Пока ничего. О'кей, и что это должно значить?
– Разлад в раю? – тошнотворно милым тоном и с такой же приторной улыбочкой лезет не в свое дело Вета.
Подняв с земли, я снова угрожающе заношу в ее сторону кисть с краской, но сестра вдруг кричит что-то нечленораздельное про Пашу, который заходит во двор, и летит к нему. Рита в этот момент, только выйдя из подъезда с обновленным термосом и заметив их, разворачивается на месте и спешит обратно в дом. Ну Вета… И Рита… А Паша! Что вообще творят?
Я с психом бросаю кисть в ведро с грязными инструментами, стягиваю рабочие перчатки, оставшись в своих теплых, и иду на мужскую территорию.
– Так ты замуж, Лилька, выходишь? – заметив меня, со смехом спрашивает папин друг, пока Данил в это время, весь уже взмокший, грязный и выжатый, как лимон, тащит на себе баулы с каким-то мусором.
– Так спали вместе, должен и жениться.
– А если и да? – на ходу бросаю в них, раздражаясь еще больше из-за папиных слов.
– А не рановато?
– Не беременна ли, часом?
– Да сплюнь ты! – пугается папа.
Но это уже за спиной. А я на глазах у всех, осмелев от обиды на то, что фиктивного парня моя судьба волнует больше, чем самых близких людей, направляюсь к нему. «Мне это не нравится», – продолжает звучать в голове его голосом. Данил не предложил альтернативу, зато я знаю, что мне с этим следует делать.
– Все в поря… – заметив меня, удивленно начинает он, но я порывисто обнимаю его.
При всех. И плевать вообще. Потому что вот так, уткнувшись лбом ему в грудь, мне намного легче. Я как будто чувствую, что удержусь на плаву, пока держусь за него.
– Шел бы ты домой или куда-нибудь еще. Что ты вообще здесь делаешь? – бормочу ему прямо в куртку, а он в ответ кладет руки мне на спину.
Не сразу понимаю, что он тоже меня обнимает, но теплее становится в сто крат. Как будто солнце вышло, пригрело, и сейчас сугробы по щелчку разомлеют следом за мной и стекут в канаву, где мелкие ребята будут резвиться в резиновых забродах, украденных у пап из гаражей.
– Тим звонил. – Оставив мой вопрос без ответа, говорит со мной так просто, как будто мы сейчас и не под надзором всего двора.
– Да?
– Он отрастил яйца и рассказал родителям правду.
Я поднимаю голову и с удивлением смотрю на Данила, но не убираю от него рук. Пока не готова разорвать контакт.
– Да ладно?
– Ну, ту часть, где он учится на компьютерного гения и зарабатывает кучу денег, – это, видимо, смягчило удар. Не ту, где мы живем вместе большой шведской семьей. Но сейчас они с отцом пьют дома за жизнь, пока Лиза с его мамой, как она написала, пекут пирожки, и, в общем, обещали меня приютить. Вроде бы я бедный несчастный студент, которому негде ночевать, потому что меня выгнали из общаги. В моем распоряжении будет любимый Лизин диван, так что больше не придется покушаться на твою честь, – смеется Данил, но взгляд его обдает жаром.
– Мой папа будет очень рад.
А я, возможно, нет.
– Спасибо тебе, кстати, за Лизу. Она ожила с тобой.
И это все еще странно – разговаривать с Данилом, обнимаясь в общественном месте, и не стыдиться этого. Вообще плевать на то, что происходит вокруг.
– Моей заслуги в этом мало.
– Много, – настаивает он. – Она взялась за голову и хотя бы временно забила на своего «Поттера»…
– О! Не мечтай, что она о нем забудет. Лиза сказала, бывших «поттероманов» не бывает.
– Это понятно. – Данил так тепло улыбается, что внезапным порывом хочется назвать его Даней хотя бы в мыслях, но это как будто пока еще запретная территория. – Я рад, что сейчас она балансирует. И не так страдает из-за ситуации с Савельевым, если ты понимаешь…
– Она мне все рассказала.
– Потому что тебе можно доверять.
Он смущает меня окончательно. Это утверждение? Не вопрос?
– Так, голубки, на расстояние трех шагов разойдись! – командует папа, но на этот раз я и не вздрагиваю. Да и он не то чтобы сильно старается нас развести. – Рафик, ты нужен нам для одного очень важного дела.
И папа так явно выделяет слово «очень», что я сразу понимаю, о чем речь. Сейчас Романов как новый мужчина в компании будет подвергаться алкотестам. Папа с друзьями на праздниках и по особым поводам всегда собираются у дядь Сережи за гаражом. С маленькими стопками и домашней наливкой, которая убивает наповал с одного точного попадания. Как они все говорят, для настроения поддать, а после поют в этом самом настроении под окнами, пока баб Валя не выливает на них кастрюлю прокисшего компота из сухофруктов. Воняет потом на весь двор. Данил хмуро смотрит на моего папу, но соглашается. Я отпускаю его, но, когда довольный папа отворачивается, шепчу ему вслед:
– Что бы тебе ни предлагали, не пей.
– Ты меня пугаешь.
– Просто помни мой совет.
Не запоминает. Потому что через два часа мы с Ветой и Пашей усаживаем разомлевшего, краснощекого и сильно пьяненького Данила в такси, чтобы дальше с ним разбирался почти такой же Тим. Ничего, упадет на диван и уснет, а я не могу! Не могу находиться рядом с ним, потому что он слишком милый, распускает руки и постоянно нюхает меня.
– Дай еще разок затянуться тобой. – Ухватив за талию, он тянет меня за собой в салон автомобиля, щекочет носом мою шею и забирается горячими ладонями под куртку, а я пытаюсь вырваться из его тисков.
– Ему, может, навалять? – слышу голос Паши где-то рядом.
– Не, Лиля расстроится.
– Ромео, – зовет Данила таксист, – у тебя платного ожидания на три сотни накапало, поедем?
– Боже, езжай, Дань!
– Он как обожравшийся валерьянки кот, – умиляется Вета у меня за спиной.
– О нет, Сабрина наша под этой кошачьей наркотой по стенам и потолку подвесному носилась. Я не видел такого раньше…
Я, пытаясь не слушать парочку, отцепляюсь от Данила, как раз когда он говорит в полный голос, что ему понравилось спать со мной и он хочет еще.
– Даня хотя бы знает, чего он хочет, – хихикает, издеваясь, Вета.
– Брысь отсюда, – шиплю на нее.
– И хоть бы спасибо сказала.
Покрасневшая до корней волос, я наконец захлопываю пассажирскую дверь и торжественно клянусь, что отчитаю папу, но завтра. Так как он уже видит десятый сон. Иммунитет к собственному эликсиру он за все эти годы не выработал.
Машина трогается с места, но Даня все равно высовывается из окна и долго смотрит на меня ошалевшим взглядом, пока такси не исчезает за поворотом. И мы оба, кажется, понимаем, что что-то и правда происходит.
Глава 20ОнаЕхать пять минут, идти пятнадцать
«Извини».
«За что?»
«Ничего не помню после второй рюмки, полный блэкаут. Твой папа определенно хотел меня убить».
Я в десятый раз перечитываю нашу с Данилом вчерашнюю переписку и не могу перестать улыбаться. Даже сейчас, в кабинете живописи, где мои работы ждут предварительного приговора профессора-сноба, кажется, будто чувствую аромат огромного букета, который Романов прислал мне в кафе. Дома я по-тихому спрятала его у себя на окне, но на запах сбежались все. Даже Роза, заглянув к нам вечером с Лёвой, первым делом спросила, что она пропустила и по какому поводу переполох.
Папа только тихо ворчал, когда Вета восторженно гадала по цветам диагноз и пришла к выводу, что Данил в меня влюблен. Сказал, пацан слабоват, а когда я напомнила ему, как он сам отключился едва ли не раньше того самого пацана, не стал спорить и молча удалился. Ну, хотя бы не прокомментировал, что видел, как я приехала на такси, которое заказал для меня Романов. Сам Данил из-за похмелья не сумел приехать. И не принимал никаких возражений, так как не хотел, чтобы домой я шла пешком одна. А бедному таксисту в результате пришлось целый квартал ехать за мной, пока я наконец согласилась сесть в машину. Настойчивый и благородный оказался – ему, видите ли, мой парень заплатил, нужно было отработать.
И даже новость о Катином уходе из кафе не расстроила меня так сильно, как могла бы. Гомес, краснея и кусая губы, сообщила мне, что увольняется после Нового года и бросает университет, так как откровенно не тянет. Возьмет, по ее словам, академ и подумает, чем займется дальше. Только не здесь, а с парнем на Бали. Потому что – дословно – хочет жить, а не соответствовать родительским ожиданиям. Я удивилась, но пожелала ей удачи. Она спросила, кто и когда подменил Лилю Ларину, которую она знала. А потом еще долго косилась на мой букет и улыбалась, когда замечала, что улыбаюсь я. А я улыбалась вдвое больше еще и потому, что думала о своих родителях, которые не ждали от меня ничего, кроме чистых полов по субботам. И желательно, чтобы я не забеременела хотя бы до двадцати двух лет – это мне вчера папа зачем-то сказал.
– И ты молчишь, что мой брат дарит тебе цветы? – Лиза толкает меня бедром, выдергивая из мыслей. – Я, кстати, доделала таблицу. Глянь, как сможешь.
Вовремя, учитывая, что завтра последний день сдачи, но я об этом молчу. Вчера зашла в общий файл с намерением все написать самой, но Лиза увидела меня там и прогнала, десяток раз написав, чтобы я закрыла страничку.
– А ты откуда знаешь про цветы? – недоумеваю я.
Она показывает мне страницу Веты с фотографией моих цветов и подписью про щедрого парня любимой (оказывается) сестры. Так еще и постскриптум жирно намекает, мол, кто бы ей букет подарил. Ох, Вета-Вета.
– Это круто, потому что не в стиле Дани. Ведь романтиком его вряд ли можно назвать, а тут… – Она улыбается, глядя на фото. – Он, по-моему, даже маме ни разу цветов не дарил. Не помню по крайней мере. Не то чтобы он плох во всех этих делах, – тут же спешит оправдать брата, – просто другой. Он скорее всегда спросит, что нужно, или денег скинет. Я заранее заказываю у Дани подарки, чтобы облегчить жизнь и себе, и ему. Сам он, кстати, вечно отмахивается, говорит, что ничего не нужно для него покупать. А извиняется за что? – кивает Лиза на экран с открытой перепиской, прямо перед тем как тот гаснет.