– Это все еще звучит скучно.
– Ой, лучше, чем ваше вечное «ни-че-го»! Все будет отлично, замутим спецэффекты! В зале точно есть проектор, организуем сад какой-нибудь на фоне, музычку, дым… точно, дым! Звукарь наш обожает его пускать, ему только повод дай.
– Там в этой сцене был балкон… – встревает Тим, а Лиза возмущенно вздыхает:
– Неучи! Правильно вы назвали вашу эту программу! Не было там балкона.
– Был, – настаивает парень. – Я водил маму на спектакль два года назад. Джульетта вещала о своих страданиях с балкона, а Ромео по кустам пытался к ней залезть.
– Кустам, – смеется, вытирая слезы, Лиза. – Романтик ты, Тима.
– В фильме они вообще купались в бассейне, – говорит Даня.
– Сцена вроде бы так и называется: «Встреча на балконе», – и я не остаюсь в стороне.
– Нет! Шекспир не описывал ни бассейн, – она стреляет грозным взглядом в брата, – ни балкон! Его придумали, когда первый раз ставили пьесу на сцене. Это эффект Манделы. Ну, когда все дружно помнят балкон, которого нет.
– Ладно-ладно, – подняв руки, сдается Даня.
– Так что давайте хотя бы попробуем, а там в крайнем случае… – Она задумывается.
– В крайнем случае мы всегда можем сознаться, – заканчиваю за нее, и три головы разом оборачиваются ко мне. Повисает тишина. Давящая, ожидающая. – Я имею в виду, рассказать, что все началось в шутку из-за сплетен, например, а потом… потом мы и правда влюбились.
Язык не слушается, щеки и шея горят. Я ляпнула глупость, наверное, но теперь не могу замолчать и продолжаю себя закапывать.
– Соврать обо всем, – смеюсь нервно, срываясь на высокие ноты. – Это может стать бомбой.
– Может, – соглашается нехотя Лиза, – но давай оставим это и правда на крайний случай.
И следом все дружно вспоминают об остывшей пицце, чтобы закрыть тему, которую Даня никак не комментирует.
Глава 27ОнЗона чертовой турбулентности
– Так ты ей не рассказал? – Отец ловит меня на кухне, куда я спускаюсь сварить кофе для Тима, который не может без дозы, и взять газировки остальным. – Ну, рыцарь, ну, даешь!
Не глядя на него, ставлю турку на огонь, поправляю футболку, которая начинает резко давить в шее. Перемещаюсь по кухне без остановки: холодильник, печка, ящики, стол. В общем, делаю вид, что занят, только бы не вступать в диалог. Но отец давит. Одним своим присутствием, взглядом. Еще и усмехается под нос, типа, все со мной понятно, – у меня аллергия на этот звук. Сразу чешутся кулаки. Раздражает.
– Я вас не ждал, вы зачем приехали вообще? – шиплю, отвернувшись.
– Да твоя мать, видимо, пронюхала, что я с Лейлой собрался в Мексику лететь.
– Тебе же вроде бы не нужны были скандалы во время предвыборной кампании? – Мне даже не смешно оттого, какой мой отец идиот. Злюсь еще больше.
– Поэтому мы и здесь. Хотел по-тихому, а твоя мать устроила… короче, пришлось сюда ехать. А ты молодец, хорош, – хвалит меня, как собаку. Сейчас подачку кинет. – Как матч достойно отыграешь, выбирай себе коня. Будет тебе на день рождения презент.
Я стискиваю зубы, только бы не ответить все, что думаю. Как матч отыграю – свободен от долгового рабства буду. Достойно ли – это уже другой вопрос.
– Меня и мой конь устраивает, – говорю, дожидаясь, когда поднимется кофе. Гипнотизирую, чтобы ускорился, но он ни в какую.
Мне от фальшивой отцовской заботы тошно. Эта его попытка в очередной раз всучить тачку – способ рисануться в роли доброго папочки и заиметь очередное средство давления. Потом мне полжизни припоминать будет, что он для меня сделал и как я, сучонок, его не отблагодарил. В топку его вместе с этой машиной, какой бы крутой она ни была. Тем более Тим с Лизой купили мне запчасти, которые нужно заменить на моей старушке. Пусть и без мамы там, скорее всего, не обошлось, так как у Лизы нет своих денег, но ее внимание не раздражает так, как отцовское. Наверное, потому что она не кричит об этом везде и всюду. Кстати, о маме.
– Даня, почему не сказал? Я бы все сделала! – Она появляется на кухне внезапно и с ходу наводит лишнюю суету. – Лиля, ты какой кофе пьешь?
Я резко дергаю головой в сторону двери, как только слышу ее имя. Она стоит в проеме: руки за спину спрятала, ногой ковыряет пол. Улыбается уголками губ, но как-то… испуганно, что ли. Поглядывает на меня с опаской, будто я ее съем. Ну, может, и не без повода – свали отсюда все, точно бы сожрал.
– Даня, Даня! Снимай же скорее!
Хорошо, что мама своей паникой сбивает направление моих мыслей. Плохо, что я хватаю турку с закипевшим кофе без прихватки, а на ней сломана ручка – оторвана деревянная накладка, поэтому она нехило так нагревается. Выругавшись от души, швыряю ее в раковину и даже почти не проливаю кофе. Отодвинув кран в сторону, включаю холодную воду и, подставив под струю пульсирующую ладонь, с облегчением выдыхаю. Быстро осматриваю себя: кожа покраснела, но ничего критичного нет, а Лиля… Лиля рядом. Зрачки по пять копеек, губы распахнуты, будто хочет что-то сказать. Протягивает руку, но тут же отдергивает ее, и это бесит. Бесит, что после ночи вместе ей неловко со мной. Я думал, все наладится. Думал, после того как открылся ей, не придется притворяться снова. Но вот они мы здесь – даже коснуться друг друга не можем. Как будто и не было ничего.
– Может, мазь? Здесь аптечка пустая, от ожогов нет ничего, но я отца пошлю, – суетится мама.
– Все нормально, не надо…
– Ну, тогда хотя бы лед приложи, – настаивает она, а я отмахиваюсь. Волдырей нет, но уберу лед – все равно будет печь. В чем смысл? – И обезболивающее выпей.
Я прикрываю глаза, потому что ненавязчивое внимание мамы по щелчку превращается в гиперопеку.
– И куда это меня собрались посылать? – Еще его здесь не хватало. – Слышал, кто-то тут за языком не следит.
– Хотя бы ты сгинь, – хотел сказать тихо, но, как назло, все смолкают в момент, и послание доходит до адресата.
– Ты рот свой…
– Я не пью кофе! – влезает Лиля, чтобы сыграть роль буфера между нами.
Отец, вспомнив, что мы не одни, мерзко облизывает губы, как жаба, но отступает. Мама продолжает хлопотать, будто ни хрена не произошло. Да-да, видимость идеальной семьи, все дела, никто никому не хочет дать в рожу, все счастливы…
– Но ребята будут. Тиму черный можно? С сахаром. Лизе с обезжиренным молоком, а мне не надо. Не люблю его, – тараторит Лиля на одном дыхании, чтобы заглушить звенящую тишину. Я выключаю кран, сжимаю-разжимаю руку. Нормально, вроде жить буду.
– Тебе, Даня, не предлагаю, – улыбается мама, выставляя чашки на поднос. – Могу заварить чай. Точно зеленый где-то был.
Отвлекает Лилин звонкий смех. Не совсем правдоподобный, но она явно старается.
– Даня вот кофе не пьет, а ко мне в кафе заходил за ним по четвергам. Я же в кафе работаю при университете.
Уверен, мама точно в курсе, но не встреваю.
– Ну, как работаю – подрабатываю: учиться на дизайнера дорого, но… да кому я об этом рассказываю! – Лиля нервничает, посмеивается напряженно, то ли всхлипывая, то ли заикаясь. – Интересно, с чего бы это?
– Да, с чего? – подхватывает отец, которого я когда-то с удовольствием посвятил в подробности четвергов с Лейлой, а Лиля думает, что получила поддержку и шире растягивает губы в улыбке.
– Ах, по четвергам!
Мама стреляет осуждающим взглядом, но понимает лучше меня, что сейчас не время для разборок, и вручает готовый поднос. Правда, Лиля, ссылаясь на мою травму, хватает его первая. Сбегает – не успеваю сообразить, что к чему, и когда шагаю за ней, мама останавливает за локоть:
– Не хочешь ей рассказать? Слухи имеют свойство всплывать в самый неподходящий момент.
– Вы сговорились сегодня с отцом, что ли?
Отец… кстати, где он? Выдернув руку, спешу найти его. Убедиться, что не полезет к Лиле. Он же не настолько урод? Хотя после Лейлы можно ожидать чего угодно. К счастью, я успеваю поймать лишь ускользающий силуэт Лили на лестнице. К глубокому сожалению, отец встает на пути со своим мнением о том, что Лиля хорошенькая, а Лиза выбрала себе в парни дрыща.
– Лиль, стой! – кричу ей вслед, но, перед тем как подняться, заявляю папаше в лицо, что Тим – лучший человек, которого я знаю. – Тебе до него далеко. И не пошел бы ты в жопу, па-па.
Улыбаюсь еще так приторно, что аж скулы сводит, а после несусь через две-три ступени по лестнице, чтобы успеть сказать Лиле, что…
– Слушай, насчет кофе и четвергов… – слегка запыхавшись, начинаю, но тут к нам выбегает Лиза и все портит.
Она забирает поднос, громко рассуждает о чертовых планах на день, вместо того чтобы оставить нас. И только скрывается, к моему облегчению, за дверью, за ней сразу высовывает свой ломаный-переломаный нос Тим.
– Давай потом поговорим. – Лиля то и дело опускает глаза, не в силах выдержать мой взгляд дольше пары секунд. – И извини, что влезла с этим при твоей маме, я…
– Брось, все хорошо, – успокаиваю ее.
Руки так и тянутся обнять, да хотя бы погладить по спине, чтобы выдохнула гребаное напряжение между нами, но… что-то мешает. То ли ее грустный взгляд, поджатые губы, то ли… я думал, что более-менее разбираюсь в девчонках и их настроении, но, кажется, это было до встречи с Лилей Лариной, которая взорвала мне мозг.
Заставляю себя улыбнуться, чтобы не заканчивать разговор вот так, на минорной ноте. Она, кажется, немного оттаивает. Ну, по крайней мере уходит к Лизе без страха в глазах, еще и оборачивается, чтобы подарить мне скромную улыбку. Черт, свалили бы все, так не в тему приехали.
– У вас все нормально?
Я забываю, что Тим еще здесь.
– А почему должно быть нет? – резко реагирую я.
Зато он спокоен, как танк. Знает меня как облупленного. Тушит хладнокровием мой гнев. Я срываюсь без повода не на тех людей и понимаю это. Нам нужно просто нормально поговорить с Лилей – вот и все. Покончить с неопределенностью, потому что ясно как день, что мы охренительно подходим друг другу. Вчерашняя ночь это доказала.