– Удивлена, что ты согласился на папину аферу в стиле «мы идеальная семья и каждый год делаем семейное фото».
– Мы и правда каждый год делаем семейные фото, – ненадолго приоткрываю левый глаз.
– На последних трех тебя не было.
– А на этом не будет тебя.
Мы об этом практически не говорим, не обсуждаем. Лиза изображает, что все нормально, совместный с мамой шопинг стоически выдержала, но она точно обижена на нее. За Савельева и за то, что заставила врать отцу, который хотя и козел, но уж точно разнес бы там всю семейку, узнай, что произошло. Потом бы, конечно, и нам всем досталось, но сначала бы Савельев вылетел из универа, а затем его папа засунул бы себе в задницу все угрозы. Лично.
– Я начинаю подозревать, что ты… – вернув меня из мыслей в гостиную, Лиза снова пытается лезть в душу.
– Все просто – мне нужны деньги.
– У тебе они есть.
– Нужно больше.
– Врешь.
– Не твое дело.
– Так чем тебе помогает любимый папочка?
Я бешусь от одного упоминания о нем. Проглотив растущий гнев, что так и просит выплеснуться наружу, порывисто тянусь к чашке и, сделав глоток, конечно же, обжигаю язык почти кипятком.
– Чай горячий, – выдает Лиза дельное замечание.
– Я заметил. Твою ж…
– …МАТЬ! – доносится приглушенный крик из комнаты, где обитает Тим с компом.
Мы переглядываемся с Лизой, потому что непривычно слышать его ругань. Он раз в полгода такое отмочить может, и то когда что-то конкретно навернет в кодах своих. Или было раз, что недельную работу случайно не сохранил. Как-то серверы полетели, и весь процесс застопорился. Что сейчас?
Одновременно подрываемся с дивана и спешим к нему. Я забываю об усталости и злости. Лиза, подрезав меня, оказывается у двери первая. Распахивает ее, я вваливаюсь следом и застаю Тима в темной комнате, куда через тонкую щель между задернутыми шторами едва попадает свет. Он сидит на неразобранной постели, сгорбившись над ноутбуком. Капюшон оранжевой толстовки натянут на голову, сам он в ужасе смотрит на экран.
– Что, «Неуч» упал? – спрашиваю спокойно, хотя сам напрягаюсь, потому что сейчас это будет очень некстати.
Я хотя и соврал Лизе об отце, но мне как никогда нужны деньги, так как я потратился сверх бюджета.
– Родители едут, – произносит он зловещим шепотом, каким пугают в страшилках.
– И это… – намекает продолжать Лиза.
– Катастрофа.
Судя по голосу, он и правда сокрушен. Будто конец света неизбежен. Тот самый, который ждут с две тысячи двенадцатого года. И приближающееся цунами видно в окно.
– Причем они уже где-то на подъезде к городу!
Его глаза лезут из орбит, когда он читает текст на экране, а потом он с жалобным стоном затягивает шнурки на капюшоне, так что на виду остается только его нос, и падает на подушки.
– Если ты переживаешь, что их негде будет разместить, – Лиза пытается придумать, чем ему помочь, – то мы с Лилей пойдем к ней, а они лягут на диване и…
– Ты их не знаешь, – все еще стонет он, будто от боли. – Мне конец.
– Да, мы их не знаем, потому что ты никогда о них не рассказывал, – вмешиваюсь я. – В чем суть проблемы?
Да, Тим знал о наших родителях все что мог, потому что они всегда были на виду. Ну, и потому что Лиза трепло. Да, я помню, что он мало говорил о своих, всегда сам мотался домой, хотя я как-то раз даже предлагал отвезти его, когда он опоздал на поезд. Ехать до его поселка три-четыре часа, мне было скучно, но он предпочел отправиться железной дорогой на следующий день. Почему? Он их стесняется? Если они с причудами, так это их проблемы, не его. Уж я как никто понимал, что не стоит судить детей по их предкам. Думал, Тим тоже это осознает.
– Все… сложно, ясно? – оставив в покое капюшон, но не отрывая взгляд от потолка, злится он.
– Так объясни. Простым языком. Сумел же разжевать, почему в «Неуче» практически не взломать базу данных.
Он тяжело вздыхает, прямо как королева драмы. Лиза порывается сделать к нему шаг, но я ее останавливаю. Она кивает на шторы, я соглашаюсь с ней.
– Фу, свет!
Тим вскакивает и отползает ближе к изголовью, чтобы свет не коснулся его вампирских пяток и не сжег к чертям собачьим. Да, я в курсе, как это происходит. Лиза сезонов десять вздыхала по Деймону Сальваторе у нас на диване. Хотя мне показалось, что брат у него поприятнее будет. Мы окружаем Тима. Лиза садится на край кровати с одной стороны, я подступаю с другой и скрещиваю руки на груди.
– Вы не отстанете, да?
Он все правильно понимает.
– Ну… не знаю, как объяснить. Мой папа, он… в общем, мужик простой и старой закалки, – потупив взгляд и дорывая на коленях дырки в своих джинсах, говорит Тим. – Он всю жизнь отпахал на заводе. Сталевары, литейщики, фрезеровщики – это для него понятно и круто. Сам фрезер считает чудо-машиной, хоть она и отпилила ему полпальца.
– Иу, – морщится Лиза.
– Короче, он верит, что я учусь на автомеханика и всю жизнь буду работать у его лучшего друга на шиномонтажке. Компьютеры и то, что я делаю с их помощью, он не поймет никогда.
– Но ты же…
– Нет, Лиз, – категорично перебивает ее. Я от него такого тона и не слышал ни разу. – Не поймет – значит не поймет. Я пробовал. И аккуратно, и в лоб. Был скандал, после чего я пообещал, что больше о «хак-рест-ве», как он это называет, не заговорю, чтобы не довести его до инфаркта. Хотя он у меня такой здоровенный бык, что еще всех нас переживет. Я совсем на него не похож. Всю жизнь выслушивал шутки, что я соседский или меня перепутали в роддоме. Пока папа запросто одной левой рубил головы кабанам, которых выращивал, я был хилым и часто болел. Я и так его главное разочарование в жизни, потому что больше детей у них не получилось. А если он узнает, что я еще и с парнем живу, то…
– Что? – спрашиваю я.
– Скажем так, он всегда и без того считал, что я мало интересуюсь девушками. Поэтому я не говорил, что расстался с Таней.
– С какой Таней? – подает голос Лиза.
– С собакой которая ходит, – поясняю я.
– Собачница из змеиного трио? Вы встречались? – возмущенно вздыхает Лиза.
– И за три года правда не всплыла? – недоумеваю я.
Тим мечется между нами взглядом, пытаясь понять, перед кем лучше оправдываться в первую очередь.
– Ну, Тане тоже выгодно, чтобы ее в поселке не трогали и не считали городской… сам понимаешь. – Он откашливается и садится выше. – Она говорила, что скажет своим, когда найдет кого-то нормального.
Видимо, не нашла.
– Ну, раз ей выгодно, пусть поможет тебе. – Не вижу в этом проблемы.
– Не, Дань, я ее просить не буду.
В отличие от Тима.
– Или я давай свалю.
– Куда? Это и твоя квартира тоже.
– Найду куда.
Молча разворачиваюсь и иду к себе в комнату. Вытащив спортивную сумку из-под кровати, на ходу закидываю в нее шмот поверх формы для зала: джинсы, толстовку. Следом летит ноутбук, на котором, если будет время, добью видеовизитку. Забираю из ванной щетку с бритвой и несколько пар свежих носков, валяющихся в сушке. А Тим ходит за мной по пятам и просит остаться, мол, он что-нибудь придумает. Не пустит родителей. Скажет, выехал к ним навстречу и уже на полпути к дому. Переживает так, будто я пропаду без него. Самая настоящая наседка с гипертрофированным чувством вины.
Когда с трудом, но застегнув сумку, я обуваюсь в коридоре, в дверь звонят. Все разом напрягаются, Тим бледнеет на глазах. После молчаливой паузы я открываю, но это, оказывается, Лиля – какая-то радостная и ничего не подозревающая, с розовыми от мороза щеками. Они краснеют сильнее, когда встречается со мной глазами, становятся цветом как ее куртка и смешные пушистые наушники, которыми греет уши. Лиля с интересом осматривает наше нервное столпотворение.
– А у нас тут… – Лиза поджимает губы, оглядываясь вокруг. – Кое-какие изменения в расписании.
– Пойдем ко мне? – спокойно предлагает Ларина, но Лиза не успевает ответить, потому что теперь в квартиру уже громко стучат. Я бы даже сказал, тарабанят, и не факт, что рукой.
Сомнений в том, что за дверью родители Тима, на этот раз нет. И они заваливаются в прихожую с кучей стеклянных банок в руках и клетчатыми сумками, закинутыми за спину. Лиля отходит в сторону, пропуская их, я вжимаюсь в стену, а Лиза толкает Тима в ребра, чтобы ожил.
– А, ма, па! Вы почему не сказали, что приезжаете? – Он суетится, подхватывает баулы, которые прибивают его к полу.
– Да знаем мы вас, молодежь! Отвертелся бы, умчал куда-нибудь! – говорит его отец с укором, но вроде бы без обиды. Потом осматривает нас беглым взглядом, будто пересчитывает всех в уме. – А вы это… не свингеры, часом?
– Саня! – ругается полная миловидная женщина, которая тут же прикладывает его по затылку тяжелой рукой.
– Что «Саня»? Я от Палыча слышал, чем городские-то увлекаются. У него сын уехал и…
– Палыч твой извращенец, а Тимур не такой.
Странно слышать, что Тим не пытается исправить кого-то, кто зовет его полным именем, которое он не любит, потому что его в детстве сильно дразнили: «Кошка Мурка влюбилась в Тимурку», «Тимур купил двести кур», «Король дур», «Деревянный гарнитур» и дальше в этом стиле. С родителями он вообще совершенно другой. Молчит, как будто воды в рот набрал. Напуганным кажется. А зря. Знали бы его предки, какой талант у них вырос. Но Тиму приходится врать, чтобы угодить им, и с ходу рассказывать, как он перебирает машины в мастерской, где подрабатывает в свободное время. Его-то холеными ручками, ага.
– Бросал бы ты учебу эту и работать шел, как нормальные мужики, – возмущается его отец, а мама снова отвешивает мужу затрещину. И тотчас мило улыбается, знакомясь с нами.
– Друзья – это всегда хорошо. – Она вручает каждому по банке закруток, девочки переглядываются между собой, не зная, что с ними делать. – А где же Танюшка-то? Бабка ей носки связала, шерстяные, теплые, чтоб не мерзла, передала через нас…
– А Таня… она… – заикается друг.
Хочется ему помочь, но не знаю как, чтобы не разрушить его легенду, больше похожую на шаткий карточный домик, который не выдержит и легкого сквозняка. Зато Лиза подходит и демонстративно берет его за руку, что не ускользает от внимания родителей.