о том, что я колхозная нищебродка и роковая разлучница, кажутся цветочками по сравнению с тем, что пишут сейчас.
Я разоряю Даню: кто-то выкидывает в чат чек из художественного магазина (разве это не частная информация?), и меня быстро определяют в содержанки. Из-за меня и моей учебы, которую, кстати сказать, он оплачивает, Даня скоро лишится всего: тачки, квартиры и, кажется, даже модной одежды, которую он сменил на старый ватник и треники. Все так решили после нашей с ним фотографии с субботника, которую зачем-то выложила Вета, чтоб ее. Хотя злиться на сестру смысла нет – и без нее докопались бы до нас, нашли бы повод. Например, что Даня из-за меня бросил футбол – это сейчас обсуждают. В общем, меня ненавидят. Откровенно и пылко.
«Давайте ей эти ее краски на голову выльем».
«Да, хоть отросшие корни спрячет».
Это ужасно. У меня наворачиваются слезы. Хорошо, что меня подгоняет стук в дверь подсобки и очередь из клиентов, которые ждут свой кофе. Плохо, что с каждым часом дела обстоят только хуже. Мне и в кафе устраивают веселье. Сначала я не подаю вида, когда незнакомая девочка, у которой я собиралась взять заказ, просит другого официанта. Но напрягаюсь, когда в меня врезается уже другая и выбивает из рук поднос, потому что мне приходится платить из своего кармана за бой посуды и испорченный сэндвич. А когда два человека подряд со скандалом просят переделать идеальный кофе, который сделала я, и Катя тоже косится с подозрением. Ну а первокурсницу, орущую, что нашла в своем салате белый волос, сильно смахивающий на мой, она выталкивает из кафе уже силой.
– И не дай бог сболтнешь что-то начальнице! – проведя пальцем по шее, заявляет она новенькой с глазами по пять копеек.
– Спасибо, – искренне благодарю я Катю, когда стажерка в третий раз за час уходит курить, лишь бы держаться подальше от нас и от работы.
– Не объяснишь, что происходит? – Катя шепчет так, чтобы все, кто пялятся в нашу сторону, не услышали.
– Ты, видимо, не состоишь в змеином чате?
– Где?
Я порывисто обнимаю Катю и еще раз благодарю за все. Мне ее правда будет не хватать, она хороший человек. Даже с одной почкой добрее, чем многие. Правда, убедить ее в том, что я в порядке, не выходит. После визита начальницы, которая, к слову, неожиданно оказывается в духе (наверное, помирилась с парнем) и даже хвалит меня, не зная, что сегодня я магнит для всех бед, уничтожающий репутацию ее кафе, Катя прогоняет меня домой из подсобки, где я на радостях разгребаю хлам, до которого месяц не доходили руки (а по факту прячусь ото всех).
– Я точно вам не нужна? – спрашиваю, потому что уже не помню, когда в последний раз закрывала кафе.
– Сегодня? – Она смешно таращит глаза. – Точно нет!
Я выдавливаю улыбку, а она как-то особенно трогательно и нежно гладит меня по плечу в знак поддержки:
– Мы справимся, ты там нужнее.
Она кивает за окно, где в свете уличного фонаря стоит… Данил Романов? Я не перетрудилась, мне не кажется? Да, это он. На удивление, в черном пальто с высоким воротником. Уже лучше, не джинсовка, конечно, но с теплыми вещами у него как будто и правда проблема – дует себе на руки, пытаясь согреться. Или на улице действительно похолодало, и хорошо, что я надела под теплую куртку шерстяной свитер, в котором запарилась в универе, или я ошибалась насчет Рафа и не такой уж он ледяной айсберг. Его поцелуи ведь совсем не холодные.
Данил не заходит в кафе, поэтому я, несмотря на все ужасы, которые на меня свалились, спешу выйти к нему. Одеваюсь в темпе вальса, на скорую руку делаю горячий зеленый чай с жасмином – нам завезли новый сорт, очень вкусный, особенно должен понравиться эстетам. А когда выбегаю на улицу, торжественно вручаю Романову вместо приветствия, и он меня молча благодарит, грея руки о стакан.
– Возможно, нужен был кофе, – шучу в надежде на реакцию, зная, что кофе он не пьет, но зачем-то ходил ко мне на работу по четвергам. Пусть уж сознается.
– Чай в самый раз, – не ведется Данил на провокации. – Пройдемся? – предлагает он.
А я просто делаю шаг вперед. Не спрашиваю, куда он дел машину и почему без нее. Не уточняю, для чего Данил вообще здесь: я же как-то ходила раньше одна. Не принцесса, в отличие от некоторых: справлялась тогда, справлюсь и сейчас. Иду, слушая морозный хруст под ногами, шум колес проезжающих мимо машин и шипение, с которым Романов аккуратно потягивает горячий напиток, просто молчу и улыбаюсь. Жаль, что тут до дома всего ничего – уже сворачиваем на нашу улицу.
– Я при Лизе не стал, но вообще хотел еще раз извиниться перед тобой за свое поведение. Лично, не по телефону. Боюсь, мог наговорить тебе всякого… Прости, весь вечер реально как в тумане.
Не будем уточнять, что его «всякое» мне было приятно.
– Все в порядке. Я знакома с действием папиной волшебной наливки. Бывало и хуже. Ты держался достойно.
И крепко держал меня в своих объятиях, от которых я бы не отказалась и сейчас, хотя Данилу явно холоднее, чем мне.
– Куда хуже? Я думаю, твой отец правда пытался меня убить, – со всей серьезностью заявляет он. – Ну что? В жизни не было такого похмелья. И залетало ведь так хорошо. Вкусно, как компот. А потом я встал и потерялся в этом мире.
Смеюсь в ответ, потому что прекрасно понимаю, о чем он. Сама не пробовала, но много раз видела, что папино снадобье творит с нашими соседями. Данил не виноват, но интересно, он провожает меня из чувства вины или как? Ответа на вопрос я не получаю, и через несколько минут молчаливой прогулки мы уже заходим к нам во двор. Я с первых секунд удивляюсь тому, что машина Данила стоит недалеко от моего дома рядом с припаркованной Kia Розиного мужа, которую сестра, видимо, одолжила, чтобы приехать в гости, пока у нее самой гостит и развлекает Лёву свекровь. Так, может быть, гуляли мы, чтобы Романов мог на бензине сэкономить? Если он действительно не пользуется папиными колбасными миллионами.
– На машине ехать пять минут, а шли мы пятнадцать, – заметив мой взгляд, поясняет он.
– Оу, – медленно соображаю я.
Это получается… значит, он так говорит, что хотел провести больше времени со мной? Хорошо, если так, потому что я тоже. Я и сейчас не хочу расставаться с ним. Вокруг к тому же темно, тихо, даже романтично, так как у кого-то из приоткрытой форточки играют старые советские песни про «любовь, которая живет на пятом этаже»[24], пусть в наших домах столько этажей и нет. Хотя это, наверное, у меня сдвиг по фазе, раз я вижу романтику в привычном запустелом дворе. Даже если он и кажется после субботника весьма посвежевшим.
– Что ж, приятно было видеть тебя, – произносит Данил, придвигаясь ближе ко мне, будто закрывает от ветра, которого здесь не бывает. Его нос и уши покраснели от холода, пальцы, которыми впивается в остывший стакан, тоже, но он вроде бы и не спешит от меня бежать.
– Что ж, – копирую его манеру, делая крохотный шажок к нему. Так, что полы его пальто касаются моих штанов. – Было приятно, что ты меня проводил.
Он улыбается, наклоняет голову ниже, наши бедра соприкасаются. Данил вынимает вторую руку из кармана и притрагивается к моей ладони. Сначала аккуратно цепляет кончиками пальцев, затем сжимает ее.
– Даже если ты считаешь, что легко справилась бы без меня, мне было приятно тебя проводить.
Его рука, которую грел в кармане, теплая. Он поглаживает мою осторожно, и от этого места вместе с жаром по венам разбегаются мурашки. Я подаюсь навстречу его губам, уже ощущаю от дыхания запах жасмина.
– Мне было бы приятно…
Ба-бах! Мы оба вздрагиваем от резкого стука и одновременно поворачиваемся на шум. В окне на втором этаже очень отчетливо мелькают чьи-то головы. В нашем окне. Девочки…
– Я вас видела, можете не прятаться! – говорю громко, и одновременно с моими сестрами еще из нескольких окон выглядывают соседи. За мной следит весь дом?
– Прости за цветы, – кричит Вета. Видимо, пострадал мой букет, стоявший на подоконнике. – Привет, Даня!
Он салютует моим сестрам стаканом, потому что все еще держит меня за руку, пусть мы и стоим на приличном расстоянии, а потом чуть сдавливает ладонь и заговаривает как-то серьезнее:
– Ты же знаешь, что всегда можешь попросить меня о помощи и сказать, если тебя что-то беспокоит? – Он так пристально вглядывается мне в глаза, будто пытается найти там ответ.
Я открываю и закрываю рот. И снова. Была не готова к такому повороту. Но и вываливать на него свои бредовые догадки не хочу. Вдруг мне все показалось и меня не собираются травить? Вдруг это просто очень плохой день, который с наступлением полуночи закончится, а записка… да обычный розыгрыш! А я тут раздуваю из мухи слона.
– Да. Наверное.
– У тебя…
– Все хорошо, – предугадывая его слова, говорю я.
Данил еще некоторое время смотрит на меня, потом кивает и на прощание подмигивает мне.
– До завтра, – уверенно говорит он, будто даже если мы не встретимся случайно, то все равно обязательно увидимся с ним.
– До завтра, – повторяю, прощаясь с ним.
Испытываю дежавю. Вроде бы прошло не так много времени с той встречи в столовой, когда все только завертелось с этим конкурсом, а расстаемся мы совсем на другой ноте. Домой я захожу счастливая, поверив, что все плохое сегодня мне просто привиделось. Едва не парю. Закрыв за собой дверь, выдыхаю и утыкаюсь в нее лбом. Прикрываю глаза и…
– А-а-а! Ляля!
– Лиль!
– Хочу себе такого парня!
– Оно же прекрасно, он подарил его тебе?
– Ты будешь невероятна!
Оборачиваюсь к Вете и Рите, мотаю, нахмурившись, головой, потому что девочки сильно кричат. Не понимаю, что они имеют в виду.
– Так, а ну разойдитесь! – командует Роза, профессионально расталкивая этих двоих.
Она с серьезным видом подходит ко мне, молча взирает с высоты прожитых лет, а потом… потом так же, как и девочки, нападает на меня с объятиями и кучей вопросов, улыбается и несет какую-то ерунду о платье.