Даня шире разводит мои ноги, чтобы я сильнее открылась ему. Мне внутренне тяжело переступить этот барьер, но я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ощущениях. А они неземные какие-то. Правда! Я лечу без ракеты в космос, когда он проходится влажным языком по краю белья. И выдаю протяжный стон, когда накрывает ладонью и давит там, где особенно нужно и хочется. Это… Боже. Нет, черт-черт-черт!
– Ого! – Сама не знаю, это удивление от его слов или сосредоточившиеся в трех буквах ощущения за гранью.
– Просто некоторые отношения длились недолго.
Даня не останавливается, творит пальцами какую-то магию, сдвигает белье, и его язык…
– Насколько недолго? – со стоном выдаю я, и мы оба смеемся. В такой интимный момент. Десять очков Гриффиндору, блин. – Постой, это значит…
Я опираюсь на локти, чтобы видеть его, а перед глазами картина маслом: Даня упирается виском в мое бедро и смотрит, приподняв брови, мол, что ты еще скажешь. А его взгляд – разряд по нервам.
– Это значит, что мы с тобой… – Его брови ползут выше, призывая договорить. Скоро сравняются с линией роста волос. – Вместе?
– Да, мы вместе с одиннадцатого декабря, когда ты пришла сообщить мне при всех, что согласна.
– Но это же было… фиктивно?
Пауза длится ровно три секунды, пока Романов ползет ко мне, чтобы заткнуть уже методом «рот в рот». У меня теперь всегда в ушах саундтрек к «Спеши любить» будет играть при его поцелуях? «I dare you to move, I dare you to move…»[26] Мелодичный голос в голове будто подталкивает меня и берет на слабо́.
– Так ли? – оторвавшись, шепчет мне в губы.
Хочется сказать… нет, не сказать – закричать, чтобы замолчал! Поверить ему и отдаться моменту. Раствориться, забыться, но запомнить все до мелочей. Вместо этого я признаюсь:
– Мне страшно.
Даня замирает надо мной. Даже руками не двигает. Пальцы не скользят по телу и не поглаживают кожу, которая настойчиво требует этих самых прикосновений. Теперь мне страшно мало его.
– Мы можем ничего не делать. Я пригласил тебя не для этого.
Он не думал об этом? Думал меньше меня? Или что? Голова взрывается.
– Это значит, ты не хочешь? – спрашиваю осторожно, но несдержанно вдавливаю ногти в его спину.
– Хочу больше, чем ты можешь представить себе. Но нам некуда спешить…
– Я не хочу ждать, – тут же перебиваю я.
Кажется, всю жизнь ждала этого момента. Даню.
– Если только… – шепчу в миллиметре от его губ, как последний шанс не утонуть в нем, потому что уже ухожу под воду, – …если для тебя это не игра или что-то в этом роде.
– Никогда не было.
Вспышка чувств ослепляет. Как будто ночь взрывается сотнями огней и красок. Мы тянемся друг к другу, нападаем, обезумев, и следом нежничаем до безобразия. Жадно впиваемся пальцами и тут же зацеловываем эти места губами. Время теряет силу. Мы его больше не чувствуем. Чувствуем только изгибы, кожу, друг друга. Я трогаю Даню без остановки – мне жизненно необходимо. Всего его хочу выучить. Сережку в ухе, с которой играла языком. Широкую спину и твердые плечи. Руки, те самые бицепсы, которые в напряжении кажутся больше, чем я их изобразила, – и ничего я там не приукрасила.
Все происходит так быстро и вместе с тем медленно, неспешно. Вот мы оба остаемся без одежды, оба готовы, защищены, все делаем правильно. Даня закидывает мою ногу выше, чтобы обняла его спину. Его ладонь с широко расставленными пальцами лежит на моем бедре, а я глажу его лицо и киваю. Но он все еще чего-то ждет. Его губы переплетаются с моими, нежно порхают по ним, чтобы в следующий миг…
– Ай! – и у меня вырывается резкий свистящий вдох, чтобы побороть приступ боли. Чтобы крепко зажмуриться и пережить.
Мы застываем оба, двигаются только Данины губы, которые теперь вжимаются в мои, раздвигают их, снова заводят. Когда его язык касается моего, я наконец выдыхаю. Оживаю немного. Киваю, чтобы продолжал. Второй раз тоже больно, но не так остро. Третий все еще странно, но боль глушат эмоции, а их слишком много, чтобы это не сработало. Потому что… ну серьезно? Мы с Даней занимаемся любовью. Одна эта мысль помогает расслабиться и продолжить. Целовать его до стертых и пекущих губ – намеренно и бездумно. Дышать в унисон и наперегонки. Не стесняться, забыть о границах и просто чувствовать так, как можно только вдвоем.
В один из таких моментов вообще все перестает иметь значение, кроме разгорающегося огня внизу живота. Поцелуи становятся беспорядочными. Хватка – почти смертельной. Ногти едва не загоняются под кожу. Даня шепчет что-то, но гул в ушах нарастает, и я ничего не разберу. Тянусь ближе, навстречу ему.
– Я сейчас… – хрипло произносит он. – Не могу больше…
Не успеваю за Даней, но задыхаюсь вместе с ним. Он утыкается мокрым лбом в мою грудь, я целую его влажные волосы на макушке. Растекаюсь будто. Каждая мышца расслабляется и дрожит. Вокруг становится тише. Кажется, спокойнее, потому что еще минуту назад горело в огне. Только сердце по-прежнему выпрыгивает из ребер.
– Ты как, малыш? – не поднимая головы, прямо в кожу, щекоча, шепчет он.
– Хорошо, – отвечаю без задней мысли.
– «Хорошо» меня не устраивает, – сообщает нагло и, подхватив меня под спину, чтобы я крепко его обняла, как варвар, тащит меня в душ, где мы быстро замерзаем, как бы крепко ни обнимались. Так сильно, что, стуча от холода зубами, я забываю смутиться или разволноваться рядом с обнаженным Даней. Выскочив из кабинки, тотчас заворачиваюсь в полотенце и со всех ног несусь в теплую спальню. А там сразу прыгаю в кровать, и он с разгону следом за мной.
– Что ты делаешь? – смеюсь, когда он укрывает нас и его голова медленно исчезает под одеялом.
– Нужно довести дело до конца, – подмигнув мне, скрывается уже полностью, а его холодные губы касаются моего живота, и мне становится не до смеха. Потому что на этом он не останавливается. И спускается ниже. А я чувствую слишком много всего! И когда эти чувства переполняют меня, тело вспыхивает, а по венам разливается жидкий огонь. Это ощущается как первый вдох после долгого пребывания под водой – жадный, глубокий и такой желанный.
Я без сил и со сбившимся дыханием растягиваюсь в постели, когда Даня, наконец довольный и удовлетворенный тем, что удовлетворена я, падает рядом со мной на подушку и целует влажными губами. Моргаю, чтобы избавиться от ярких мушек перед глазами – слишком сильно жмурилась. До сих пор в шоке от того, что испытала. Все ужасы, о которых слышала, к счастью, обошли меня стороной, даже крови толком не было, и мне было по-настоящему хорошо. Ладно-ладно, некоторых не устраивает слово «хорошо», поэтому… ну, допустим, волшебно. Да, мне было волшебно! Хотя Даня бы точно исправил на охренительно.
– Чего смеешься? – Усилием воли заставляю себя повернуть голову к Дане и улыбаюсь ему, не в силах не то что ответить – слово произнести. – Я бы продолжил, раз мы освежились, но в моем арсенале был единственный презерватив, которым я не собирался пользоваться, если бы ты меня не совратила.
– У меня они есть, – спокойно выдаю я, прежде чем понимаю, что несу. – Черт, не спрашивай откуда! И я точно не собиралась ими пользоваться!
– Теперь понятно, зачем ты приехала. Тебе от меня нужен только секс.
Даня с каменным лицом пожимает плечами, а я не сдерживаюсь и смеюсь так громко, что у самой уши закладывает. Переворачиваюсь на бок и тут же шиплю от неприятных ощущений.
– Но я не уверена, что смогу сейчас еще…
– Все в порядке, я шучу. – Даня тянется лениво поцеловать. Почти не двигая губами. – Ты выжала из меня все соки.
– Ой, ну прям! Постой… – Я прислушиваюсь, потому что показалось… или нет? – Ты слышишь?
– Что? – Он хмурится, не понимает меня, пока лай не повторяется. Даня садится на кровати и кивает. – Рядом где-то. Схожу быстро посмотрю.
А пока его нет, я отыскиваю трусики, судорожно натягиваю на себя вместе с топом, проверяю простыню – чистая – и… выдыхаю. Да, так определенно лучше. Накрываю горящие щеки ладонями и подхожу к окну, в котором почти не видно моего отражения. Вряд ли, конечно, я изменилась сразу после, но… я и правда сделала это? Мы сделали? Не верится. За то время, пока Даня возится внизу, я успеваю остыть и спокойно улечься на кровать.
– Это Ричи, – вернувшись, сообщает он, скидывает на ходу теплый махровый халат, который, видимо, нашел внизу, и в чем мать родила запрыгивает в постель позади меня. Проводит рукой по моему животу под простыней, а нащупав белье, отступает и рыскает по кровати, чтобы найти свои боксеры. Явно не для себя старается, надевает – кажется, ему и голым было бы нормально спать. – Я пустил его на первый этаж, загородил лестницу. Надеюсь, он там все не разнесет. Жалко стало, холодно на улице. Накормил его сыром, больше ничего нет. Надо завтра сосисок купить ему.
– Надо, да, – отвечаю, зевая, уже больше на автопилоте.
Даня обнимает меня со спины, целует в шею, а я проверяю телефон, который бросила под подушку: время – час ночи. Глаза слипаются с такой силой, что засыпать не мешает и шум генератора за окном. А прямо перед тем как отключиться, я думаю о том, что снова не загадала желание в новогоднюю ночь, но, кажется… «Like today never happened, today never happened before…»[27] По ощущениям, сегодня они все сбылись одновременно.
Глава 26ОнаГрязные подробности и личные границы
Мне так удобно и тепло, что я не хочу просыпаться, даже когда меня настойчиво пытаются растормошить. И когда посторонние звуки врываются в сознание, потеснив красивые образы, которые с пробуждением обязательно забуду, я все еще пытаюсь удержаться во сне.
– М-м-м, – переворачиваюсь на спину, ощутив осторожные касания.
Меня ласково гладят по щеке. Лениво приоткрываю глаза и тут же, ослепленная солнечным светом, жмурюсь сильнее прежнего. С головой укрываюсь простыней и слышу роковое: