– Нет! – вскрикиваю на эмоциях, а потом добавляю чуть тише: – Нет, спасибо, я пока просто смотрю.
Как же жалко это звучит. Просто. Смотрю. Так же, как и «я облизываюсь на ваш товар, но ни черта не куплю, потому что бедна, как церковная мышь». Продавец все равно вежливо мне кивает, хотя все понимает, и без слов удаляется дальше наводить порядок на стенде с рапидографами[21], которые тоже будут нужны мне в феврале. Обязательно, потому что их используют и на ОПГ, и на шрифтах, и на пропедевтике… Но я пока стараюсь не думать об этом: они в конце списка срочно необходимых вещей.
И все же мне приходится удивиться сильнее прежнего, когда в противоположном углу галереи на небольшом постаменте я нахожу отдельно стоящий холст с пробниками красок Royal Talens, которые, судя по рекламному объявлению, можно опробовать здесь и сейчас. И никто мне за это руки не оторвет! Я видела их только на картинках. Они стоят шесть тысяч за набор, а у меня «Невская» палитра за восемьсот рублей. И то в целом получается недешево, потому что ходовые цвета быстро заканчиваются. Мне сейчас не помешало бы докупиться, но обойдусь. А вот взять колонковую кисть из серии «Рублев», которая почему-то не привязана металлической цепью к батарее (так как стоит явно дороже десяти тысяч рублей за штуку), опустить ее в баночку краски из разряда «дорого-богато» и провести по бумаге… м-м-м! Я даже прикрываю от удовольствия глаза.
– Эй! Ты выбрала что-то? – раздается рядом.
Я роняю неприлично дорогую кисть на пол и тут же оглядываюсь по сторонам, чтобы этого никто не увидел и не заставил меня за нее платить. Лиза размахивает у меня перед лицом гуашью, пока я дрожащими руками возвращаю товар на место и поправляю волосы, что лезут в лицо.
– У меня закончились цвета, а какие – не помню. Взяла пачку.
А я помимо гуаши замечаю у Лизы в корзине и акварельные карандаши, и те самые рапидографы – аж две штуки, и еще…
– Кстати, я не нашла у себя в списках, а Люба не отвечает мне. Что там нужно для каллиграфии в следующем семестре, кроме толстой кисти?
– П-перья и сухая тушь, – откашлявшись, говорю я.
– Точно, перья! – Она хватает меня под руку, и я плетусь за ней между рядов. – Перья, перья… где же перья? Тушь я видела в начале. Это та модная китайская? А где твоя корзинка?
– Да мне ничего не нужно…
– Как хорошо, что я взяла все на двоих! Бумага тоже нужна? – Лиза, не глядя на ценник, берет коробы с листами со стенда. – Тебе точно нужна, а у меня, кажется, осталась, но… а, ладно, пусть будет.
Она сметает еще несколько полок по пути и с целой горой товара подходит на кассу, а у меня поджилки трясутся. Я уже почти готова кричать о том, что нужно вернуть бо́льшую часть корзины, так как и до конца следующего года за это не расплачусь! Хочется плакать. Губы дрожат на выдохе. Это позор. Позорище! В детстве я очень любила «Маленького принца» и всегда боялась стать взрослой, которой интересны одни только цифры, а теперь… это позорно, потому что теперь я стала взрослой, которая еще и боится тех самых цифр. Худшей версией себя из будущего, какую могла представить.
Сдерживаю слезы только потому, что за мной в очередь пристраивается Данил, который бросает на ленту «молотовские» маркеры – как раз те, что я рассматривала. Упаковку поменьше, но зачем они ему? При нем язык не поворачивается начать умолять Лизу не пробивать товар, который она для меня взяла. Но я набираюсь смелости шепнуть ей, что у меня с собой нет денег. И это почти правда. С разницей лишь в том, что у меня их в принципе нет. Нигде. Ни дома, ни в копилке, ни где-то на горизонте. Лиза только отмахивается и просит брата взять пакеты.
– Да пофиг вообще, Даня платит за все.
Чего? Настолько теряюсь, что даже не возражаю. Просто иду за ней следом. Не оглядываюсь назад. Передвигаю ноги, бездумно повторяя ее шаги. Оборачиваюсь, лишь когда Лиза садится в машину. Собираюсь открыть рот и… не уверена, что хочу сказать Рафу, но, наверное, как-то его поблагодарить? Вот только ему мои благодарности, кажется, и не нужны. Он обходит меня, не взглянув в мою сторону, бросает полные пакеты в багажник и только потом возвращается. Не к водительскому сиденью, а ко мне.
– Твой, если что, синий пакет, – сообщает зачем-то, а я все равно не запомню, потому что до сих пор в ступоре. – И вот это.
Сказав, Данил вручает мне упаковку тех самых дорогущих маркеров. Еще так неуклюже, будто протягивает жвачку стоимостью в копейку. Еще и я чуть не роняю их, потому что мозг и тело в полном раздрае – слишком сильное потрясение от всего.
– Не стоило, я… это дорого.
– Ерунда. Странно будет, если ты выиграешь конкурс, а работать в следующем семестре тебе будет нечем. Лиза сказала, это необходимая вещь.
Совсем не ерунда!
– Не ты, а мы, – возражаю я. – Выиграем. Я про конкурс…
И тут же сама забываю, что хотела сказать, когда Данил касается большим пальцем моей щеки. Что такое вообще происходит?! Сначала нежно поглаживает, и я даже приоткрываю рот. Правда, не специально! А потом меня ослепляет вспышка, и его губы касаются моих. Только в мыслях, не по-настоящему. Но во рту появляется привкус сладкой жвачки и возбуждения, которое раньше мне было совсем незнакомо. Земля уходит из-под ног, и снова голова идет кругом, будто меня раскручивают на карусели, а в груди так сильно стучит. Затем еще вспышка, и голос Лизы портит момент.
– Женатики, мы едем или нет? – высунувшись из окна, спрашивает она с улыбкой.
Я трусливо отступаю на полшага назад, но Данила это не смущает. Он быстро облизывает свой палец и снова трет кожу рядом с моим носом. Догадываюсь, что не просто так.
– Краска, – поясняет он, когда, видимо, справляется с пятнышком.
Затем открывает для меня дверь, и я не сажусь, а точно падаю на переднее сиденье и прикрываю глаза, пока Лиза продолжает без остановки болтать о том, что нам еще нужно присмотреть платья для новогоднего бала. Улыбаюсь, потому что Даня везет нас к себе.
Дальше все будто на удвоенной скорости: в квартире он выдает нам чистое постельное белье, о чем-то снова спорит с сестрой. Лиза миллион раз извиняется за то, что нам предстоит спать на диване, а мне он кажется самым удобным спальным местом на свете. Проходная комната меня тоже не смущает – привыкла дома. Смущает то, что Лиза после первого же часа киномарафона крепко засыпает, а мне не спится. Я еще очень долго смотрю в стену, за которой находится спальня Романова, подумывая о том, что больше не хочу пользоваться туалетной водой, хотя и ношу ее с собой в косметичке. Чтобы она больше никого не раздражала.
Глава 16ОнаЭти Романовы точно доведут меня до инфаркта
Когда я просыпаюсь, то первым делом осознаю, что не дома: на потолке ни одного подтека, а соседи сверху затапливали нас в прошлом множество раз. Осторожно приподнимаюсь на локтях, для того чтобы осмотреться по сторонам. Вокруг царит полумрак, за окном только начинает светать, а значит, я проснулась раньше будильника: в декабре солнце показывается после восьми. Выдыхаю, потому что никуда не опаздываю. Разогнавшийся пульс приходит в норму, перестает барабанить в ушах, и я замечаю, как удивительно тихо в квартире. У нас в это время уже все ходят по голове.
Откидываю одеяло, поправляю перекрутившуюся пижамную рубашку и штаны – взяла с собой самый новый комплект, синий со звездочками, который купила с бешеной скидкой, так как оставался один размер – XS. Опускаю босые ноги на пол, и ступни утопают в мягком ковролине. М-м-м, это так по-другому. Диван не скрипит с надрывом, когда я встаю с него. Никто не храпит, Лизу вообще не слышно, потому что она укрыта с головой. Меня не сбивают с ног, обгоняя, чтобы занять очередь в ванную комнату. Захватив косметичку, я спокойно принимаю душ, а после провожу у зеркала с подсветкой (вау, подсветка!), где мне не мешают, минут пятнадцать, не меньше. Блаженство.
Собрав волосы в высокий хвост, я заканчиваю красить ресницы и возвращаюсь на кухню, которую от нашего спального места отделяет лишь барная стойка, чтобы набрать стакан воды из маленького крана со встроенным фильтром. У нас дома из-под крана пить никто не рискнет, если не хочет свалиться с кишечным расстройством. Усмехнувшись этой мысли, отталкиваюсь от раковины, расслабленно разворачиваюсь и… А-а-а! Выплевываю воду прямо на грудь полуголого Рафа, чьи штаны на завязках как будто едва держатся на бедрах и вот-вот… НЕ ТУДА СМОТРИШЬ, ЛАРИНА!
– Черт, прости! – пищу я, не ожидая его увидеть.
Он босой, как и я, подкрался бесшумно и незаметно. Напугал так, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я тут же оглядываюсь в сторону, к счастью, спящей Лизы. Недолго думая, ставлю стакан в мойку и начинаю вытирать грудную клетку Романова руками. Размазываю влагу по крепким мышцам и… Черт! Соображаю, что делаю что-то не так, хватаю ручное полотенце с крючка на стене и продолжаю уже им.
Фух, получается. Не поднимаю глаз, потому что чувствую, как за мной молча наблюдают. В полутьме мои действия, наверное, выглядят странно. Особенно когда я резко отдергиваю руки, будто ошпарилась, а на самом деле засмотрелась на красиво очерченный пресс – без пошлости и перебора, словно аккуратно прорисованный кистью и… я снова делаю это! Дважды черт. Убираю руки за спину, сцепляю пальцы. Так и застываю перед ним – опустив голову вниз, будто сдаюсь.
– Красивая татуировка, – шепчу, точно зная, что на меня по-прежнему смотрят, и это ощущается не то чтобы комфортно, но.… В общем, сама напросилась. Я киваю на лилию под сердцем. Совсем не брутальную, как можно ожидать от популярного парня, а скорее нежную и воздушную. Только сейчас замечаю, что изогнутый тонкий стебель образует нечеткое размашистое «Лили», и становится грустно. – Я думала, мальчики бездумно бьют себе что покруче. Черепа там всякие… драконов…
Только после этих слов, переведя дыхание, я решаюсь взглянуть на Рафа.