Иду навстречу, а из-за дыма, покрывшего пол, кажется, что парю. Время замедлилось. Кусаю от предвкушения губы, забывая, что они накрашены. Смущенно отвожу от Дани взгляд и смотрю куда угодно, только не на него. Красиво-то как! Повсюду лежит мишура, разбросана вместо снега вата. Стены задрапированы белой тканью, наши обычные бордовые кулисы сменили на белоснежные. И только Романов, как настоящий темный принц, весь в черном: в черной рубашке и с бабочкой, почти сливающейся с воротником, в черных брюках и лоферах вместо белых кед. Будто полная моя противоположность, сам дьявол. Он приближается и протягивает мне руку.
Шепот, гуляющий по залу, нарастает и звучит едва ли не громче, чем музыка, но я не обращаю на него внимания. Я захвачена в плен откровенного взгляда, который сейчас кажется тоже подозрительно темным. Будто рассказывает, что у Данила на уме, – точно ничего невинного и непорочного. И я это, наверное, выдумываю, потому что мне самой хочется так думать? Возможно, ведь сейчас я и правда больше всего на свете хочу схватить его за руку и сбежать. Хочу целоваться с ним в темном уголке на одном из этажей, а может, и больше…
Делаю резкий вдох, когда, вложив в горячую руку свою ладонь, в тот же миг оказываюсь в объятиях Дани. Ощущаю легкие прикосновения теплых пальцев обнаженной кожей спины, чувствую мелкие разряды тока, разбегающиеся по венам. Сама кладу ладони ему на плечи, выдыхаю все страхи и прижимаюсь виском к его груди, где размеренно, но шумно бьется сердце: бум-бум-бум. Оно успокаивает меня, и я прикрываю глаза, медленно покачиваясь под красивую мелодию. Наплевав на целый мир вокруг. Кажется, я и правда попала в сказку. Осталось не потерять туфельку.
Я улыбаюсь. Блаженно, думая лишь о крепких руках, которые обнимают меня. И этот момент следует занести в историю, потому что моя голова всегда катастрофически перегружена. Даже перед сном я часто проговариваю планы на завтра, анализирую день, утопая в потоках информации, или придумываю остроумные ответы для ситуаций, которые уже прожиты. Иногда играю с цифрами, составляя месячный бюджет, – это меня успокаивает, пусть сами траты вызывают лишь желание плакать. Я слишком усердно думаю даже на живописи, где нужно расслабиться и следовать за воображением или предоставить волю рукам: о том, как ложатся тени, о непозволительной толщине линий и так далее. Сноб после просмотра картин комиссией, хотя и похвалил меня, сказал учиться отключать голову, или когда-нибудь я все испорчу. А сейчас… сейчас наконец тишина в мыслях вместо всех этих шумов, темнота перед глазами вместо тысячи образов. Спокойствие и умиротворение. Только ощущения на кончиках пальцев и запах… такой уже родной и сладкий.
Вдыхаю его и смотрю вверх. Даня в ответ сильнее сжимает пальцы на моей талии. Не уверена, что специально, его сердце бьется почти ровно. Вижу, правда, только блестящую сережку, которая отсвечивает бликом мне в глаза. Решительно выдыхаю и упираюсь руками в его плечи, чтобы увеличить расстояние между нами. С трудом преодолеваю силу притяжения, потому что так и тянет уронить голову обратно ему на грудь. Данил чуть разжимает пальцы, позволяя мне сделать, что хочу, но по-прежнему не выпускает из объятий. Я вижу приподнятую бровь, когда смотрю на него в этих разноцветных лучах. Он не улыбается. Серьезен как никогда. Молчит. Ждет, что скажу, но вместо тысячи слов я встаю на носочки и тянусь к нему, потому что больше не хочу этому желанию противостоять. Нет сил. И стоит мне лишь коснуться его губ, как железная маска спадает. А за ней оказывается столько чувств и эмоций, что меня напрочь сносит волной, – если бы он резко не прижал к себе сильнее, я бы упала, наверное.
Но он обнимает, и теперь с разгону в обрыв. Не ощущаю земли под ногами. В животе щекочет так, как будто падаю бесконечно. И это не проходит. И я не хочу это чувство отпускать. Обнимаю ладонью его лицо и со всей нежностью, на какую способна, поглаживаю гладко выбритую щеку. Пальцы приятно покалывает. Крепче цепляюсь за него, и они горят.
Отвечаю откровеннее, когда Даня, протянув руку вдоль моего позвоночника вверх, сдавливает затылок, зарывается пальцами в волосы. А затем, толкнув языком мой, тут же отступает, продолжая целовать уже аккуратнее, будто он один помнит, что мы находимся под перекрестным огнем нескольких сотен взглядов.
Черт! Вспоминаю, где я, тушуюсь слегка, но не останавливаюсь. Замерев на короткий миг, продолжаю целовать Даню, потому что многое изменилось. Месяц назад я и представить не могла, что осмелюсь на подобное и не буду ощущать никакого стыда. А почему должна, когда я чувствую так? Говорить – хорошо ли, плохо ли – будут всегда, поэтому не наплевать ли на всех? Смеюсь легко, непринужденно, искренне, а Даня ловит губами мою улыбку. Замедляется, чуть кусает меня. Гулко выдыхает, обжигая мой рот. Разжимает зубы и осторожно целует это же место.
– Мне нравится твоя помада, – все еще касаясь носом моего, шепчет он. – Выглядишь прекрасно.
Даня смотрит на меня так, что я верю. Вижу собственное отражение у него в глазах и верю каждому слову. Потому что он говорит не о стандартах красоты или о чем-то подобном. Он так чувствует, и я хорошо его понимаю. Не объяснить словами, почему человек, который раньше ходил где-то по краю твоей жизни, вдруг становится для тебя центром вселенной. Почему он оказывается так красив, пусть ты и называла красивым совершенно другое. Почему ощущается таким родным, что внезапно хочется не просто выдать все секреты, но и душу наизнанку вывернуть – вот, держи, смотри! Только не останавливайся и продолжай меня целовать.
– Спасибо, – широко улыбаясь и почти не моргая, произношу тихо в ответ.
А когда за его спиной что-то мелькает, перевожу взгляд на экран, где вижу… нас? Смотрю на Даню, который кивает мне, а затем снова ему через плечо. На себя. Его глазами. И это настолько прекрасно, что если я хотя бы наполовину так же красива в реальности, то должна победить все мировые конкурсы красоты.
– Мы и правда такие? – не веря собственным глазам, спрашиваю я.
Предзакатное солнце, теплый желтоватый свет. Уютные объятия и безумно честные улыбки. Мой смех, доносящийся из колонок, заставляет меня улыбнуться и сейчас, а его взгляд вызывает мурашки. Он так на меня смотрит.
– Лучше. Ни одна камера не передаст твоей красоты.
Он серьезно? Потому что либо он и вправду честен со мной, либо ему прямо сейчас нужно вручить «Оскар» за безупречную игру. Одно из двух, и не ошибиться бы.
– Это невероятно, мы… – Даже не могу продолжить фразу, потому что мысли путаются. Я чувствую так много всего.
– Это все ты. Всегда ты.
Я снова распахиваю губы, чтобы что-то ответить. Еще не уверена, что именно, но в этот момент зал оглушают аплодисменты. Теряюсь на миг, оглядываясь по сторонам, но Данил, придерживая мягко за талию, разворачивает меня к толпе, чтобы я собрала все овации. И они должны бы пугать – эта громкость, напор. Но когда я отступаю на шаг, то врезаюсь лопатками в того, с кем будет не страшно пройти огонь и воду. С чего тогда бояться какой-то толпы?
– Значит ли это, что мы попали в третий тур? – спрашиваю, глядя на него через плечо.
– Ты встретишь со мной Новый год? – отвечает вопросом на вопрос.
– Н-новый год? – повторяю за ним, хотя хорошо услышала с первого раза.
Новый год, он… вроде бы завтра? Завтра тридцать первое число – я и без подсказок это знаю, лишь тяну время. Значит ли это… Что это, черт возьми, значит? Новый год, Новый год… У нас дома, конечно, все, как всегда, разъедутся. Я и так думала отпроситься от кабальной поездки в деревню к бабушке, чтобы хотя бы раз не слушать до полуночи ругань Риты и Веты. Собиралась предложить Лизе устроить девичник или что-то вроде того, как раз сегодня вечером поговорить об этом. И в глубине души надеялась, что Даня по счастливой случайности решит провести какое-то время с нами. Но чтобы он сам предложил? Нет, об этом я и не мечтала.
– На самом деле у тебя нет выхода, кроме как согласиться, потому что завтра у меня день рождения, – выдает он следом, когда я слишком надолго задумываюсь. – Я и так с детства получаю в два раза меньше подарков, потому что родился тридцать первого декабря. Ты не можешь мне отказать.
Он подмигивает. Явно шутит, но я смотрю куда-то вдаль, и меня внезапно охватывает дикий первобытный страх, который мешает дышать. Зрение мутнеет, не вижу никого перед собой. Думаю лишь о том, что, возможно, понимаю его не так, слишком много себе воображаю. Вдруг Данил воспринимает все иначе? Мы ведь игра. Мы не договаривались о чем-то настоящем.
– На… на-верное, – прочищая горло, бормочу неуверенно. – Это будет хорошо для нашей истории. Все подумают…
– Плевать мне, что все подумают. Я хочу провести этот день с тобой.
Он обнимает меня со спины и целует в висок, вынуждая снова прикрыть глаза. Он увлекся? Мной или игрой? И что это значит для нас? Знает ли он поговорку, что как встретишь Новый год, так его и проведешь? Ну, в данном случае с кем.
– Сбежим? – ответом на все мои сомнения предлагает Данил.
Касается горячими губами моего плеча, а я очень остро ощущаю, что хочу еще больше его: больше поцелуев, прикосновений, шепота. Соглашаюсь, не раздумывая. Киваю, тут же говорю «да», а в следующую секунду ощущаю толчок куда-то в сторону, и меня уже тянут вниз по лестнице со скоростью, непозволительной для моих каблуков.
– Подожди, подожди, я сейчас упаду!
Едва успеваю перебирать ногами, чтобы поспеть за ним, а Даня, услышав меня, останавливается и без слов подхватывает на руки. Крайне, черт возьми, неожиданно! Я визжу, оглушая его. Он смеется во весь голос. Мы, наверное, громкие. И со стороны можно подумать, что пьяные, но прошли бы все алкотестеры мира.
– Отпусти, отпусти!
Разве что я им пьяна. Болтаю ногами в воздухе, пока он тащит меня два пролета на себе. А еще, кажется, наступает на подол платья. И, возможно, из-за высокого разреза на бедре видно мое белье. Хорошо, что мы почти никого не встречаем на пути.