-— Уверена, здесь какая–то ошибка! — воскликнула Примула.
— Полиция никогда не ошибается, мадам. Мы уже давно подозревали эту женщину… со второй половины дня. Навели справки и выяснили, что старуха время от времени подсыпала посетителям кафе какие–то ядовитые вещества. Владелец поначалу не хотел выносить сор из избы, но теперь он официально заявил, что всякий раз, когда заходила миссис Гранди, кому–то становилось плохо.
Тут я точно бы упала, если бы Гарри не прижал меня к себе. Во время моего первого приезда во Флаксби—Мид стало плохо водителю автобуса! И он сидел напротив седовласой дамы. Шутил ли Гарри, предположив, что почтенная дама подсыпала в чай водителя мышьяку? Теперь понятно, где я видела миссис Гранди! Но зачем? Зачем она этим занималась? И как часто?
Эгринон Хам… Точно! Миссис Гранди подсыпала ему свою "глюкозу" за пять минут до того, как преподобный, покачиваясь, ретировался из комнаты. Но он же остался жив, как, наверное, и водитель…
— Почему она убила мистера Гранта? — спросила Шанталь. В ее голосе слышалось потрясение, недоверие и — может ли такое быть? — надежда.
— Мотив? Таким мотив не требуется. Она совершенно чокнутая. Моя женушка уже сколько лет твердит об этом. Совсем расклеилась, я имею в виду миссис Гранди, когда мы с инспектором Луджеком пришли сообщить, что нашли тело ее сынка. Беднягу закололи и запихнули в водосток. Ну совсем как то старинное убийство в Чейнвинд–холле. Нас вызвал дворецкий. Он едва не плакал, до того любил хозяина. Похоже, он из этих самых, ну, вы меня понимаете, сэр. — Констебль Уотт подмигнул Гарри как мужчина мужчине. — Принялся рыдать в голос и все такое. Сокрушался, что в этот вечер отсутствовал вместе с остальными слугами. Надо же! Если бы он хоть немного соображал, то порадовался бы, что у него есть алиби, не так ли?
Я отстранилась от Гарри и посмотрела в толстое красное лицо констебля.
— Именно дворецкий, — продолжал он, — отвел нас в ту жуткую лабораторию, где миссис Гранди стряпала зелье, которое подкладывала своим жертвам. — Уотт запустил руку в карман, достал блокнот и долго шевелил губами, прежде чем прочел одно–единственное слово: "Фенолфталеин". — Миссис Гранди призналась, что варила этот яд. Уверяет, что даже дети, увлекающиеся химией, знают, как это делается. Старуха сказала, что этот самый фен–как–бишь–его-там никого не убивает, а просто заставляет человека со всех ног бежать в сортир. Прошу извинить, дамы. Безобидная шутка, по ее словам, а она, дескать, всегда питала склонность к розыгрышам. "Точно говорю, — сказал я инспектору, — убийство — ее рук дело. Она получит пожизненное заключение, и поделом. Надо же, прикончила собственного сынка, чтобы он на нее не настучал! Мне почти стыдно, что я родился и вырос во Флаксби—Мид!" Так и выложил инспектору.
Я ошеломленно смотрела на констебля. Розыгрыш… Так ведь в тот вечер я листала именно "Тысячу и один розыгрыш"! Теперь понятно, почему в голове свербила мысль, что над Энгусом сыграли мрачную шутку, обрядив его монахом.
Мои проблемы разрешились сами собой. Я была бы последней лицемеркой, если бы сделала вид, будто сожалею о смерти Годфри. Он был отвратительным человеком и стал бы невыносимым мужем.
Вокруг вовсю шло обсуждение новости, но я никак не могла сосредоточиться. Мысли крутились вокруг брачного предложения Годфри. И постепенно нарастала уверенность, что обвинения против миссис Гранди — полная чушь. Да, пожилая дама безумна. Я даже могла бы поверить, что она убила бедного Энгуса, вообразив, будто он хочет перейти дорогу ее сыночку и сделать мне предложение. Но ведь во всяком безумии обязательно есть своя внутренняя логика. Главной навязчивой идеей миссис Гранди было желание женить Годфри, и с моим появлением в Чейнвинд–холле она, должно быть, вообразила, что цель близка. Если бы Годфри вздумалось шантажировать мать, миссис Гранди лишь шлепнула бы его по пухлому заду и поставила в угол. И уж точно она не стала бы убивать его и засовывать в водосток, имитируя преступление, случившееся в Чейнвинд–холле давным–давно…
Я должна заявить о невиновности миссис Гранди, но в таком случае придется рассказать о нашем разговоре с Годфри. И тогда я стану подозреваемой номер один. Да с какой стати?! У меня ведь есть алиби. Шанталь. Именно она отвечала по телефону, когда звонил Годфри. Оба раза! Сердце забилось спокойнее. Если Годфри за всю свою неправедную жизнь и не сделал ни одного доброго дела, то сегодня вечером он исправился, позвонив во второй раз. Я вспомнила, как меня била дрожь во время этого разговора. Годфри повесил трубку, потому что в дверь позвонили. Он кого–то ждал. Но кого?..
Дождь хлестал в окно, ветер заглушал причитания Примулы, переживавшей из–за душевного состояния бедной Этерельды.
Констебль с картинной небрежностью захлопнул блокнот, отправил его в карман и водрузил на голову шлем. Мне следовало объяснить, что миссис Гранди невиновна…
— Ну, не будем тебя задерживать, Джордж, — сказала Гиацинта.
Страш взял свечу, чтобы проводить констебля до дверей, и в ее неясном мерцании я увидела лицо Шанталь. Черные глаза выглядели почти слепыми. Она медленно поднесла руку к щеке.
— Да и вправду, пожалуй, потопаю. — Уотт выпятил грудь. — Должен известить медсестру Крампет, что ее мальчик теперь в безопасности, а затем надо вернуться в участок и засесть за писанину.
— Медсестра Крампет и Берти ночуют у нас, и мы обязательно сообщим ей эту… добрую весть. Хорошо, что все так… — Примула осеклась.
— Предполагалось, что я поговорю с ней лично, но надо спешить. Кто–то сбил одного из деревенских парнишек, Рикки. Мальчик катил себе на велосипеде, и вот на тебе. К счастью, он выживет, но у него сломана нога…
— Этих водителей–лихачей надо посадить под замок! — воскликнула Гиацинта.
Я представила мальчика, лежащего на дороге со сломанной ногой. Наверное, то же увидела и Шанталь. Рука ее бессильно упала. Такой мертвенно–бледной я ее еще не видела.
— Моя вина! — прошептала цыганка. — Моя вина, только моя… Я так боялась, что кто–то захочет сделать что–то подобное, но в школе сказали, что у них нет мальчика по имени Фред.
Глава восемнадцатая
Констебль Уотт, естественно, тут же решил, что поймал преступника, сбившего мальчика. Несмотря на уверения Примулы, что Шанталь бредит, а цыгане вообще любят драматизировать, он снова раскрыл блокнот.
Надежды констебля разбил Гарри, сообщив, что сегодня днем уехал на машине сестер Трамвелл и вернулся лишь поздним вечером. Шанталь же после его приезда никуда не отлучалась.
Наконец Уотт удалился, и мы инстинктивно опять расселись за столом. Несколько свечей почти догорело, и Страшу пришлось принести новые. Ветер снаружи завывал почти человеческим голосом. А в те краткие промежутки, когда он стихал, тишина становилась угрожающей, словно ночь тоже затаила дыхание в ожидании, что скажет цыганка.
Фред… Что она имела в виду, сказав, что боялась за него? Этого мальчика никогда не существовало, он лишь часть Берти, а тот, целый и невредимый, спал наверху. Пострадал совсем другой ребенок.
— Нельзя больше тянуть, Шанталь. — Голос Примулы был тих и печален. — Каковы бы ни были мои недостатки, я не трусиха. Во мне воспитали умение стойко встречать неизбежное. Говори.
Значит, и она не верила, что убийцей была чокнутая миссис Гранди. Примула придвинулась к Гиацинте, и они взялись за руки.
Шанталь хранила неподвижность. Она медленно заговорила:
— Я вас предала, но появилась в "Кельях" вовсе не затем. Вначале у меня и в мыслях не было мстить за старую несправедливость, но он… он явился, одержимый такой жаждой убийства, и…
Примула покачнулась.
— Ты хочешь сказать, что была соучастницей? Гарри протестующее вскрикнул, Страш смотрел на цыганку сквозь сложенные домиком пальцы. Я не выдержала:
— Шанталь, ради бога, кто этот человек?! Только не Гарри! Пожалуйста, только не Гарри!
— Его зовут Эгринон Хам.
— Преподобный Хам?! — Гиацинта, растиравшая руки Примулы, выпрямилась.
Мы все пребывали в полном остолбенении.
— Он называет себя священником, но я подозреваю, что это ложь. — Шанталь обвела нас взглядом. — В тот вечер он пришел в Чейнвинд–холл, притворившись, будто внезапно заинтересовался покером. Свой интерес он собирался объяснить желанием разузнать побольше о старинном убийстве, случившемся в особняке Гранди. На самом же деле его больше интересовало убийство Тессаила, но в деревне на его расспросы отмалчивались. Однажды утром, на развалинах, он заговорил со мной, и я… я согласилась добыть ему эти сведения. Его особенно интересовали имена убийц Тессаила.
— Но зачем ему тогда шнырять сейчас вокруг "Келий"? Мне несколько раз казалось, что в саду кто–то прячется. — Я покосилась на Гарри. — Ты ведь говорил, что предпоследней ночью видел среди развалин какого–то человека, которого принял за бродягу?
Гарри открыл рот, чтобы ответить, но его опередила Шанталь:
— Я собиралась встретиться там с Эгриноном Хамом и сказать ему, что передумала. Но сначала пришел Гарри, а потом Тесса, и встреча не состоялась, поэтому…
— Шанталь, дорогая, — перебила ее Гиацинта, — должна тебе сказать, я очень рада, что ты не встретилась с таким гадким человеком среди ночи. А еще больше рада, что ты решила не помогать ему копаться в грехах прошлого. Наша миссис Мадд, несомненно, покинет пост председателя Общества садоводов, если станет известно, что один из ее предков был не только убийцей, но и торговцем рыбой. Но почему ты считаешь, что именно преподобный Хам совершил эти жуткие преступления?
— Потому что… — Шанталь откинула волосы, под глазами у нее залегли глубокие тени, — он одержим старинными убийствами, а смерть мистера Гранта была точной копией смерти Тессаила…
— И Годфри погиб так же, как его предок, — пробормотала я, с трудом подавив нервный смешок.
Гарри неодобрительно покосился на меня.
— Шанталь, тебе не кажется, что ты строишь обвинение против этого человека, опираясь на очень зыбкие доводы? Ты ведь так ничего ему не рассказала об убийстве Тессаила. Если он писал книгу об убийствах, это вовсе не означает, что он их совершал.