– Жаль, сейчас не лето, – мечтательно вздыхает Вета с сухой малярной кистью в руке.
– Почему? Хорошая же погода.
Что ей не нравится? Даже снег выпал. И все еще не стекает бурным грязным потоком в ямы, которых во дворе много, а вполне себе невинно лежит то тут, то там небольшими сугробами. Чувствуется приближение Нового года, в голове фоном звучит мелодия из рекламы кока-колы: «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит». Не хочу думать о том, как буду его встречать, потому что из года в год ничего не меняется. Папа, как всегда, возьмет дополнительные смены, чтобы подзаработать, а мы с мамой, Ветой и Ритой поедем к бабушке в деревню, где перессоримся еще до полуночи. В прошлом году я не сумела нормально загадать желание: Вета завизжала, что-то предъявляя Рите, и я уронила только наполовину сгоревшую бумажку в бокал с детским шампанским (у бабули дедушка слишком любил выпить, так и замерз одним зимним днем где-то на пути от рюмочной до дома, поэтому алкоголь на семейных праздниках под строгим запретом). Желание, кстати, так и сбылось – лишь наполовину. И как не верить после этого в магию? Я писала, что хочу поступить на бюджет, первая часть – до слов про бюджет – сгорела и сбылась, а вторая… Вот и учусь на платном.
– Было бы лето, может, Даня снова бы скинул майку, а мы бы порцию эстетического удовольствия получили.
Вета бесит. Я угрожающе машу кисточкой с синей краской у нее перед лицом, чтобы перестала пялиться на Романова. Она наконец шевелится и отпрыгивает от меня, возмущенно ругаясь:
– Не жадничай, он же отпадный. Не качок, не худой. Все как надо…
– Но ты только недавно говорила, что тебе нравится, как раскачался Паша, вот иди и смотри на него. Или ты собралась и у меня парня увести?
Только договорив, кусаю язык и быстро оборачиваюсь проверить, не слышал ли Данил, как я его назвала, но, к счастью, он по-прежнему от меня далеко.
– Ой, не начинай хотя бы ты, – возмущается Вета, наигранно закатывая глаза. – У них с Ритой не отношения были, а детский сад. Они даже не спали!
– Не тебе их судить.
– И не тебе учить меня жизни. Тоже мне эксперт! Такой парень рядом, а ты… – Она хватается за голову, часто моргает и копирует, по всей видимости, меня: – Он мой партнер. Мы просто полежали тут рядом. Он мне не нужен!
– Стерва.
– Да я как лучше хочу! – повышает голос, и я шиплю на нее. – Хватай его, пока не увели. Глянь, как на него все девчонки смотрят. Вон и тетя Лариса пускает слюни. – Это та самая бухгалтер с прической как у Савельева.
Хочу ответить ей. Хоть что-то. Я же старше, опытнее и точно умнее Веты. Должна, но… молча отворачиваюсь, игнорируя ее недовольное бормотание. Мне нечего сказать, потому что она права. Даже Рита, которая никогда не убирает во дворе с остальными, периодически выбегает с термосом из дома и торчит по большей части возле Рафа. Все следят за ним. В первую очередь потому, что он чужак. Здесь все чуть ли не в нескольких поколениях друг друга знают, а он – новое лицо. И тело. И еще такое тело ростом за метр восемьдесят. Его, конечно, сложно не заметить, вот и обращают, наверное, внимание.
Пытаюсь думать хоть о чем-то, кроме Романова. Заглядываюсь на гирлянды, которые Артемьевы, что живут под нами, развешивают на столбах. В этом году какие-то особенно красивые, не красно-синие, как обычно, а такие, что на фасадах дорогих ресторанов горят и на базе отдыха, куда мы с Данилом ездили, видела. Краснею, щеки покалывает на морозе, и…
– Ой! – Вздрагиваю, обернувшись в сторону, где видела Рафа минуту назад, а он уже прямо за спиной стоит. Жуть!
Роняю от неожиданности кисть и тут же отскакиваю назад, чтобы не запачкаться. А вот у Романова с реакцией посложнее, видимо. Или же он просто не ожидал от меня такой подлости. Да я и сама от себя не ждала. Правильно говорил сноб на живописи, что мне нужно укреплять запястья, чтобы стать художником. Никуда не годятся! В общем, итог таков, что мажорские белые кроссовки оказываются заляпаны синей краской, и, скажем так, до Джексона Поллока[23] мне далеко. И почему папа не обул Данила в старые галоши?
– Прости, я куплю тебе новые, – шепчу от стыда с опущенной головой. Так и смотрю неотрывно на его испорченную обувь, уже подсчитывая в мыслях, сколько она может стоить, если реплику такой модели видела тысяч за пять.
– Брось, ты не виновата. Это я подкрался и напугал тебя. Нужно было позвать.
– Нет, я серьезно, сколько бы они ни стоили, я выплачу в рассрочку, я…
– Остановись! – требует он и чуть встряхивает за плечи. – Не твоя вина и проблема. Да вообще полная ерунда.
Он стоит, склонившись ко мне так, что наши глаза находятся на одном уровне. Уверена, ему чертовски неудобно, но он терпит, чтобы я услышала его.
– Забудь, поняла?
– Поняла, – послушно киваю ему, сдавшись, а он, недолго думая, целует еще теплыми после горячего кофе из термоса губами меня в лоб. Это приятно.
– Я все вижу! – доносится издалека папин голос, и сдержать смех не выходит.
Мы смеемся, пока за нами наблюдают. Буквально все. Девочки во главе с Ветой вообще не скрывают, что обсуждают нас. Хихикают у другого конца недокрашенного забора, периодически указывая пальцами в нашу сторону, а сестра явно на правах инсайдера посвящает их в приукрашенные подробности того, что между нами происходит. Хотя… что на самом-то деле происходит? Здесь же не перед кем притворяться. Ушел бы Данил утром рано в спортзал, как собирался, – и не пришлось бы надрывать спину. Он мог и позже в любой момент сбежать под каким-нибудь предлогом. Да под каким угодно! А он… в общем, он все еще здесь и ведет себя так, будто мы и правда встречаемся. Ну, или где-то на пути к тому. И я не пойму, заигрался он или я ему… на самом деле… Потому что он мне неожиданно да. В эту самую секунду, когда смотрит на меня, когда в его жестах столько заботы, когда молчит красноречивее слов и поправляет на мне шапку – особенно. Неожиданно для самой себя приходится признать, что мне нравится Данил Романов, и это может стать чертовски большой проблемой.
– Ляль, ты будешь красить забор или нет? – кричит папа. – Мне Рафик твой тут нужен.
Рафик! Почему-то папа уцепился именно за то, как я по глупости назвала Данила при нем. И хорошо, что тот не понимает, откуда это взялось. Пусть лучше думает, что папа у меня с приветом.
– Пять минут, – выглянув из-за Данила, отвечаю в той же манере, а Романов поднимает брови и присвистывает.
– Хотел сказать, что мне нравится, как тебя мило называют Лялей, но теперь слышу стальной голос дочери подполковника МВД.
– Он уже все тебе рассказал? – стону я. Неизвестно, что еще папа ему выболтал. – И я терпеть не могу это сокращение. Ляля. Мне в феврале девятнадцать, а я будто навсегда останусь маленькой и никчемной.
– Я запомню. – Это о чем? – Но ты терпишь.
Все-то он замечает.
– Ты извини, что тебя вообще припрягли так… – перевожу тему. – Мне неудобно, но ремонт так неожиданно затеяли. Наш домсовет лет десять не мог добиться ответов, а тут все как-то быстро… – Я смотрю на строительные леса за спиной, где вовсю кипит работа. – Может, и не выселят нас.
– Не выселят, – твердо произносит Данил. – Я поговорил с парнями, которые фасадом занимаются. Они сказали, дом и на ветхий с трудом тянет, такие не сносят. Его не укрепляли стяжками, нет крена, несущая конструкция не нарушена.
– Но нам угрожали и говорили…
– Вот именно, что это слова и пустые угрозы. Хотели бы – молча выселили и построили… что там собирались? Торговый центр? А если не построили, значит, не могут. На самом деле у нас в стране вообще сложно признать дом аварийным, если только это не команда сверху.
– Да? – Я в очередной раз удивлена его глубокими познаниями в вопросе.
– У друга похожая ситуация была. Только он был по другую сторону. Бабушка его жила в доме, где потолок обваливался, и он пытался добиться, чтобы ее переселили. Ходил по инстанциям, пока не… помогли ему, в общем. А ваши шантажисты – трепло. Другой вопрос, стоит ли тебе тут жить, потому что пусть здание и не ветхое, но не то чтобы… Ты не подходишь этому месту, – выдает он вдруг, а я внезапно резко злюсь. Не из-за того, что он считает мой дом недостаточно хорошим, по факту так и есть. А потому, что в таком случае я ни к чему не подхожу – другого у меня нет.
– Нас все равно могут в любой момент выгнать, если вспомнят, что мы не должны здесь жить, – бурчу под нос. – Благодаря тем же шантажистам.
– Могут, – не пытается смягчить он.
– Поэтому… – Не знаю, стоит ли говорить с ним об этом, но мне кажется, что он смотрит на меня так, будто хочет поцеловать, и я вываливаю все как на духу: – Поэтому мы обсуждали дома, что нам делать. Папа сейчас много работает, старается откладывать по возможности. И если мы продержимся в таком режиме год-два, я продолжу работать и, может, учиться, то мы… может, мы насобираем на первоначальный взнос. Хотим взять ипотеку. А если мы с тобой выиграем в конкурсе, вдруг получится и раньше…
– Идея неплохая, за исключением пункта, где тебе снова придется пахать, как бессмертному пони. Я думал, ты участвуешь в конкурсе, чтобы оплатить учебу и больше не работать. – Данил нападает на меня, я чуть вжимаю голову в плечи. – Ты и так загружена как никто. Не понимаю, как тянешь все…
– Как-то тяну, – возражаю ему. – И, между прочим, справляюсь.
– У тебя выхода нет.
Он прав.
– И что это меняет? Если нет, значит, точно справлюсь со всем и дальше.
По выражению его лица ничего не понять, но следом он выдает:
– Мне это не нравится.
– А мне что с этим делать? – вспылив, говорю громче и тут же вспоминаю, что мы не одни и привлекаем много лишнего внимания.
– Пока ничего, – снова по-Рафовски спокойно, почти ледяным тоном произносит он и, оставив меня в полном недоумении, уходит обратно к толпе, во главе которой мой папа. И он там с друзьями явно не вещи таскает, а языками чешет.