В общем, пока я поднимаюсь по ступеням, которые одна за другой отсчитывают последние секунды моего пребывания в университете, пытаюсь сложить буквы в слова, а слова – в предложения. Сложно. В коридоре, уже перед дверью, одергиваю блузку и подтягиваю юбку с высокой талией, которая то и дело сползает, потому что я похудела на килограмм за выходные без аппетита. Приглаживаю волосы влажными от волнения ладошками, убираю за уши накрученные плойкой локоны, чтобы не мешали. Поправляю сумку на плече, а затем, войдя в деканат и промчав мимо секретаря, захожу в кабинет, куда меня вызывали, и выдаю как на духу:
– Если вы собираетесь меня выгнать, то подождите! У меня есть часть суммы, которой я могу покрыть обучение. Не вся, но есть. И если дадите мне еще время и шанс, я обещаю, что скоро найду деньги! Честно!
Вот так оказывается, что в самый решающий момент я отказываюсь сдаваться, хотя вроде бы и смирилась, что надежды нет. Сама от себя не ожидала. И еще больше не ожидала ответа, который следует.
– Даня в декабре оплатил ваше обучение на три месяца вперед. Выгонять вас никто не собирается, присядьте, – снова на «вы», официальным тоном и с запредельно важным видом говорит его мама.
Улыбка сдержанная, взгляд серьезный, строгий костюм с идеальными стрелками на брюках. Снова в очках, и я только сейчас понимаю, что на Новый год была без них – видимо, в линзах. Но, разглядывая ее, я точно изо всех сил отвлекаю себя от сказанных ею же слов.
– Вижу, для вас это новая информация, но не удивлена, – продолжает. – Даня – джентльмен и сильно отличается от отца, который любит кричать о своих подвигах на всю округу.
Для меня эта информация как кувалдой по голове – только шум в ушах и все плывет перед глазами. Потому что… серьезно в декабре? Нас ничего не связывало тогда. Одна мысль накладывается на другую. Теперь и платье, что надела на бал, стоит перед глазами. Следом всплывает лицо Веты, которая кричит на меня, что дом нам ремонтируют благодаря Дане и его отцу. А я… что я вообще могу на это сказать?
– Э-э-э…
– Он просил меня не говорить, но я полагаю, момент вполне подходящий, судя по тому, чем закончился конкурс. Хотя мне понравилась театральность. Должность проректора по внеучебной работе я, конечно, после такого «представления» не сохраню, но стоит признать: я почти пустила слезу. И мужа моего вы хорошенько растормошили, давно его таким не видела. – Она усмехается, еще так ехидно. Я только шире распахиваю глаза. – Даня сейчас будет отыгрывать матч, который задолжал моему мужу, потому что помогал вам с домом и прочим. И я считаю, что это вы тоже должны знать.
– Задолжал? – кривлюсь, произнося это неуместное, как мне кажется, в отношениях родителей и детей слово. А в мыслях то и дело всплывают обрывки Даниных фраз, где он говорит, что поедет на съемку к отцу и прочее. Он делал это ради меня?
– Да, задолжал. Мой муж ничего не делает просто так. Я рада, что мозги Данилу достались не от него. Ему их хватило вовремя избавиться от паразита в лице нашего психолога, а вот мужу моему, – она повторяет это словосочетание в который раз, но сейчас смакует его с особой жесткостью, – нет, снова наступает на те же грабли. Ну что ж, он падок на внимание и лесть молодых девушек.
– Не очень-то и молодых, – прыскаю я тоже зло. Это происходит бесконтрольно. Я ревную так, что не удивилась бы, если бы позеленела вся. И прихожу в себя, как только ловлю ответную и понимающую улыбку. – И вас это не смущает? Что ваш муж…
– Сейчас мы говорим не обо мне. А о вас. И вашей способности покорять на первый взгляд непокорных мужчин. Помимо Дани, Петр Андреевич, – говорит о нашем шрифтовике, – и Борис Владимирович, – я хмурю брови, не сразу понимая, о ком речь, – ваш преподаватель по живописи… Хотя он был и моим преподавателем тоже, но я не удостоилась от него и близко похожей похвалы. Не важно. Главное, что при обсуждении спорных результатов конкурса они настаивали именно на вашей победе.
– Приятно слышать, – почти равнодушно от отчаяния отвечаю я. – Жаль, что это мне не помогло.
– Ну почему же. – Она наклоняется ближе, упираясь локтями в стол и чуть повернув голову вбок. – Мы нечасто практикуем настолько индивидуальный подход, но Петр Андреевич, правда не без помощи Бориса Владимировича, сумел убедить бывшего начальника в том, что вы сто́ите особой стипендии.
Стоп-стоп-стоп. Бывший начальник шрифтовика – это… она что, об Уткине говорит?
– Да, – то ли читает мой вопрос по глазам, то ли я неосознанно ляпнула что-то вслух. – В будущем вам придется пройти стажировку в студии Тимофея Уткина, но, думаю, вы…
– Я согласна! – выкрикиваю, едва не подпрыгнув на месте. Я не просто согласна, да я прямо сейчас готова подписаться кровью! Это же… это мечта! – Не думаю, что заслужила, но… я так счастлива!
– Вот и не думайте, – перебивает меня. – Вам это счастье явно не свалилось на голову. Все благодаря вашей упорной работе. В этом мы похожи. И, кстати, вам предстоит продолжить трудиться в том же духе до самого выпуска. Так что могу пожелать только удачи и сил.
Она говорит с иронией, но чистую правду: уверена, стипендия повлечет за собой еще больше ответственности, но теперь я готова бороться до победного. Пусть страшно, пусть тяжело – оно того стоит. И сейчас похвала от преподавателей, которым я и не думала, что нравлюсь, ощущается заслуженной – по́том, слезами и кровью.
– Спасибо, – наконец улыбаюсь я. – Не думала, что есть шанс…
– Меня вам не за что благодарить. А если бы не удалось уговорить товарища Уткина на подобную щедрость, наш студент по фамилии Савельев сегодня утром забрал документы, освободив вакантное место.
Сдавленно смеюсь, вспомнив повод.
– По всей видимости, до вас тоже дошли некоторые слухи.
– Ага, – соглашаюсь я, уже не сдерживая смех.
– Рада, что благодаря моему чату студенты по-прежнему находят повод для веселья.
– Вашему чату?
Марина Евгеньевна кивает:
– Девочки, конечно, думают, что захватили там власть, но я по-прежнему остаюсь в нем единственным администратором, который может одним нажатием кнопки его удалить. За передачу чека из магазина художественных принадлежностей девушку, кстати, уволили по моей настоятельной просьбе. Статья сто тридцать седьмая УК РФ: разглашение персональных данных без согласия владельца. Я не сильна в юридических формальностях, но владелец решил, что ему лишние проблемы с такими работниками не нужны. – Она пугает меня и восхищает одновременно. – Иногда я подумываю стереть все, но пока чат имеет больше преимуществ, чем недостатков. Хотя бы потому, что мне часто присылают интересную информацию.
Она достает телефон из ящика и протягивает его над столом – не тот, что видела у нее раньше, более старой модели. Показывает открытую переписку с кем-то, и я понимаю, что не раз видела ее аватар в чате, но никогда бы не подумала, что она тут за главную. А затем включается видео – то же, что показывали на конкурсе. Данил и Лейла, но… нет, оно другое. И заканчивается раньше, чем я моргаю. Потому что не крутится на повторе. И потому что поцелуй не успевает начаться, как кончается: Данил и правда отталкивает Андреевну, как говорила Лиза. На этом все. Я неотрывно смотрю в черный экран несколько секунд. После чего поднимаю глаза на Марину Евгеньевну.
– Пытаюсь уложить все в голове, но она закипает немного, – честно признаюсь я.
– Ничего, справитесь.
Проверяет время на наручных часах, выходит из-за стола, явно давая понять, что разговор окончен.
– У меня через пять минут совещание, так что я вынуждена вас покинуть. Можете попросить Аню сделать вам кофе и перевести дух. – Она машет в сторону кожаного дивана в углу ее кабинета. – Как сдали историю?
– Отлично.
– Поздравляю вас.
– Спасибо, но… – подрываюсь следом за ней, потому что ее забота ощущается неуютно. – Вы слишком добры.
– Нет, если вы одна можете удержать его здесь.
Она говорит так, как будто сейчас не со мной. И как будто я не должна ничего понять, но я понимаю. И от этого становится только грустнее. Я же помню, что сказала мне Лиза – о том, почему Даня не попал в Канаду. И сейчас понимаю, что его мама не раскаивается и не чувствует никакой вины. Что ее помощь не во имя счастья сына, а ради вполне конкретных целей – оставить его рядом с собой. И, конечно, я не зарекаюсь, что буду другой, потому что много раз слышала от мамы и Розы, что все воспринимается иначе, когда ты сама становишься матерью, но… Я надеюсь, что никогда не буду такой эгоистичной в своей любви к ребенку. От этого все только страдают, разве нет?
В голове раздается щелчок, и, в один момент сорвавшись с места, я бегу вниз, потому что сейчас должна быть не здесь. Мелькает мысль сделать крюк, чтобы забрать Лизу, но я отметаю ее – время поджимает – и теперь уже несусь в сторону выхода, чтобы быстро одеться и потом еще десять минут лететь к манежу. Внутрь я пробираюсь через толпу у входа для тех, кому не хватило мест на небольшой трибуне сбоку. Вокруг так шумно, что меня на некоторое время это дезориентирует: где-то раздается свисток, тут с истошными воплями болеют за наших, там скандируют кричалки девочки из команды чирлидинга – кто в лес, кто по дрова, потому что никто у них в коллективе надолго не задерживается. В какой-то момент ловлю на себе взгляды – разные: осуждающие, заинтересованные. Ощущаю себя Сэм из «Истории Золушки» в тот момент, когда после позорного разоблачения все пялились на нее и тыкали пальцами. Вот только я прятаться за немодной кепкой не буду.
Шагаю напролом к краю поля, где носится Даня с мячом, но внезапно мне преграждает дорогу какая-то смелая брюнетка выше на голову. Не скрывая надменного взгляда, осматривает меня сверху вниз:
– А вы правда расстались с Романовым?
– А Райан Гослинг правда пел в «Backstreet Boys»?
– Чего?
– Вот и я о том же.
Воспользовавшись моментом замешательства, пока у той усиленно работают извилины, я огибаю короткую юбку брюнетки, что лучше подошла бы для ночного клуба, а не для футбольного матча. Подбегаю к боковой линии и судорожно выглядываю восьмой номер в красно-белой форме, который потеряла из виду, и… свист. Следом останавливают игру, кто-то лежит на поле. Судья поднимает желтую карточку, а парни в форме нашего университета уже толкаются с противниками, начинается потасовка. В этой неразберихе я не сразу понимаю, что тот, кого сбили, – это Даня. Ему поставили подножку в зоне одиннадцатиметрового (это не я такая умная: за спиной говорят).