— Меня не надо в этом убеждать, — ответила Примула с достоинством. — Я спрашиваю, неужели Шанталь считает, что следующая жертва — она?
Гарри вновь вжался в стул, а Гиацинта повернулась ко мне:
— Твоя очередь, Тесса.
Ее ярко–оранжевые губы раздвинулись в ободряющей улыбке, но в глазах застыл страх.
— Хорошо. — Я зажала кулаки между коленей. — Мои вопросы могут показаться пустяковыми… Почему при Энгусе не нашли часов? Кто запер меня в камине–тайнике? Почему Страш носит туфли Шанталь? Почему…
Какой бы тупицей я ни была, но спросить, кто взял мои часы, а потом вернул, затем взял мой браслет и не вернул, было совершенно невозможно. Ферджи наверняка сочла бы эти вопросы слишком бестактными.
— Что "почему"? — спросил Гарри. Тон был резок. — Договаривай, Тесс.
От его грубости я понеслась на всех парах:
— Откуда ты знаешь, что тетушки Энгуса живут именно в Данди? Он ведь об этом не упоминал!
Господи, зачем я вот так, при всех? Что мной двигало? Желание узнать правду или уязвить Гарри?
— Итак, я возглавляю твой список подозреваемых?
Он откинулся на спинку стула, скривив губы в подобии улыбки. Была ли боль в его глазах отражением моей собственной боли?
— Если вы собираетесь вцепиться друг другу в глотку, то мы ни к чему не придем. Тесса, когда тебя заперли в тайнике?
— Во вторник утром, — ответила я Гиацинте. Губы по–детски задрожали, и я уперлась взглядом в стол.
— Тогда я не нахожу никакой связи с мистером Грантом. Это все, конечно, неприятно, но дверь тайника часто заедает, и мы постоянно боимся таких происшествий. Правда, Прим?
— Это точно!
Неужели никто не спросит меня, что я делала в тайнике? Я должна была радоваться этой оплошности, но почему–то не радовалась. Я чувствовала себя виноватой. Мне следовало сказать, что я намеренно оставила дверь открытой, но язык не слушался.
— Что касается туфель Страша, думаю, он сам все объяснит, когда до него дойдет очередь. — Гиацинта говорила таким тоном, словно вела заседание правления общества садоводов–любителей. — О чем ты еще упомянула, Тесса? Ах да… об отсутствии часов у мистера Гранта. У кого какие соображения?
Что–то промелькнуло в глазах Страша — страх, любопытство? — и тут же исчезло. Лица остальных не выражали ровным счетом ничего. Я уже собиралась рассказать о страсти Энгуса к карманным часам, когда Гиацинта повернулась к Гарри.
— Ну, раз я взяла на себя роль председателя, то предоставляю слово тебе.
Гарри подался вперед и уткнулся подбородком в ладони.
— Я все думаю о мотиве. Если мы откажемся от версии, будто Шанталь совсем обезумела и мстит дому, который некогда дурно обошелся с ее народом. — Он ласково улыбнулся цыганке. Шанталь вдруг дернулась, и моя боль сменилась удивлением. Что это с ней? — Или версию о том, что Грант угрожал Страшу, явившись из его темного прошлого. Наверное, Страш когда–то ограбил галерею. Впрочем, такой мотив мог быть и у Клайда Дизли, и у Годфри Гранди. Один торгует древностями, а другой…
— Мы знаем. Чейнвинд–холл больше похож на музей, чем галерея "Наследие", но если ты идешь по этому пути, то должен в число возможных убийц включить и меня. Я ведь работала в галерее, и Энгус, к примеру, мог обвинить меня в краже какого–нибудь бесценного шедевра!
Выпалив это, я демонстративно вздернула подбородок.
— Если отказаться от всех этих не слишком правдоподобных версий, — невозмутимо продолжал Гарри, — нам остается обратиться к очевидному мотиву — желанию мистера Гранта положить конец карточным вечерам. Но я не вижу, как оно может быть связано с убийством.
Страш хранил такую неподвижность, что его можно было принять за мертвеца. Остальные придвинулись ближе к теплому сиянию свечей, словно за окном стоял трескучий мороз.
Глаза Гарри превратились в щелочки.
— Если бы Энгуса Гранта решили убить из–за карт, то вряд ли преступник стал делать это неподалеку от дома, где устраивались карточные вечера. А теперь полиции ничего не остается, как проверить, что происходит в Чейнвинд–холле. Неизбежно поползут слухи, и, — Гарри посмотрел на Гиацинту, потом на Примулу, — дорогие мои родственницы, дни ваших азартных развлечений так или иначе сочтены. Напрашивается вывод, что карты тут ни при чем.
— Дорогой наш мальчик, ты совершенно прав. — Щечки Примулы порозовели от возбуждения. — У нас с Гиацинтой хватило бы ума последовать за мистером Грантом в Лондон и аккуратно подстроить несчастный случай. Но поверит ли полиция в нашу разумность или подумает, что мы впали в исступление и решили добиться своего любой ценой?..
— Простите, мадам. — Страш кашлянул с подчеркнутым уважением. — Но то, что полиция думает, и то, что она может доказать, — это две разные вещи, иначе меня здесь сейчас бы не было. Чего у нее до сих пор нет, так это орудия убийства.
Будет, если я не стану играть по правилам Годфри! Чувствуя на себя взгляд Гарри, я перестала кусать ногти.
Гиацинта поджала подведенные губы:
— Если этот инспектор Луджек такой умный, каким выглядит, он поймет, что в этом преступлении нет ни на грош исступления. Его совершили в спешке, но без всякой суеты. Слишком уж много вычурности в убийстве мистера Гранта.
Точно в цель! Если убийца знал о нашем с Гарри представлении, он мог попытаться бросить подозрение на одного из нас… Инспектор Луджек попросил меня соблюдать осторожность, чтобы не оказаться в роли жертвы, но осторожность нужна и для того, чтобы не оказаться козлом отпущения. А Гарри… его положение в качестве наследника еще более уязвимо…
Гиацинта обвела глазами собравшихся.
— К чему эта мрачность? Убийство — порождение грубого воображения человека, который хотел положить конец как жизни мистера Гранта, так и роду Трамвеллов. Об убийце мы знаем один–единственный достоверный факт: он ранняя пташка. А отсюда следует вполне закономерный вопрос: как этот человек смог заманить мистера Гранта на Тропу Аббатов в столь неурочный час?
Я открыла было рот, но меня опередила Примула:
— Прости, дорогая, что перебиваю, но разве этот вопрос не следствие другого? Где и с кем мистер Грант провел прошлую ночь?
Комнату пронзила короткая вспышка молнии, и в ее резком свете я увидела лицо Страша. Настоящее его лицо, которое полыхало злобной радостью. Я думала, что он заговорит, но Примула еще не закончила. Сумрак в комнате словно сгустился, и лицо Страша приобрело обычное бесстрастное выражение.
— Скорее всего, выяснив, где провел прошлую ночь мистер Грант, мы выясним все. Так как мы точно знаем, что он находился во Флаксби—Мид или где–то поблизости. Сегодня утром я поинтересовалась у инспектора Луджека, не знает ли он, каким транспортом воспользовался мистер Грант, и он ответил, что в кармане покойного был найден железнодорожный билет в оба конца. Но ведь первый поезд из Лондона прибывает лишь в десять сорок! Да–да, Гиацинта, я понимаю, он мог остановиться в гостинице при деревенской пивнушке, однако миссис Берроуз на прошлой неделе затеяла ремонт, и гостиница закрыта до середины октября. Несомненно, для мистера Гранта могли сделать исключение, но…
— А почему бы не позвонить в пивнушку? — предложил Гарри.
— Простите, сэр. — Страш встал. — Прежде чем вы уйдете, я должен заявить о том, что мне, по–видимому, известно, где мистер Грант провел прошлую ночь. Если бы я не тревожился из–за мисс Трамвелл, я бы сообразил раньше.
Его голос и всеобщие возгласы потонули в оглушительном раскате грома, люстра над нашими головами запрыгала. Французские окна отозвались жалобным дребезгом, и от ледяного порыва пламя свечей заплясало словно дьявольские языки. Я вцепилась в руку Шанталь. Все стихло, но меня продолжало трясти. Страш знает или полагает, что знает, кто убийца! Готова ли я услышать его имя? Дворецкий открыл было рот, но ему снова помешал посторонний звук, на этот раз трель дверного звонка. Теперь уже Шанталь схватилась за мою руку. Этот настойчивый трезвон таил куда большую угрозу, чем раскаты грома.
— Не самое подходящее время для визитов. — Гиацинта посмотрела на каминные часы, освещенные двумя свечами. — Скоро полночь.
Гарри прошмыгнул мимо меня, торопясь к двери.
— Господи, надеюсь, он сообразит выглянуть в окно, прежде чем открывать, — пролепетала Примула, будто Гарри был беззащитным ребенком, которого могут схватить и утащить в ночь.
Но призраком оказался всего лишь констебль Уотт. Всего лишь? Что–то в его размеренной походке подсказывало: дело приняло новый оборот. Тревогу усугублял и шлем, который констебль держал у живота, словно приспущенный в трауре флаг.
— Простите, что беспокою в столь неурочный час, но я здесь для того, чтобы выполнить неприятный долг.
Мы дружно вскочили и придвинулись друг к другу, словно маленький, но сплоченный отряд.
Уотт прибыл арестовать кого–то из нас! Но я не испытывала желания пустить слезу, напротив, при виде довольного разрумянившегося лица констебля меня охватила ярость. Я шагнула вперед и отчеканила:
— Не позволю, чтобы кого–нибудь из нас забрали и посадили на замок. Когда вы ворвались сюда, мы почти раскрыли преступление!
— Успокойся, Тесса. — Гарри, почему–то оказавшийся сзади, сжал мою руку.
— Ничего страшного, сэр. Я не стану обвинять юную леди в неуважении к полиции. Хорошо известно, что женщины плохо переносят убийства. Так сказать, хуже переваривают их, чем мы, мужчины. — Констебль прочистил горло. — На меня возложена скорбная и неприятная обязанность сообщить, что мистера Гранди обнаружили мертвым. А его бедную мамашу задержали за то, что она прикончила его и мистера Энгуса Гранта.
Годфри убит! Собственной матерью! Невозможно… Но если скромный констебль осмеливается называть хозяйку аристократического поместья бедной мамашей", значит, положение миссис Гранди безнадежно. Я вцепилась в Гарри, испугавшись, что вот–вот ноги у меня подломятся и я кулем рухну на пол. Все сгрудились вокруг констебля, с каждой минутой все больше надувавшегося от важности.