшись?
– Что вы от меня хотите? – спросила Жаклин, трясясь от страха. – Вы собираетесь меня убить?
– Ещё чего не хватало, – как-то загадочно ответил граф. – Я не кровожаден как ты, кошка драная. Я всего лишь хочу предложить тебе ночную романтическую прогулку!
– Чего? – спросила Жаклин, едва веря своим ушам.
– Я хочу немного прокатиться с тобою в карете.
– Но куда?
– Да так, недалеко отсюда.
– Но для чего?
– Узнаешь позже.
– Так вы хотите всё-таки меня убить?
– И в мыслях не держу. Отпущу утром. Сама увидишь!
Поездка в ночи заняла достаточно много времени. Наконец карета остановилась где-то в лесу, и граф вышел из неё, оставив Жаклин в полном недоумении.
– Располагайтесь к отдыху, – приказал Александр Прокофьевич своим слугам и драгунам. – До утра немного остаётся. Постарайтесь выспаться и… – посмотрел на выглядывающую из кареты Жаклин. – Впрочем, делайте что хотите, только не мешайте мне и госпоже де Шаруэ побеседовать наедине.
– Вы собираетесь взять меня силой? – удивилась та. – Разве для этого следовало забиваться в такую глушь?
– Фу, не говорите пошлостей, Аннушка, – поморщился граф. – Я никогда не испытывал к вам никакого влечения.
– Тогда почему вы притащили меня в эту чащу? – взвизгнула Жаклин, начиная чувствовать недоброе. – Я не понимаю ваших грязных помыслов, Александр Прокофьевич! Извольте объясниться!
Он извлёк из кареты корзину и запустил руку в её содержимое:
– Что там тебе в дорогу положили, госпожа де Шаруэ? Я что-то проголодался от ночной поездки. Вы не согласитесь разделить со мною столь поздний ужин?
– Я не буду есть с вами! – гордо вскинув голову, отказалась Жаклин. – Дайте мне вина.
– И только?
Граф откупорил взятый из корзины бурдюк, отпил из него несколько глотков и сплюнул.
– Отвратительное вино. Просто гадость! – сказал он. – Но, к счастью, я всегда вожу с собой хорошее вино, которое вам, вне сомнений, понравится.
По знаку Александра Прокофьевича один из слуг поднёс ему бутылку вина и тут же вернулся к костру, от которого аппетитно пахло жареным мясом. Граф, глядя на Жаклин, вытянул пробку из горлышка, сделал несколько глотков и, удовлетворённо крякнув, протянул бутылку своей бывшей родственнице. Жаклин, беря бутылку, не заметила, что Александр Прокофьевич успел незаметно вложить в неё крохотную горошину.
Прежде чем отпить вина, Жаклин достала носовой платок и с показной брезгливостью обтёрла горлышко. Выбросив платок, она только тогда поднесла горлышко бутылки к губам.
В отличие от графа она отпила довольно много вина, после чего вернула ему бутылку. Почувствовав, как возвращается спокойствие, она, облизнув языком губы, спросила:
– Ну и? Комедия окончена?
– Отнюдь. Она только ещё начинается, – снова ответил Александр Прокофьевич загадочно. – Сейчас ты захочешь спать, Чертовка, и я уложу тебя вон под тот дуб, который растёт особняком от леса!
– Для чего? – удивилась Жаклин, начиная чувствовать сонливость.
– Терпенье… Утром всё узнаешь!
– Так вы меня подло опоили, месье? – спросила она, зевая. – Вы всё-таки хотите переспать со мною?
Вместо ответа граф подозвал к себе слуг и приказал им постелить постель под росшим в стороне от леса одиноким дубом.
– Для чего вы это делаете? – спросил драгун, скакавший всю дорогу рядом с каретой Жаклин. – Госпожа может спать в карете?
– В карете отдохну я, – ответил Александр Прокофьевич. – Вы лучше не спорьте, а поспешите. Госпожа де Шаруэ едва на ногах держится от усталости!
Остаток ночи Жаклин провела в страшных сновидениях. Кошмары, один ужаснее другого, терзали её до утра. Но из всех кошмаров ей почему-то запомнился один – самый зловещий. И его она запомнила до мельчайших подробностей.
А снился ей сон, будто лежит она под огромным дубом. Ей страшно. Она хочет встать и отползти от ужасного дерева. Но корни дуба не отпускают её. Они вдруг выползли из-под земли, как мерзкие, извивающиеся в клубке змеи, и присосались к её телу. Дерево высасывало из неё все: её красоту, её кровь, её жилы. Ещё немного, и жизнь покинет её тело, но вдруг…
– Пора в дорогу, госпожа де Шаруэ! – услышала она голос графа и открыла глаза.
Первое, что увидела Жаклин, проснувшись, так это глаза склонившегося над ней графа Артемьева. Глаза Александра Проокофьевича блестели от возбуждения, а его лицо было бело.
– Пора вставать, Чертовка, – прошептал как-то необычно граф и поспешил отвести взгляд в сторону, как показалось Жаклин, словно он боялся видеть её лицо.
Она попробовала встать, но сильное недомогание не позволило ей даже пошевелить рукою.
– Что со мной? – спросила Жаклин и сама не узнала своего голоса. Он показался ей каким-то надтреснутым и старческим.
– С тобой ничего, – глядя на карету, сказал глухо Александр Прокофьевич. – Хочу вот проститься с тобой навсегда, Аннушка. Думаю, что нам не доведётся больше увидеться.
– Что ж, прощай мой враг ненавистный! – ответила она. – Честно говоря, я была уверена, что вы меня убьёте.
– Быть может, уже скоро ты пожалеешь, что я не сделал этого, – ухмыльнулся граф, беря её на руки.
– Что вы имеете в виду? – забеспокоилась Жаклин.
– Да так, ничего особенного, – уклонился от прямого ответа Александр Прокофьевич, перенося её от дуба к карете.
Бережно уложив свою бывшую невестку на разложенные сиденья, граф поставил рядом с нею корзину с пищей. Затем, откупорив бурдюк, он протянул его ей.
– На-ка вот, выпей вина на дорожку, каковым тебя снабдил губернатор, – сказал он, снова уводя взгляд в сторону.
– Ну уж нет! – отказалась Жаклин. – Наверное, и это вино вы успели разбавить снотворным или… или ядом! Я и водицы попью. Так что не беспокойтесь.
– Не смею перечить. Прощайте, сударыня!
Граф закрыл дверку и махнул рукой. Карета тронулась.
– Я не хотел бы оказаться на твоем месте, Аннушка! – прошептал Александр Прокофьевич, провожая её долгим взглядом.
«Ну вот и всё, – подумала Жаклин, засыпая. – Кажется, я легко отделалась. Теперь я жива и свободна! Но… главное – жива! Жива! Жива!..»
– Вижу постоялый двор! – воскликнул вдруг драгун, ехавший рядом с каретой.
Жаклин вздрогнула и проснулась.
– Слава Господу, – пробубнил с козел кучер и подхлестнул кнутом лошадей. – У меня с голодухи аж кишки сводит.
Вскоре карета остановилась у придорожного строения. Оно оказалось крепкой, добротной избой, обращённой фасадом к дороге. Камышовая крыша, ограда из длинных тонких жердей… Двор и дорожка к крыльцу была похожа на месиво, и кучер поставил карету так, чтобы госпожа француженка могла сразу же при выходе ступить ножкой на крыльцо.
Драгун привстал на стременах и крикнул:
– Эй, есть в избе кто живой?!
На удивление, дверь гостеприимно не распахнулась, и вообще из избы даже носа никто не высунул.
– Что они, передохли, что ли? – недовольно пробурчал второй драгун.
– А кто их знает. Нынче всё что угодно можно ожидать.
Драгун крикнул ещё раз, но ответа и на этот раз не последовало. Хозяева так и не появились на пороге.
Он спешился и подошёл к карете.
– Госпожа, подождите немного. Сейчас я разбужу хозяев…
– Хорошо, я пока приведу себя в порядок, – ответила Жаклин, не высовываясь в дверное окошко.
Взведя курок пистолета, драгун пошёл к крыльцу. Толкнув рукой дверцу, он вошёл в сени. Нащупав дверь в избу, он вошёл в тёмную просторную комнату с двумя крохотными оконцами. Драгун осмотрелся. Его взгляд остановился на огромной, но, видимо, давно уже нетопленой печи. Затем он увидел два больших стола со скамейками по бокам. На столах были разбросаны остатки заплесневелой пищи, а высохшие пятна свидетельствовали о том, что здесь когда-то было разлито вино.
– Где же вас носит, мужичьё проклятое! – сердито буркнул себе под нос драгун и, грубо выругавшись, вышел.
– Ну, чего там, Пётр Силантьевич? – спросили трое его сослуживцев, нервно ёрзая в сёдлах.
– В избе ни души. Как сквозь землю провалились…
– А может, с самозванцем утекли?
– Могло и такое случиться.
Драгун разрядил пистолет, воткнул его в присёдельную кобуру и ловко вскочил на своего коня.