Он подтягивает меня к себе, усаживает удобнее на колени. Я откровенно развожу ноги, забираясь сверху, и чувствую… я чувствую его возбуждение. Не в первый раз. Но, кажется, сейчас я ближе, чем когда-либо, к продолжению с раздеванием и… ну, э-э… так сказать, к слиянию. Поэтому невольно напрягаюсь, сжимаю бедра, а Даня выдыхает мне в рот, потому что… о боже, что я творю?
Наши движения становятся резче, быстрее, звуки – громче и неприличнее. Если прежде Даня лишь отвечал мне, будто сдерживался, давал шанс передумать и отступить, то сейчас… нет, больше нет. Сейчас он наступает. Ведет горячими ладонями по плечам, стягивая бретели топа и бюстгальтера сразу. Я усмехаюсь ему в губы: видимо, так они незаметно для меня оказались внизу и в прошлый раз. Мнет кожу, гладит, но без нежности, а за его руками спешат губы, мягкие, но требовательные, ненасытные и все же пытающиеся скрыть это, не потерять контроль, который уже благополучно утерян. Спешат вдоль шеи, к ключицам, по плечу и после застывают. Кусают ощутимо, но не больно. Так, чтобы очнулась, раскрыла глаза и… встретилась лицом к лицу со штормом.
Больше никакого штиля на голубой глади, от которой веяло холодом. Зрачки у Дани широкие и темные-темные. Предвещают ураган. И мне стоило бы испугаться, я же всего боюсь. Всего, о чем так мало знаю. Но на мне красивый белый комплект кружевного белья, который долгое время ждал своего часа в старом комоде у меня в спальне. Разве я не дала безмолвное согласие стать взрослой еще дома, перед поездкой, когда выбрала его? Даня отвлекает меня от споров с самой собой, щекотно проходится пальцами по моим бокам и уже цепляет край топа под грудью, когда я отрываюсь от его губ.
– Можно сначала я? – сбивчиво дышу во влажный от моих поцелуев рот.
Он кивает, уступая, но не сразу понимает, чего хочу, пока я не забираюсь ладошками под ткань его футболки. Нетерпеливо веду ими по твердому животу и груди, вынуждая избавиться от лишней одежды. Ощущая нестерпимый голод – по-другому не могу описать это чувство. У меня и правда болезненной судорогой сводит внутренности, когда я, сидя сверху, смотрю на Данин обнаженный торс. И это… просто… нет слов.
Сдернув футболку, он откидывает ее куда-то на пол, глядит на меня во все глаза – такой лохматый, взъерошенный, жаждущий. И при всем том терпеливый. Не выразить словами, как я благодарна, что он не спешит. Что дает время привыкнуть. Позволяет указательным пальцем обвести контур его губ и почувствовать отросшую щетину на подбородке. Прикрыть от удовольствия глаза и расплыться в улыбке. Обвожу линию его подбородка с каким-то извращенным наслаждением, потому что Данил Романов, которого боятся многие в университете и знают абсолютно все, позволяет мне это. Подхватываю серебряную цепочку, когда он опускает ладони мне на бедра. И тут же убирает их обратно на талию, пытаясь совладать с собой. Явно чтобы не вжать в себя так, как хочет, а я уже представила, что он толкается мне между ног. Кусаю губы, перебирая пальцами мелкие звенья цепочки.
– Крестик? – удивляюсь я. Хотя у меня в семье почти все их носят, не соблюдая посты и не читая молитвы утром и перед сном. – Не думала, что ты верующий.
Тем не менее вопросов к близким у меня никогда не было. Я знаю, пусть они и не набожны, но точно верят в Бога, а Даня… Он, почему-то казалось мне, из тех, кто отвергает все, что не доказано сотней разных фактов. Но этот самый Даня пожимает плечами и так запросто говорит:
– Мама жива, хотя прогнозы были неутешительные. Как тут не поверишь, – и следом смущенно добавляет: – Лиза заставила меня просить вместе с ней. Но мне не нравится, что теперь я чувствую себя как будто должным кому-то там, наверху.
– Я так многого о тебе не знаю, – все еще теребя в руках цепочку, выдаю дрожащими губами.
Нет, я не собираюсь плакать, но слишком много эмоций. Они переполняют. И я прикрываю глаза, касаюсь лбом его виска. Льну к Дане всем телом и душой.
– Спрашивай, – проникает под кожу его шепот.
И я тотчас хочу задать миллион вопросов, но вынужденно молчу. Потому что не в силах перестать думать о том, что Дане какие-то из них могут не понравиться, потому что я ничего не знаю. Что это худший его опыт, и после он вообще передумает носиться со мной. Пусть я и не хочу, чтобы со мной носились, а…
– А-а-а, – невольно вскрикиваю, когда Даня прикусывает то самое место на шее. За ухом. Чувствительное до мурашек по всему телу. Он втягивает кожу губами, а я откидываю голову назад, пока перед глазами летают яркие мушки. – Ты с кем-то встречался? – бормочу сбивчиво. – Я никогда не слышала. До слухов в чате. Тех, где меня называли разлучницей.
Придвигаюсь ближе, вынуждая Даню сильнее стискивать мою талию. И целовать меня снова и снова, чтобы хоть как-то удержаться в моменте, а не нырнуть в омут с головой. Я так хорошо чувствую его там, будто между нами и нет никакой одежды. Что же будет, когда мы разденемся? Полагаю, даже не короткое замыкание, а ядерный взрыв.
– Зачем тебе это знать? – срываясь то и дело на более страстные поцелуи, отвечает он мне. Понимает, что болтаю от нервов и разговоры меня успокаивают. Наверное, поэтому его голос звучит терпеливо. – Я не хочу думать о том, что ты была с кем-то…
– Не была, – резко отпрянув назад, хмурюсь я. Точно успеваю заметить улыбку, которую Даня тут же прячет в изгибе моей шеи, продолжая медленно, но верно спускаться к груди. – Я думала, ты знаешь, что я…
Язык не поворачивается произнести слово «девственница» вслух, будто оно может погубить всю химию между нами. Что, если Даня и правда не знал и это все испортит? Вдруг он не захочет ответственности и…
– Знаю, – говорит на выдохе, а я резко вдыхаю воздух открытым ртом, когда накрывает мою грудь губами через ткань. И сразу хочется содрать с себя топ и бюстгальтер. Возможно, вместе с кожей. – Но, может, что-то успела попробовать. Я готов убить каждого, с кем ты была…
– Да не была я! – Это страх неизвестности, пожирающий изнутри, заставляет меня повышать голос. – Я говорила тебе, что была слишком занята для парней, – добавляю уже тише. – Это чистая правда. Я первый раз поцеловалась с тобой. Ты первый, кто…
Договорить мне не дают. Подхватив меня под бедра и лопатки, Даня падает вместе со мной на кровать. А в следующее мгновение я уже чувствую на себе вес его тела. Ощущаю, как он упирается мне в живот. Его горячее прерывистое дыхание на лице. Тепло. Даже жар.
– Все еще не могу поверить, что это возможно, – говорит странным тоном, который не могу разгадать.
– Это плохо?
Открываю глаза, и кажется, что вселенная застывает в ожидании его ответа. Пыль в воздухе перестает кружить, электроны в атомах не двигаются вокруг ядра.
– Охренительно, – произносит с жадной улыбкой и в следующее мгновение уже проникает языком мне в рот. Отпуская себя, будто дорвался. Сдвигая топ на талию вместе с бельем.
Каждый контакт его губ с кожей – разряд двести двадцать. Я выгибаюсь до ломоты в спине, едва он касается меня. Словно отрываюсь от матраса, вытягиваю руки над головой. Захлебываюсь в шквале ощущений, который обрушивается на меня, когда Даня покрывает поцелуями грудь. Когда оставляет один, но особенно сладкий и нежный там, где у меня родинка, которую я ото всех прятала. До тех пор, пока не решилась прийти на бал в том невозможно красивом платье, которое он мне подарил. Я точно знаю, что это был он. Лиза слишком старалась убедить меня в обратном.
Чувствую его поцелуи все ниже. Приподнимаю бедра, когда обводит языком пупок. Даня пользуется моментом и, расстегнув мои джинсы, стягивает их, будто они и не сидят на мне как вторая кожа. Новая волна сомнений подступает с пониманием, что остаюсь почти раздета. А джинсы тем временем летят в пекло, но я приподнимаю ногу и упираюсь стопой ему в грудную клетку, когда снова пытается лечь на меня.
– Ты тоже.
Не знаю, откуда во мне берется эта смелость и командный тон. Но когда, стрельнув глазами на его штаны, я снова смотрю ему в лицо, вижу восхищенную улыбку. Бабочки, вспорхнувшие в животе, разлетаются по всему телу: в груди щекочет, пальцы покалывает, голова кругом идет. Все происходит, как и должно. Так это ощущается. И когда Даня, спрыгнув на пол, быстро избавляется от штанов, и когда приглушает гирлянду, чтобы не слепила глаза, и когда помогает мне снять топ с лифчиком.
Мы снова сидим друг напротив друга. Кажется, прошло много времени, может, даже дней. Он гладит мою щеку, заправляет прядь волос за ухо. Его теплые губы на моей коже кажутся уже чем-то родным, продолжением меня.
– А если серьезно, сколько девушек у тебя было? – Но я не могу контролировать некоторые вещи. Например, не могу сейчас промолчать. Вроде бы и не хочу знать ответ, но в то же время меня распирает. – Ну, в этом плане?
Даня прыскает от смеха прямо мне в шею:
– Ауч!
Я толкаю его в плечо, он – меня на кровать, чтобы продолжить с того места, где мы остановились. Чуть ласкает грудь – видимо, для проформы. Потому что через секунду или две его голова оказывается у меня между ног, а он уже целует нежную и чувствительную кожу на внутренней стороне бедер.
– Ты неповторима, – с улыбкой произносит он, отрываясь на мгновение.
– Ты хотел сказать – невыносима?
– И это тоже.
– Так их было много? Поэтому ты не говоришь? Мне одной руки не хватит посчитать?
Я пропускаю несколько вдохов, пока жду, что скажет Даня. Почему-то кажется: если он был со многими, у нас точно ничего не выйдет. Я ведь… это я. И тут же после этой мысли ругаю себя, потому что… ну а чего я откровенно ждала? У такого парня, как Романов, точно не может быть проблем с сексом, и я осознавала, на что иду, поэтому мне придется мириться…
– Хватит.
Не могу сообразить: он просит меня прекратить думать обо всем, потому что из ушей пар идет, или имеет в виду количество девушек и пять пальцев одной руки. Хорошо, что он сам продолжает. Во всех смыслах.
– На самом деле у меня не было секса без отношений.