Архип и не думал, что так тяжело будет расставание с Мариулой, заменившей ему мать. Вот только сейчас, трясясь в карете, он понял, какой заботливой, доброй и милой была она, понял, что подобной ей женщины ему больше не встретить. Голос его дрожал, когда он благодарил её за всё при прощании.
Не одну слезу проронила и Ания, прощаясь с Мариулой. Она просила старушку вспоминать о ней…
Выйдя из избы в сени, Ания оцепенела. Было раннее утро, а Мариула, уже одетая, свежая, стояла в сенях, точно поджидая её. Мариула подошла к ней и обняла. Ания от избытка чувств не смогла вымолвить и слова. Горло у неё сжалось, говорили только слезящиеся глаза. Затем она услышала тихий голос доброй старушки, приведшей в трепет её сердечко.
– Прощевай, дочка. Только не изводи себя! Всё хорошо и ладно у вас будет! Вы самим Господом соединены, и он хранить вас будет!
От её слов Ании показалось, что в сенях вдруг стало светло. В душе и голове зазвучала музыка. Слёзы высохли, а на её губах обозначилась улыбка…
Артемьевы немного оправились от гнетущего состояния лишь тогда, когда карета миновала Сеитову слободу и выехала на перекрёсток дорог, разветвляющей направления на Сакмарск, Самару и Оренбург. Приказав кучеру остановиться, граф и Архип вышли из кареты.
В последний раз они посмотрели в ту сторону, где остался Сакмарск, в ту сторону, где оставался Оренбург.
– Как здесь прекрасно, – сказал Архип, глядя прощающимся взглядом на степь.
Зелёная, ещё не успевшая выгореть под солнцем трава, лес… На всё это он смотрел, быть может, в последний раз. Архип не был уверен, что когда-нибудь ещё навестит Оренбургский край, а потому прощался с ним навсегда.
О какие годы!
Годы радостей и невыносимых мук, годы страданий, тревог… Годы лишений, годы свободы, годы первой любви!
А сейчас он ехал в неизвестность. Он вступал в жизнь непривычную, незнакомую, а потому загадочную и таинственную. А найдётся ли в ней место для него? Сможет ли он научиться жить в новой для себя среде? Сможет ли влиться в дворянское сословие?
– Что, трудно уезжать, сынок? – спросил граф сочувственно, со стороны наблюдая за Архипом.
– Трудно, – признался он. – Будто в душе что-то оторвалось и здесь остаётся.
– А Анна как? – почему-то задал этот вопрос Александр Прокофьевич. – Смогла смириться с мыслью, что ты не простой казак, которого она полюбила, а наследник графского титула и немалого состояния?
– Долго не могла поверить, – ответил Архип. – До самой свадьбы почитай. Да я и сам ещё не верю. Будто сплю и сон сладкий вижу. То никого не было – один-одинёшенек, а тут манна небесная, Господи… И отец тебе, и сестрёнка зараз! А ещё болтают, что чудес не бывает!
– Про меня и про Машеньку можно так же сказать, – вздохнул граф. – И дочь вернул, и сына нашёл, о существовании которого даже не подозревал. Бог оказался щедр, наградив нас всех подобным образом!
Отец и сын посмотрели друг на друга.
– Отец, а почто ты всё мне оставляешь по завещанию? – спросил вдруг Архип. – И титул, и состояние всё? А как же Машенька? Ей-то как жить дальше?
– За сестру не беспокойся, – ответил граф, подумав о золоте французов, которое они с Демьяном надёжно припрятали в Оренбурге. – Хотя похвально слышать от тебя заботу о ней.
– А я вот порешил, что поделюсь с ней поровну, – вновь заговорил Архип. – По справедливости чтоб! Негоже эдак – одному всё, а другой ничегошеньки!
– Плохо ты обо мне думаешь, сынок, если решил, что я сестру твою нищей оставлю, – улыбнулся ему Александр Прокофьевич. – Машенька тоже будет богата, как и ты, обещаю!
Они помолчали, после чего граф спросил:
– Я вот тоже слышал, что богат ты, Архипушка? Якобы умершая хозяйка Степных Огней очень много золота тебе оставила?
– Оставила, да не принял я его, – нахмурился Архип.
– Людям отдал?
– Нет, при Амине оставил.
– Как это? Так она же умерла?
– Померла. А то золото я тихонечко в её могилку и уложил ещё до похорон. Пущай вместе с ней похороненым будет! Мне и людям другим оно бы только одни несчастья принесло. Злое оно, сатанинское.
Артемьевы, отец и сын, направились к карете, из которой уже выглядывали обеспокоенные Ания и Машенька.
– Сейчас едем! – крикнул им граф. – Сейчас…
Он замолчал, вдруг увидев приближающихся к карете цыганку с маленькой девочкой на руках.
– Серафима?! – воскликнул удивлённо Архип, поспешив навстречу к ней. – Откуда ты и пошто…
Цыганка остановилась напротив и вложила ему в руки девочку.
– Вот, подержи немного, – сказала она, пытливо глядя в глаза оторопевшего от неожиданности Архипа. – Больше никогда вы с ней не увидитесь.
Ничего не понимая, Архип взял девочку и посмотрел на неё.
– Так это же Рада! – воскликнул он.
– Рада, – подтвердила Серафима.
– Ты украла её у Мариулы?
– Нет, она сама отдала мне её на время. Погостить.
– Но для чего?
– Тебе этого знать не надо.
– А сейчас…
– Я везу Раду к ней.
Архип снова посмотрел на девочку. Рада не мигая смотрела на него своими красивыми чёрными глазками, словно стараясь запомнить его навсегда. У Архипа что-то дрогнуло внутри, и он спросил у Серефимы:
– Чья она дочь, ты ведаешь?
– Ведаю, – коротко ответила цыганка.
– Чья?
– Лялина.
– А отец? Кто отец девочки?
– И этого тебе знать не надобно.
Серафима забрала у него из рук девочку и сказала:
– Теперь сними с себя крестик и на Раду надень.
– Для чего? – удивился Архип.
– Это Лялин крест, что на тебе. Он уже спас тебя не раз. Теперь он должен вернуться к её дочери.
Архип снял с себя крестик и протянул его Серафиме. Та, в свою очередь, сняла с девочки точно такой же крестик. Цыганка сама надела крестик на шею Архипа и сказала:
– Этот крест отца Ляли. Никогда не снимай его с себя и носи до тех пор, пока сыну не передашь. А Лялин, – она кивнула на крестик, который Архип всё ещё держал в руках, – сам надень на Радочку!
После того, как обмен крестиками был завершён, Серафима отошла чуть в сторону и сказала:
– А теперь поезжайте с Богом, семья Артемьевых. Пусть всегда и везде сопутствует вам всем счастье и удача!
Перекрестив Архипа и карету, цыганка развернулась и ушла, унося с собой девочку. Сбитый с толку Архип вернулся в карету и тяжело опустился на своё место. Увидев устремлённые на себя три пары озабоченных глаз, он улыбнулся и сказал:
– Всё хорошо, мои любимые! А цыганка… Она нам только добра и счастья всем в дорогу пожелала!
С тех пор минуло 19 лет.
Полночь. Пролив Ла-Манш. Побережье Франции. Лёгкий бриз. Что может быть лучше? Свежий ветерок, пронизывающий, но приятный. Капитан стоял на мостике своего фрегата, крепко держась за поручень и подставив лицо ветру, которой освежал и будоражил кровь, а заодно легонько будоражил за кормой волны.
Подойти к берегу мятежной Франции российский фрегат заставил приказ императрицы. Капитан, конечно же, был внутренне против воли государыни, но… Приказы не обсуждаются, а выполняются!
Российский фрегат бросил якорь в тихой бухточке. Капитану естественно и думать было незачем, для чего. В приказе, подписанном самой императрицей, было ясно предписано, что необходимо взять на борт «важное лицо», которое перевезти в Англию!
«Но как же так? – задавал себе вопрос капитан, сидя в каюте. – Почему забирать иностранца и перевозить его тайно через Ла-Манш должен именно российский корабль? Англичане не хотят обострять отношения с мятежной Францией, а императрица России взялась за это?»
В каюту вошёл помощник.
– Александр Васильевич, – обратился он к капитану, – от берега отчалила шлюпка. Как прикажете поступить? Проверять тех, кто в ней, или сразу взять на борт?
– Поступай как хочешь, – ответил капитан. – Решай сам, как считаешь нужным.
Помощник козырнул и вышел.
Когда дверь каюты за ним затворилась, капитан вновь взял в руки письмо императрицы. Он на мгновение задумался, прежде чем приступить к прочтению документа. Но задумался он не над текстом приказа, который уже успел выучить наизусть, а скорее о таинственном человеке, которого поджидал. Почему же он так дорог императрице, что она решила рискнуть целым боевым фрегатом и вызвать ещё больший гнев бунтующей Республики?
Капитан уже много лет бороздил на кораблях российского флота моря и океаны. Не раз принимал участие в морских сражениях. Но с подобным «повелением» встретился впервые. Отложив документ, так и не прочитав ни одной строчки, он вышел из каюты.
Взойдя на мостик, он встал рядом с помощником и стал наблюдать за приближением шлюпки.
Причаливая к фрегату, шлюпка ударилась о борг, сообщив таким образом о своём прибытии. Матросы тут же сбросили верёвочный трап и одного за другим приняли на борт пять человек, закутанных в плащи от головы до пят.
Все пять незнакомцев подошли к капитану и поприветствовали его вежливым поклоном.
– Поднять якорь и немедленно отходим! – отдал капитан приказ помощнику, после чего обратился к «гостям» на их языке: – А вас, господа, прошу в мою каюту.
Но французы не последовали приглашению капитана. Они выстроились вдоль борта, сняли с голов треуголки и выхватили шпаги. Нет, они не собирались нападать на команду фрегата. Гости всего лишь отсалютовали покидаемой родине, после чего вернули шпаги обратно в ножны.
– Прощай, Франция! – сказал один из них, глядя на удаляющийся берег. – Увы, но мы не смогли уберечь тебя от бунта черни и от того хаоса, который наступил вслед за этим…
Француз говорил ещё что-то, но капитан уже не вникал в смысл выговариваемых им фраз. У него перехватило спазмом горло. Ему вдруг почудилось, что он когда-то давно уже слышал этот голос.
Капитан похолодел. Он весь напрягся, и глаза его невольно забегали по фигуре говорившего. Благо её немного освещал висевший рядом корабельный фонарь.
«Нет, это не он. Не может быть! Нужно сохранять ясность мысли…» Капитан сделал глубокий вдох. И тотчас ему начало казаться, будто одолевавшие его минуту назад сомнения не имеют под собой почвы. Всё несомненно проще. Тот, о котором он подумал, наверное, уже давно затерялся в необъятной Сибири. И, чтобы развеять свои сомнения, он подошёл сзади к французу и тронул его за плечо. Тот обернулся и…