Мне не нравится, но я сосредотачиваюсь на том, что сейчас важнее – не опоздать на пару. Забег на третий этаж с препятствиями в виде мешающихся под ногами студентов помогает отвлечься. В аудитории сразу смотрю в сторону кафедры и довольно выдыхаю, когда не обнаруживаю там ни стервозного преподавателя, ни ее вещей. К своим местам мы с Лизой поднимаемся уже спокойнее. Скидываем куртки на ходу, снова улыбаемся друг другу, потому что оделись одинаково. Лиза одолжила мне один из своих объемных темно-зеленых свитеров со змеей, я поделилась с ней широкой синей лентой, которые мы завязали под воротничками белых блузок. Вместе с простыми темными джинсами и грубыми ботинками наши образы казались до безумного похожими (если только не думать о том, что у Лизы обувь была из натуральной кожи и раза в три дороже).
Когда мы уже располагаемся и раскладываем нетронутые за полгода тетради на парте, к моему удивлению, на пару заявляется Рома Кузнецов. Я его не ждала, поэтому позвала Лизу сесть со мной. Но он, поцеловав меня в щеку, не возмущается на этот счет. Без проблем падает на стул за нами и просит сесть плотнее, чтобы не видно было, как он спит, гаденыш такой. Я, пока он не уснул, оборачиваюсь назад и тычу его ручкой под ребро. Рома тут же с возмущенным криком вскакивает, потирает бок, смотрит сонно на меня. Небритый, помятый, темные волосы прилизаны на одну сторону, зато довольный, как слон.
– Ты чего? Я только улегся, – ворчит на меня. – Даже не представляешь, как я устал этой ночью…
– Избавь меня от подробностей, пожалуйста, – прошу его, а Рома скользко улыбается мне. – Я хотела узнать у тебя про собачницу.
Кузнецов хмурится, зевает так, что вижу весь его внутренний мир, не сразу понимая меня.
– Дама с собачкой из змеиного трио. Ходит всегда с пушистой псиной такой. Дружит с тобой.
Я специально подбираю нейтральное слово, но Рома реагирует на него как-то особенно остро. Фыркает, кривится, даже намек на улыбку в один миг исчезает с лица. Раз молчит, хотя больше мисс Кобры обожает посплетничать, значит, тема больная, а это уже интересно. Я думала, у него сердце в паху и никто его не цепляет, а тут…
– Ну? И зачем она тебе? – Он очень старается говорить равнодушно.
– Наблюдала неприятную сцену. С ней грубо обращались. Я хотела узнать, может быть, ты знаешь, с кем она связалась.
– Она всегда выбирает козлов и уродов.
Его голос звучит обиженно: это точно личное.
– Может, присмотришь за ней? Вы вроде бы…
– Мы не друзья, – жестко обрубает он.
Я еще некоторое время наблюдаю за ним, а после пожимаю плечами и отворачиваюсь, потому что в кабинет заходит светило психологии и других ненужных научных дисциплин Стервелла Андреевна.
– Просто я недостаточно «козел» для нее, – слышу недовольное бормотание Ромы уже краем уха и удивляюсь, насколько далека была всегда от этих межличностных конфликтов, которые в простонародье зовут отношениями.
С Рафом в моей жизни появилось много нового. Например, сообщения в змеином чате, где пишут, что у пар, поженившихся в студенческие годы, нет никакого будущего, и приводят в пример каких-то знаменитостей, имена которых мне не знакомы. Скоро начнут делать ставки, когда мы расстанемся? Как все переменчиво. Хотя, может, это и к лучшему: я все равно не верила в победу на конкурсе.
Лейла Андреевна, кстати, явно не в духе и с нами не разговаривает. Мне даже чудится, что у нее заплаканное лицо: слишком тщательно прячет его за волосами, но издалека точно не скажешь. Она ставит нам обещанный фильм, посвященный вывескам и исследованию этого малоизвестного искусства, и удаляется из аудитории. Естественно, ровно через пять секунд после ее ухода всем становится плевать на кино. А когда к нам подходит Люба-староста с журналом и исправленной на пятерку отметкой за канувший в Лету реферат, плевать становится и мне. Я во все глаза гляжу на выведенную ручкой оценку «пять», пытаясь найти подвох. Не нахожу и лезу на сайт, чтобы проверить рейтинг, а там…
– Я снова первая, – не веря в происходящее, шепчу я.
– Круто! – поздравляет меня Лиза, и настроение сразу взлетает до небес. Потому что ничего еще не потеряно.
– Я обязательно поблагодарю твою маму лично, но и ты передавай ей огромное спасибо! – На радостях обнимаю ее.
И только не к месту всплывшие в мыслях слова собачницы о том, что Романов меня обманывает, добавляют ложку дегтя в медовую жизнь. Хотя, может, оно и к лучшему: не стоит забывать, что отношения у нас ненастоящие.
К обеду наша с Рафом предполагаемая свадьба вдруг отходит на второй план, потому как университетский чат взрывает новость о том, что Савельев Кобейн и Галина Кобра теперь вместе, тоже участвуют в конкурсе и собираются победить «Далию». И тут, как поется в саундтреке к любимому папиному фильму, «треснул мир напополам, дымит разлом». Потому что половина змеиных приспешников дружно визжит от счастья, а вторая возмущена нарушением правил. Никто не слышал, чтобы эти двое влюбленных подавали заявку, никто не видел их на фотосессии, и вообще им делать нечего в конкурсе, потому что победим мы с Романовым – так пишут в сети, где мусолят подробности. В числе последних оказывается и воспрявший духом Кузнецов. Он сразу обзывает новоиспеченную парочку «Колгейтом», потому что ему кажется это смешным и созвучным с «Галгеем», которое тот образовал от их имен. А Галина Кобра на правах главной выкатывает в чате огромный пост о том, что правила они с Сереженькой не нарушали и тщательно скрывали зарождающиеся чувства, в отличие от нас с Рафом, привыкших выставлять все напоказ. Фотографии, по ее словам, они предоставили в срок, интервью выйдет вместе с другими.
Что я думаю по этому поводу? Все кто ни попадя задают мне этот вопрос. А я не знаю, как ответить, потому что в целом… в целом не испытываю ничего. Ни страха, ни азарта, ни веселья, ни отвращения. То и дело выглядываю Рафа, поддержка которого мне бы не помешала, хотя прекрасно знаю, что сегодня он в университете не появится: сам же об этом сказал. А я все равно то и дело посматриваю на вход в столовую, будто он сейчас зайдет, глянет на всех своим суровым взглядом и заставит их замолчать. Но дожидаюсь я только целующийся «Колгейт», который чуть не сносит двери, потому что его составляющие не отлипают друг от друга.
– Какие они красивые!
– Я им не верю.
– А по-моему, это романтично!
– Говорят, им визитку какой-то крутой режиссер будет снимать…
– Да он сейчас обглодает ей лицо, глянь! Фу!
Я с последним комментарием полностью согласна, потому что их демонстративное проявление чувств, которые они резко перестали скрывать, больше походит на пошлую прелюдию, чем на проявление нежности. Я так и не посмотрела видео нашего поцелуя с Рафом, но уверена, что там все по-другому. И народ должен увидеть разницу. Или нет. Потому что, кажется, народу пофиг и нужно лишь хлеба и зрелищ.
– Что-то меня тошнит, – говорю, скривившись.
А когда мне никто не отвечает, оглядываюсь по сторонам и успеваю заметить силуэт Лизы, который исчезает в толпе на входе. Чертов Савельев! Я и забыла, что у нее к нему что-то есть. Срываюсь с места, чтобы успеть поймать ее. Она почти ускользает, но я правильно угадываю направление. Ловлю ее тень за поворотом. После следую на хлопок двери в женский туалет. А зайдя, резко стопорюсь, услышав неприятные и не предназначенные для моих ушей звуки. Руки действуют вперед мыслей: я хватаю стоящую в углу швабру и вставляю в дверную ручку, чтобы снаружи никто не сумел войти. Дверь дергают через секунду, а я громко кричу, что занято. И добавляю, что надолго. Лиза в кабинке затихает, я осторожно подступаюсь к ней, а после слышу сдавленные рыдания. Черт!
Несколько раз стучусь и негромко, чтобы не напугать, говорю Лизе, что сейчас войду. Это легко сделать и без ее разрешения – замок без проблем открывается снаружи. Но я с облегчением выдыхаю, когда она пускает меня по собственной воле. А открыв мне, тут же утыкается взглядом в кафельный пол и оседает по стене на валяющуюся под ногами сумку.
– Что бы ты ни подумала, у меня нет никакой болезни, и я не делаю это регулярно, – твердо заявляет Лиза, но на этом ее уверенность заканчивается. Плечи, как и уголки губ, опускаются. Она кажется такой потерянной.
Я не спорю, киваю ей. Кладу собственную сумку напротив и, усевшись на нее, приваливаюсь спиной к стене.
– Я заметила, что ты практически ничего не ешь, – даю понять, что знаю, вытягивая ноги вперед. – Но не лезла, так как считала, что с диетами ты сама разберешься, а теперь… Ты же понимаешь… ну, я не поверю, что это случилось просто так, в первый и последний раз.
Лиза смотрит на меня даже не испуганно, а как-то затравленно. Руки дрожат, тушь размазалась под глазами. Любовь – отстой, и я в очередной раз в этом убеждаюсь. Сама я влюблялась (ну, так я считала) всего раз, и мне хватило с головой. Это был сын Алевтины Викторовны, моей преподавательницы из художки, которая подставила меня с черчением. Он часто крутился у нас в классе и даже несколько раз позировал на занятиях. Наверное, уже тогда нужно было задуматься, почему у него нет дел важнее, чем торчать с нами, но… я поддалась общей лихорадке и очаровалась им. И вместе с другими девочками задерживала дыхание, чтобы в тишине не было слышно, как колотится мое сердце, когда он подкрадывался из-за спины и, заглянув через плечо, отвешивал комплименты насчет выразительных теней, плавных штрихов и ровных тонов на рисунке.
Конечно, он нес полную околесицу, но я всему находила оправдания. А спустя три месяца переглядок сумела напроситься на свидание, когда сильно задержалась в классе, доделывая натюрморт (конечно, специально). Максим, полное имя которого было Максимилиан, предложил проводить меня, а по дороге мы зашли в кафе. Все было жутко неловко, говорить нам оказалось не о чем, потому что он был готов говорить только о себе и ни черта не разбирался в искусстве. А закончилось тем, что он попросил разделить счет, и салат встал у меня поперек горла, потому что я потратила на него последние деньги. Зато дурацкую любовь как рукой сняло.