Хотя Максиму, видимо, показалось иначе, потому что у подъезда, куда я бежала вприпрыжку в надежде, что он отстанет и потеряется по дороге, он попытался меня поцеловать. Точнее, обслюнявил мою щеку, потому что я отвернулась, чтобы это не считалось моим первым поцелуем. Конец. К счастью, я пережила это легче и не страдала, как Лиза, у которой глаза снова на мокром месте.
– Это из-за него? Из-за Савельева? Ты при нем совсем другая, но я не понимаю, что между вами…
– Да и так все знают! – отвечает Лиза агрессивно и тут же отворачивается, покраснев от стыда. – Я влюбилась в него, потому что он был весь такой… Савельев!
– Ты хотела сказать, глупый павлин? – перебиваю, а она улыбается на мгновение.
– Можно и так… – Трет нос, и тот краснеет. – Я влюбилась, а он обозвал меня толстой и отшил.
– Сволочь! – вырывается у меня очень искренне.
– Правда, до этого мы еще переспали, и я поверила, что мы можем быть вместе.
Черт, а вот это плохо. Я раскрываю рот, но не знаю, что тут сказать. Лиза уже не пытается сдержать слез, но судорожно смахивает их со щек. Пока не сдается. Подтягивает ноги к себе и, уткнувшись лицом в коленки, начинает громко реветь.
– Он был таким милым, говорил комплименты. Я давно… он мне с первого дня нравился, и поэтому, когда позвал к себе на вечеринку, а потом предложил подняться наверх, я… – Она шмыгает носом, вытирает рукавами щеки, мотает головой, но вдруг в один миг становится серьезнее. – Все случилось быстро, больно и мерзко. После я спросила у него, когда мы увидимся в следующий раз, а он засмеялся мне в лицо и сказал, что я дура, если думаю, что он будет со мной еще встречаться.
Я подаюсь вперед, но не дотягиваюсь до Лизы. Неуклюже подпрыгиваю, сидя на сумке, чтобы обнять плачущую девочку, которая сейчас напоминает мне моих сестер. И даже когда я испытываю острое желание всыпать им за дело, не могу спокойно смотреть на их слезы. Сжимаю крепко Романову и не собираюсь отпускать, если вдруг вздумает брыкаться. А она сначала застывает, не дыша, в моих руках и затем быстро обмякает, утыкаясь носом мне в плечо.
– Это не самое ужасное, – шепчет она тихо.
Я чувствую, как намокает мой свитер от ее слез, и у меня сердце сжимается. Желание пойти и врезать Савельеву растет в геометрической прогрессии, примеры с которой я ненавидела решать в школе. Внезапно вспоминаю нашу первую встречу с Рафом у его мамы в кабинете, и все как-то резко складывается. Так вот почему он был такой заведенный! Он подрался с Савельевым из-за этого? Да я бы на его месте за ту же Риту или Вету… Р-р-р, ну какой же Сереженька урод! Если из-за него Лизу выворачивает наизнанку, Данила выгнали из футбольной команды, а я лишилась бюджетного места, пока мама-декан улаживала скандал, то мы обязаны победить!
– Мне было плохо, но, когда я спустилась, поняла, что может быть гораздо хуже. Потому что о том, что случилось… между нами… об этом знали уже все.
Думаю не о том. Бедная Лиза, за что ей все?
– Не знаю, спор это был или… или он просто растрепал всем, чтобы Даню позлить. Даня убеждал меня, что это из-за него. Что Савельев ему хотел отомстить, а я… я попалась под руку и оказалась глупой, наивной дурой…
– Брось ты, эй! – пытаюсь ее встряхнуть.
– Он при всех сказал, что я слишком толстая, чтобы рассчитывать на продолжение, и он вообще совершил акт благотворительности, поимев меня, потому что никто другой никогда не захочет!
– Глупости! Ты не толстая! – заявляю со всей строгостью, потому что именно так думаю.
Да, у нее пухлые щеки и округлая задница, грудь размера третьего-четвертого – так это любят же! Может, на животе не кубики пресса, но у меня он такой же, когда съем двойную порцию жареной картошки с грибами.
– Ты. Не. Толстая, – повторяю спокойнее, чтобы звучало убедительнее.
– Легко говорить, когда сама… сколько ты весишь? Килограммов сорок пять?
– Вообще-то почти пятьдесят! – Ладно, сорок восемь, но это вполне безобидное округление. – И у меня рост…
– Ненамного ниже моего. Я по сравнению со всеми этими модными змеями-красотками огромный бегемот, которого никто и никогда не полюбит…
– Да ты самая горячая красотка, какую я только видела! Особенно когда смеешься, а не распускаешь сопли, поняла? – щекочу ее, чтобы взбодрилась. Невозможно видеть, как ей больно и плохо. Хочу стереть Савельева с лица земли. – А как на тебя смотрит Тим!
– Никак он на меня не смотрит!
На миг улыбнувшись, тут же грустнеет. Интересно.
– Он тебе нравится? – вдруг догадываюсь я.
Замечала его сигналы, но думала, они не взаимны. А теперь больше похоже на то, что Лиза слишком не уверена в себе и затолкала симпатию глубоко в сердце. Так далеко, что ее не распознала даже я.
– Н-нет, – врет мне в лицо, но ее выдают румянец и бегающий взгляд.
– Признай, что он тебе нравится! – возвращаю утренний разговор про Рафа.
– Да нет же!
– Потому что он к тебе явно неровно дышит.
– Тебе кажется… – отнекивается, пока не понимает: – Да ты издеваешься надо мной, да?
Только Лиза не улыбается, как я ожидала. Тогда я говорю с ней уже другим тоном, каким мама отчитывает меня за пыль в углах квартиры, которую я никогда не вымываю достаточно, видите ли, хорошо.
– Он ведь помог удалить какие-то видео из интернета. С тобой и Савельевым.
– Да. – Она быстро кивает. – Кто-то снимал, как он говорил все эти гадости, но… Нет, Тима делал это для Дани. Даня – его друг.
– Тим не спал три ночи, чтобы подчистить в сети все следы. И он делал это ради тебя, чтобы тебя не обсуждали. Ему, кстати, удалось, потому что я точно была не в курсе ситуации с ублюдком-Сережей. По-моему, никто особенно ничего и не узнал, и это… что это, если не любовь?
Мой вопрос кажется риторическим, потому что за ним следует долгая пауза.
– Я не знала, – наконец шепчет Лиза, распахнув и без того широко открытые глаза так, будто эта информация поразила ее в самое сердце.
– И достаточно пяти минут рядом с вами, чтобы понять, как он тобой восхищается.
– Перестань! – Она закрывает уши, как маленький ребенок. Трясет головой, жмурится, а потом… потом Лиза улыбается. Но через пару взмахов ресниц грусть снова отражается на ее лице. – Все равно ничего не выйдет. Мы не подходим друг другу. Я слишком толстая для него, мы смешно смотримся вместе.
– Полная чушь! – решительно протестую я.
Для меня достаточно того, что она уже допускает мысль о «них». Значит, думала об этом.
– Ты не видела мои растяжки! Я не хотела идти учиться на дизайнера, потому что мне рассказали, что на старших курсах студенты часто рисуют друг друга с натуры. А я умру от стыда, если мне придется раздеться перед всеми.
– От этого еще никто не умирал. И никто не заставит тебя делать это, если ты не захочешь. Думаешь, найдется мало желающих засветить задницу? И вообще, голым никто не позирует. Позируют в белье – все остальное додумывают, поняла?
Лиза прыскает от смеха, а я продолжаю со строгим видом размахивать у нее перед лицом указательным пальцем.
– И если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь начать работать над своим телом, которое я, между прочим, – обвожу рукой ее силуэт в воздухе, – считаю красивым и женственным. Но! Ты должна есть! И прекратить делать то, что делаешь с собой сейчас. От голода и этих издевательств твой организм, наоборот, перейдет в режим сохранения энергии и встанет. Нужно есть как можно чаще…
– Да знаю я. Я не всегда была такой, – брезгливо фыркнув, говорит Лиза. – Я была килограммов на десять меньше и занималась бальными танцами. Сжигала столько энергии, что могла в перерывах есть булочки с маком – по нескольку штук за раз – и не поправлялась. В восьмом классе бросила танцы, чтобы подтянуть оценки в школе, а есть продолжала столько же, сколько и раньше. Вот и… раздуло меня быстро. А сдуться так и не получается…
– Лиза, все в твоих руках…
– Об этом легко говорить! – перебивает меня на эмоциях. – Когда ты такая от природы.
Ненавижу, когда люди попрекают меня худобой, но сейчас сдерживаюсь, потому что знаю: Лизе плохо и от моих слов не станет лучше.
– Какая? Ростом с гнома? – серьезно спрашиваю ее я. – Неудачница, которая не сумела поступить на бюджет, хотя ничего, кроме как рисовать, больше не умеет?
– Я не об этом, – смущается она от моих слов. – Просто я… я каждый день просыпаюсь с мыслью, что вот сегодня все изменю… Похудею, встречу того самого и…
– Может, и встретила уже!
Она отмахивается от меня, а я снова тяну Лизу к себе. Обнимаю. Мне это нужно так же сильно, как и ей.
– Я буду присматривать за тобой, тебе придется с этим смириться, – шепчу и сильнее сдавливаю ее плечи, когда кто-то вновь ломится в дверь. – Не переживай, никто не зайдет. Швабра уборщицы шикарно справляется с… охранными чарами? Или как там ты рассказывала про своего «Гарри Поттера».
– А ты в теме, смотрю.
Я слышу улыбку в голосе Лизы и наконец выдыхаю.
– У меня хороший учитель, – отпустив ее, улыбаюсь в ответ, а следом проверяю время на телефоне. – Нам бы поспешить, если не хотим опоздать на пару. Осталось пять минут до рисунка.
– Да-да!
Она подскакивает на ноги как-то чересчур резво. Включает переднюю камеру на айфоне и, ахнув, пытается судорожно стереть темные разводы под глазами.
Из уборной мы выходим, уже мило болтая. Лиза в более-менее хорошем настроении и почти не похожа на панду. Я убираю остатки туши в уголках ее глаз, а перед самой дверью в аудиторию, где проходят занятия, вдруг представляю, как она пойдет домой… одна… Не хочу сейчас оставлять ее наедине с собой и теми жуткими мыслями.
– Слушай, Лиз, я обещала посидеть с племянником, поэтому не вырвусь сегодня никуда, но, может… Может, ты захочешь ко мне в гости? – Я в первый раз зову к себе кого-то после побега Рафа, и мне немного не по себе. Вдруг она тоже отреагирует не лучшим образом? Она привыкла к комфорту и определенному уровню жизни. – Погоняем друг друга по шрифтам к завтрашнему зачету, – быстро добавляю я, чтобы скрыть неловкость.