При виде людей глаза Чертовки загорались злобным огнём и с дикой ненавистью смотрели на окружающий мир, который она перестала понимать. Из-под платка, который при ходьбе сползал всегда набок, выглядывал голый череп. Лишь жалкие клочки белых как снег волосинок ещё остались на висках, и они разлетались в разные стороны при малейшем дуновении ветра.
Приставленные к ней графом Артемьевым сиделки едва справлялись с Чертовкой, когда на неё накатывали приступы необузданной ярости. Потеряв разум, она позабыла всё на свете. Но при виде Александра Прокофьевича она начинала выть от страха и пыталась забиться в какой-нибудь дальний угол.
Граф Артемьев из жалости приютил в своём имении сумасшедшую старуху. Он лишь один знал, кто она на самом деле, но даже своему сыну Архипу и своей невестке Анне не открыл он этой своей страшной тайны.
Архип тоже всегда избегал встречи с умалишённой. Но когда их пути-дорожки неожиданно пересекались, в больной голове Жаклин всегда просыпались какие-то непонятные ей воспоминания. Вместе с воспоминаниями в ней пробуждалась и ненасытная порочная страсть.
Увидев Архипа, она кидалась к нему с диким воем, попутно срывая с себя одежду.
А вечерами, когда сиделки запирали её в домике и уходили, Жаклин садилась на кровать, начинала рыдать и вырывать из головы остатки волос.
– Архип, где ты? – хрипела она. – Я же жду тебя, любимый! Приходи скорее, мой рыцарь ненаглядный!
Архип и Ания решили обвенчаться в Сакмарске. И для этого существовало много причин. Во-первых, Архип хоть и был признан официально графом своим сыном и наследником всего своего огромного состояния, но он стеснялся знатных фамилий и чувствовал себя среди дворянского общества скованно и неуютно. Во-вторых, он не хотел выглядеть счастливчиком и баловнем судьбы в глазах крепостных графа, из среды которых вышел. В-третьих, Ания не хотела приглашать на свадьбу отца – хана Нурали, который не замедлил бы явиться со всем своим многочисленным двором, не менее многочисленной охраной и слугами. К тому же Ания была уверена, что отец будет недоволен принятием христианской веры, что непременно омрачит праздник.
– Я «умерла» для всей своей родни, – говорила девушка своему будущему мужу и свёкру. – Так пусть теперь всё так и будет!
Архип и Александр Прокофьевич были вынуждены с нею согласиться.
И вот долгожданный день венчания настал. Жених и невеста перед лицом самого Господа и перед всей церковью дали слово, что они имеют твёрдое и непринуждённое намерение соединиться друг с другом и ранее не давали подобных обещаний. И тогда поп Серафим приступил к совершению Таинства брачного обряда, которое начал с прославления Царства Святой Троицы.
После прочтения этих молитв наступили самые важные минуты венчания.
На головы жениха и невесты возложили венцы и прозвучали слова попа Серафима:
– Господи наш, славою и честью венчай их!
Эти слова запечатлели Таинство Брака. Церковь, благословляя брак, таким образом провозглашала венчающихся родоначальниками новой христианской семьи.
За молитвами Серафима и после возложения венцов последовало чтение Евангелия.
После евангельского чтения была произнесена особая молитва, в которой все молились Господу о том, чтобы он сохранил сочетавшихся Архипа и Анну в мире и единомыслии, чтобы брак их сохранил честным, ложе их сподобил нескверным, сожительство непорочным и сподобил их дожить до старости при исполнении от чистого сердца заповедей Его.
Затем была принесена чаша с красным вином, или, вернее, чаша общения, и Серафим благословил её на взаимное общение мужа и жены.
– Отныне все у вас должно быть общее, – сказал он, – и радость, и горе, и счастье, и несчастье.
Затем принесённое вино было роздано людям в знак радости и веселья.
Серафим трижды обвёл новобрачных вокруг аналоя. Этот круг символизировал вечность. После этого Серафим снял венец с головы Архипа и пожелал ему, как жениху, всех благ в жизни. Так же он поступил и с Анной.
В конце венчания поп испросил новобрачным от Бога благословения на новую жизнь в мире и правде.
На протяжении всей церемонии венчания Архип стоял, вытянувшись в струнку, высоко подняв голову, и лицо у него было одухотворённое. В парадном, расшитом золотым галуном мундире он походил на маститого, потомственного дворянина, который никогда не носил казачьей сабли и бараньей шапки на голове.
Анна стояла рядом, трепеща как листочек на ветру. Она чувствовала, что надо выглядеть так же одухотворённо, как и её муж, Архип. А он стоял рядом, и она касалась его плечом.
В последнее время, перед венчанием Анна жила в постоянном страхе, в ожидании счастья. И сейчас в церкви она была в каком-то забытьи, её страшило пробуждение. Она украдкой косилась на своего мужа и чувствовала, как трепещет внутри её бедное сердечко.
Тем временем поп Серафим продолжал исполнять свои обязанности. Он читал молитву на разрешение венцов. Читаемая молитва содержит в себе пожелание, чтобы Господь, давший новобрачным венцы в знак целомудрия их в награду за непорочность и чистоту их до брака, сам благословил разрешение венцов их и сохранил супружество их нерасторжимым.
По окончании браковенчания был отслужен благодарственный молебен Господу Богу, после которого был совершён отпуст, называя имена святых, покровительствующим новобрачным. После отпуста новобрачным возгласилось многолетие…
Когда Архип и Ания вышли из церкви, сразу же попали в «коридор счастья». Казаки и казачки стояли по обе стороны от дверей церкви, нарядно одетые и счастливо улыбающиеся. В конце коридора стояли граф Артемьев, его дочь Машенька и Мариула.
Александр Прокофьевич держал в руках икону, а Мариула каравай хлеба и солоничку.
Молодожёны прошли по «коридору», приняли родительское благословение и «вкусили» хлеба-соли.
Ания выглядела как самая настоящая принцесса. В красивом белом платье она не шла, а плыла рядом с Архипом как лебёдушка по воде. Она держала в руках букет белых и розовых цветов.
Молодых подвели к карете с тройкой белых лошадей. Архип усадил молодую жену, уселся сам и крикнул кучеру:
– Трогай!
– Э-э-эй, залётные! – заорал сидевший на козлах Демьян и взмахнул кнутом. – А ну, шевелите копытами, ядрёна вошь!
Карета тронулась. Архип ухватился рукой за поручень. Подгоняемая лихим свистом и кнутом тройка лошадей сразу же набрала скорость. Звучали бубенцы, ветер дул счастливым новобрачным в лица, освежая и возбуждая. Их сердца бились в такт с цокотом копыт.
«Вот оно, счастье!» – думал Архип.
«Неужели это случилось?» – думала его молодая супруга.
В то время пока гремя бубенцами и сопровождаемая верховыми казаками тройка объезжала улицы городка, казачки спешно украшали заставленные яствами столы.
Граф Артемьев, Машенька и Мариула наблюдали за приготовлениями со стороны.
– Где жить они собираются, Ляксандр Прокофьевич? – спросила графа Мариула, погладив его дочку по украшенной белыми бантиками прелестной головке.
– В Венеции, – ответил он. – Там у меня большой дом на берегу канала.
– А сами с дочуркой в имении поселитесь?
– Нет, мы с Машенькой на год-другой уедем в Париж.
– А имение на кого оставите?
– На Безликого, – ответил граф. Но, поняв, что это имя ни о чём не говорит его пожилой собеседнице, уточнил: – Есть у меня один шустрый и честный малый, Андрей Соболев. Он уже дал своё согласие.
– А слугу своего, что выше колокольни ростом? Тоже с собой возьмёте?
Александр Прокофьевич улыбнулся.
– Нет, этого каланчу я вам, сакмарцам, оставляю, – сказал он. – Дал я ему и его матери с братом «вольную»! Вот они к вам жить и засобирались.
– Ведаю я, почто он решил эдак, – улыбнулась и Мариула. – Он на Авдошку Комлеву запал.
– А кто она? – заинтересовался граф. – Это та зазноба, по которой он ещё прошлый раз сох, когда мы гостили в Сакмарске?
– Она, кто же ещё. Авдотья – девка хорошая, ладная, видная. Да и в руках всё зараз спорится. Ещё к тому ж красавица писаная!
– А что, может быть, и засватаем, пока мы все здесь, в городке? – заговорщически подмигнул Мариуле Александр Прокофьевич.
– Хорошее дело! – согласилась она. – Вот как свадебку зараз справим, так и сватов зашлём!
Вскоре появилась тройка и отряд сопровождения. Управлявший лошадьми Демьян так натянул вожжи, что все вокруг ахнули, думая, что он оторвёт бедным животным головы. К счастью, всё обошлось благополучно и лошади остались целы.
Молодых вывели из кареты, провели вокруг ломящихся от избытка еды столов и усадили на почётное место. Веселье началось.
До сегодняшнего дня сакмарские казаки и казачки не собирали гулянок. Много жизней унесла война и ещё больше последующая за ней расправа властей над бунтовщиками. Но жизнь брала своё. Живые люди – на то и люди, что не могли всю оставшуюся жизнь прозябать в горе и отчаянии.
Распалённые медовухой и вином сакмарцы веселились от всей души! Ели, пили, плясали до вечера. Затем самые крепкие, не выходя из-за столов, встретили утро. Веселье обещало затянуться на целую неделю. А как же иначе? Это вполне нормально и не нарушало казачьих устоев и традиций.
На второй день, в полдень, когда гулянка была в самом разгаре, к веселящимся на площади людям подскакал отряд казаков.
– Вы только поглядите на них, браты? – заорал, привстав на стременах, Григорий Мастрюков. – Почто нас не дождались, ироды?
– Это вас невесть где чертяки носят, шалопаи! – вскочив из-за стола, закричал уже изрядно пьяненький атаман Донской Данила.
– Мы разбойников славливали и в Москву-город волокли! – похвалился Мастрюков. – Даже самого самозванца за ворот сцапали!
– Кто, вы? – не поверил атаман. – А не брешете ли вы, «вражьи морды»?
Мастрюков спрыгнул с коня и кивнул с ним приехавшим:
– Я что говорил вам, долдоны? Не поверят в городке на слово! Ладно хоть матушка Екатерина позаботилася, чтоб нам рылами в грязь дома не вдарить!