Даня касается экрана, чтобы проверить время, и, как и я, понимает, что, с учетом очередей, снимков, гипса (или что там на нос накладывают) и пробок, они вряд ли успеют и на последнюю электричку.
– Хорошо, держите в курсе. Помощь нужна?
Человек-самообладание! И все вопросы у него только по делу, еще и меня за руку берет, чтобы не переживала.
– Нет, спасибо, – уже бодрее отвечает Лиза. – У вас там все хорошо?
– Не думайте сейчас о нас, решайте свои вопросы.
– Да понятно, но у нас, блин, вся еда и это дурацкое оливье! Я даже термосумку у папы стащила. А рядом мужик с гвоздем в руке, – она переходит на шепот, – все время принюхивается и косится в нашу сторону. Он пьяный и явно голодный. Я боюсь, он меня вместе с салатом сожрет.
– У тебя вон защитник есть, – усмехается Даня. – А за нас не переживай, мы разберемся, не маленькие. Тима в порядок приведите, он, как я понял, достойно сражался за нашу честь.
Я улыбаюсь, услышав, как по другую сторону динамика спорят двое. И хотя понимаю, к чему все идет, стараюсь не паниковать. Мы с Даней ведь и так вдвоем… просто никто не разбавит компанию, чтобы мы сумели отвлечься. Будем только я, он и…
– И поцелуй там, где у него болит, – подумав о пустом доме, в отместку бросаю в трубку как раз перед тем, как Даня отключает вызов.
Он улыбается мне, крепче сжимает руку, которую по-прежнему держит, без слов уговаривая, что все будет хорошо.
– Они же не успеют? – озвучиваю я мысли.
– Очень вероятно, что нет.
– И что мы будем делать?
Вопрос кажется двусмысленным, как и всё сейчас между нами. Напряжение растет, руку покалывает там, где Даня гладит большим пальцем. Я уже знаю, что нас в конце концов закоротит, а чем это закончится…
Что? Мне не показалось? Даня смотрит на меня так пристально, что я не сразу замечаю, как мигает свет. Мигает, а следом и вовсе гаснет – надеюсь, это не из-за нас. Он встает, отходит к стене, щелкает несколько раз выключателем, чтобы удостовериться – не работает. Затем сообщает, что спустится к щитку, и минут десять бесполезно пробует колдовать над ним, но его магия, к сожалению, действует только на меня.
– Черт, – наконец сдается он, а все становится еще увлекательнее и интереснее. Особенно учитывая усиливающийся за окном снег.
Проходит не меньше получаса, когда, проведя разведку, Даня возвращается замерзший и с неутешительными новостями.
– Из-за снега оборвало провода. – Он стряхивает его с волос и мехового воротника куртки, которую взял в гардеробе. Странной какой-то, вроде кожаной дубленки с поясом. Как будто папиной, хотя мой уже такие не носил. Это, наверное, из девяностых. – Обещают исправить, когда – неизвестно. Пока все бригады заняты. Оказывается, по области прошел ледяной дождь, много аварий. – Даня внимательно смотрит на меня. – Замерзла?
Я обнимаю себя не поэтому. В доме не жарко, он до конца так и не успел прогреться, но мне не холодно – я в свитере и теплых тапочках. Скорее переживаю, потому что все идет не по плану, будто сама вселенная против… Хотя нет, она как раз таки за и пытается оставить нас вдали от города наедине. Только вот не учла, что мы можем замерзнуть насмерть. Или не насмерть. Ну о'кей, в минус два, как показывает термометр, мы, положим, и не замерзнем, но все и правда как-то наперекосяк. Еще у Дани день рождения, а он никак не может отдохнуть из-за всех этих проблем.
– Нет, я… мне нормально. Не холодно.
– Ладно, есть хорошая новость и не очень.
Он топает ногами по коврику, чтобы стряхнуть снег с обуви, но не разувается – значит, не такие уж и хорошие новости собирается сообщить.
– За домом установлен электрогенератор, он может нас выручить. Но нет бензина – я проверил. Можно было бы, конечно, съездить на заправку – тут километров десять, но дороги сильно занесло, боюсь, застрянем. А чтобы слить бензин из моей тачки, нужна канистра и трубка, у меня нет, но… – Даня говорит это все без пауз, будто спорит сам с собой, а затем в какой-то момент выдыхает разочарованно: – Слушай, мы можем попробовать уехать, пока еще есть время. У нас будет всего один шанс, но, надеюсь, прорвемся. Как раз успеем к Новому году. Встретим с Тимом и Лизой. Если здесь совсем не клеится и… В общем, я хотел как лучше, а получилось…
– Мне здесь нравится, – уверяю его. Не имею ни малейшего понятия, как мы тут со всем разберемся, но я не хочу никуда уезжать.
Какими бы ни были здесь условия, они все равно не хуже, чем там, где я обычно справляла праздники. Он забывает, что я не принцесса, а Золушка. Еще и сомневается, явно не верит мне, но в конце концов кивает без улыбки. Таким печальным кажется, что сразу хочется его обнять.
– Ладно. Хорошо, – соглашается он. – Тогда я схожу поищу…
– Я с тобой! – тут же вскрикиваю и спешу надеть ботинки.
– Там метет, – предупреждает меня. – И я не знаю, кто из соседей сегодня здесь. Останься в доме, это может занять больше времени, чем ты думаешь. Тебе лучше…
– Мне лучше с тобой! – резко выпрямившись, заявляю ему в лицо со всей злостью.
Да я по болотам с пиявками в деревне все детство лазила! Ныряла на речке в трубу, чтобы раков на ужин поймать, и спасала глупых соседских кур от града размером с картофелину. Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, как говорится.
Даня, видимо, понимает мой настрой, потому что возражений с его стороны больше не поступает. Из дома мы выходим молча, но, не успев сделать и несколько шагов, я тут же вскрикиваю от порыва ветра, который едва меня не сносит. Даня цепко хватает за руку, удерживая рядом, и закрывает собой. Дожидается, когда вьюга чуть стихнет, переплетает наши пальцы и больше не отпускает. Так мы и идем с ним… куда-то. Он чуть впереди, я плетусь следом за ним, не зная куда. Не смотрю перед собой, прячу лицо от колючего снега. Даня ведет. Сворачивает дважды направо, будто различает дорогу в этой белой мгле. Надеюсь, мы не заблудимся, потому что вокруг только снег и одинаковые деревья.
– Здравствуйте, дед Коль!
Поднимаю глаза и высовываю нос из воротника, когда слышу Данин голос. В этой слепящей белизне слабо виднеется симпатичный домик, больше похожий на дачный. Намного скромнее, чем у Романовых. А рядом мужчина стоит с папиросой в руке, которому будто и снег нипочем.
– А вам-то, молодежь, чего дома не сидится, ать? – Он поправляет свое клетчатое кепи не по погоде и улыбается криво.
– Замерзли. Вот решили прогуляться, чтобы согреться, – шутит Даня, приближаясь к нему. Пожимает руку, когда останавливается у крыльца, где не так сильно бушует ветер.
– В наше время мы с Нинкой по-другому грелись.
Мои замерзшие щеки покалывает, когда они наливаются румянцем.
– Добрый день, – здороваюсь смущенно.
Мне отвечают кивком.
– А если серьезно, генератор нам бы запустить. – Даня быстро переходит к делу. – Может, одолжите бензина? Или канистра в гараже вдруг завалялась? Нас любой подгон выручит.
– Бензину? Так этого добра у Нинки моей в магазине хватает. Я за ней ехать как раз собрался. Садитесь, докину, коли деньги есть.
– А если нет? Замерзать оставите? – прищурившись, спрашиваю я.
– Это еще постараться надо – замерзнуть в такую погоду. Залазьте давайте! – командует дед.
И скоро мы уже пробираемся через снежные заносы на старой «Ниве» с огромными колесами, руль от которой водитель с невозмутимым лицом достает с заднего сиденья, куда забираюсь я. В машине, кстати, оказывается не намного теплее, чем на улице, потому что в дверях и приборной панели неприлично большие щели. И звуки она издает, как будто вот-вот развалится, но едет же. Причем бесстрашно так, сминая колесами снег, как танк гусеницами.
Через десять минут дороги, которую мы, скорее всего, не одолели бы пешком, машина останавливается около небольшого киоска. Он уже закрывается. Женщина в каракулевой шапке и черно-белой пятнистой шубе (такой, словно убила полсотни далматинцев) запирает дверь на ключ, толкая ту вперед и вверх всем телом, но, по-моему, безуспешно. Ее муж, грубо посигналив и с трудом опустив наполовину заевшее стекло, сообщает почти торжественно, что привез клиентов. А она, прикрикнув на него в ответ, что давно пора было менять замки, в следующую секунду улыбается нам дружелюбно и приглашает войти.
И пока дед Коля без остановки рекламирует их небольшой, но процветающий (сомнительно) семейный бизнес, его Нина торжественно вручает нам две канистры бензина, которые у нее имелись в наличии. Даня переводит деньги на карту и, пообещав меня вкусно накормить, берет в нагрузку еще две упаковки лапши быстрого приготовления, которые увидел на полупустой витрине. Он наконец немного веселеет, шутит на обратной дороге. Вопросы про родителей слишком явно пропускает мимо ушей, а вот меня во всей красе расписывает знакомым и представляет как свою девушку. Ну, точнее, дед Коля спрашивает, девушка я Дане или кто, а тот отвечает, что девушка, она самая.
– Ну, раз не сбежала, а по сугробам прыгала с тобой, то женись. Будет, как Нинка моя, верой и правдой служить, даже когда старым и сморщенным станешь, – говорит дед, за что сразу же получает нагоняй от любимой. Потому что служит ему – дословно – «Нива» его треклятая.
Нас подвозят до самого дома и приглашают, если вдруг соскучимся, в гости.
– Наливка есть, сам делал, – громким шепотом сообщают Дане, а того аж передергивает.
– Ой, да ты последние лет двадцать после десяти вечера уже храпишь, как паровоз, а вспомни, раньше-то! – Женщина качает головой. – Скучать нам некогда было, отстань от молодых.
К тому времени, как мы прощаемся с пожилой парой, совсем темнеет. Одни фары горят – не видно толком ничего, поэтому я так сильно пугаюсь, когда мимо со скоростью ветра проносится угольно-черное пятно. Лохматое и страшное. Еще и завывает, как волк.
– Здесь что, водятся волки? – Я в ужасе прячусь за Даню.
– Да не боись, это Ричи, дворняга местная, – рассказывает дед Коля. – Он не укусит. Малехонький! Вон, до колена тебе. – Только меня его размеры не успокаивают. – И добрая псина. Бросили хозяева. На острова модные укатили, а перевезти пса в копеечку встало – вот и бросили его. Носится теперь здесь, скучно ему. Если придет, покорми