И выпустил своего пленника, с лёгкостью придав ему нужное ускорение. Даже вставать с байка не пришлось. Потому как легко быть смелым с такими же малолетками как ты, легко быть наглым, когда прешь против того, кто заведомо слабее тебя и неимоверно круто нагибать кого-то по пьяни. Правда, ровно до того момента, пока не встретишь хищника поматёрей, ага.
Вот тут как-то разом теряется и наглость, и лёгкость, и алкогольное всемогущество. Придурки малолетние, ей богу.
— Герои, — насмешливо протянул мужчина, оборачиваясь назад. — Эй, красавица, ты как? Живая?
А в ответ — тишина. И только мёртвые с косами стоят. Иносказательно, в смысле. Ни слова, ни полслова, только всё так же звенящая, звонкая тишь, наполненная звуками ночного города и едва слышным плеском реки. К своему вящему удивлению, байкер за спиной не обнаружил ни спасённой принцессы, ни хоть каких-то следов её существования вообще.
Как будто, млять, и не было тут никого. Совсем.
— Вот это номер… — несколько озадаченно протянул Лектор, оглядевшись по сторонам. И рассмеялся, качая головой и поправляя перчатки. — Нда уж… А я-то губки раскатал! Благодарность там, за спасение, поцелуй благородному рыцарю… Эх, мечты-мечты!
Харлей недовольно заворчал, словно чувствуя настроение хозяина. И мягко тронулся с места, постепенно, неспешно набирая скорость. Чтобы скрыться в потоке машин под звуки песни «Бегущий человек» в исполнении всё той же группы Ария. Не заметив, как со ступеней, ведущих к реке, поднялась тень, на негнущихся ногах выбравшаяся на тротуар.
Прислонившись к фонарю, девушка прижала трясущиеся руки к щекам и тихо, хрипло хохотнула, упираясь затылком в постамент и глядя куда-то в небо:
— Да ну… Да ну нафиг! Быть того не может! Чёрт… Ну как так-то?!
Звонок телефона прозвучал так внезапно, что она подпрыгнула от удивления, тут же чуть не грохнувшись на землю. Нога подвернулась и, с характерным звуком, каблук щелкнул, сломавшись у основания. Зло зашипев, девушка допрыгала на одной ноге до скамейки и уже там вытащила телефон, мрачно разглядывая собственную обувь:
— Ну? Да, скоро буду. Нет, мне не на работу сегодня. Да… Да… Нет. Нельзя. Кир, не беси меня. Да, всё в порядке. Да, дойду. Нет, встречать не надо. Да, увидимся, — бросив телефон рядом с собой и откинув прядь тёмных волос с лица, она снова поглядела на ботинки и, подумав, отломала второй каблук. Продолжая бормотать себе под нос. — Да блин! Да ну нафиг! Ну как так-то?!
Глава 3
Утро началось, это факт. И началось оно бурно, со спецэффектами. Успешно разгоняя сладкую утреннюю сонливость, с размаху погружая в суровую действительность. В глубине квартиры остервенело орал будильник, истязая слух завываниями приснопамятного Витаса, в туалете надрывался щенок, заливисто лая и поскуливая. А сводный хор младших отпрысков семьи Снегирёвых во всё горло выводил богатырскую арию «Проспали, нах!». Правда, это было не самое странное, да.
Самое странное, что из всего вышеперечисленного меня волновал только один вопрос: откуда в нашей квартире щенок?! Вчера ж не было! И почему кофе в чашке заканчивается быстрее, чем я успеваю проснуться?
— Натка, где мои штаны?!
А ещё стоит пополнить стратегический запас травяного чая. Впереди экзамены ж. Это у меня нервы крепкие, а у братцев отсутствуют за ненадобностью, но учителей, чует моё сердце, отпаивать не раз придётся. И не два.
— Джинсы мне, джинсы! Айш, Натка!
И порошок поменять надо бы. Кажется, на несравненную «Досю» у нашей безумной семейки аллергия. Уж больно часто мелкие стали чесаться после того, как постираешь их вещи. Опять же, порошок сменить проще, чем потом тратиться на супрастин…
— Не хочу! Не бу-у-ду-у… Не пойду!
Скулёж в туалете стал просто нестерпимым. Вздохнув, я допила основательно остывший кофе, дожевала припрятанную от вечно голодных родственников вафельку и решительно встала, намереваясь проверить, что ж там зверь такой сантехнику мне портит.
— Натка, харе Вия изображать, всё равно нифига не похожа! И вообще… Где мои конспекты, ироды?!
— И такая дребедень каждый день… — доверительно сообщила, раскрыв дверь в туалет и разглядывая спрятанного там щенка. Пушистый красавец, дымчатой окраски с чёрно-белыми пятнами, смахивал на смесь лайки и то ли овчара, то ли ещё какой фигни. Он активно вилял хвостом-колечком, повизгивал от нетерпения, пытался полизать-покусать мои пальцы и старательно обходил напрудяханную на полу лужу. Милота, что ни говори. — Мда… Ну и что с тобой делать-то, чудушка? С теми, кто тебя притащил, понятно что. А с тобой?
Щенок предсказуемо ничего не сказал, да и вопрос, собственно, был риторическим. Так что, подхватив мальца под круглое, мягкое пузико, я бросила в лужу тряпку и занялась более насущными делами. В смысле, отправилась воплощать в жизнь главный принцип каждого, уважающего себя патологоанатома.
«Расчленяй и властвуй!» И никак иначе!
На то, чтобы проинспектировать сборы, угомонить банду и прочитать профилактические нотации хватило пяти минут и трёх подзатыльников. Четвёртый успел увернуться до того, как его затылок встретился с моей тяжёлой рукой, зато огрёб по уху и надулся. Ещё меньше времени занял спор на тему щенка и тут уже мне пришлось сдаваться на милость умоляющих взглядов мелких и жалобного поскуливания того самого щенка, активно лизавшего мне щёки и подбородок, вертясь ужом в крепкой хватке. А после, когда страшные кары были озвучены, повинности распределены, а будильник жалобно тренькнул пятым по счёту оповещением, домочадцы зачарованно наблюдали за моими прыжками между ванной, кухней и комнатой. Попутно внимания местами непечатному монологу, приправленному обещаниями выпороть-таки паршивцев, если они, засранцы, хоть что-то из моей речи вздумают повторить в школе!
Судя по хитрым, многозначительным переглядываниям младших — угрозы были так себе, не впечатляющими. Судя по кислым минам старших — они ещё и изрядно запоздали. Вяло трепыхнувшийся, было, педагогический порыв пришлось душить в зародыше. Пришлось успокаивать страдающую совесть тем, что мозги у близнецов (что у старших, что у младших), имеются. Правда, работают не так, как надо бы и не всегда…
Но тут уж ничего не поделаешь. Семейное, чтоб его!
— Данька, на тебе Юрка. Кирыч, ты с Алексом. После школы — живо домой! Щенка накормить, выгулять, вымыть! Бардак — прибрать, уроки — начать. Всё, выметайтесь, казаки-разбойники! Отчаливаем! — зажав в зубах недоеденный бутерброд, я махнула рукой в сторону выхода, попутно шнуруя кеды и проверяя, всё ли положила в рюкзак.
Мозги соображали туго, со скрипом, всё ещё лелея скорбную надежду вновь оказаться в страстных объятиях Морфея. И плюнув на всё, я понадеялась, что в этот раз везение (специфическое) будет на моей стороне и ничего принципиально важного в тех завалах, гордо именуемых «рабочий стол» не осталось. Хотя…
Нет, терзают меня смутные сомнения, определённо.
Выскочив следом за братьями, я замешкалась у двери, выуживая из заднего кармана джинсов связку ключей. И подпрыгнула от неожиданности, когда сквозь гиканье мелкоты, унёсшейся вниз по лестнице с радостными воплями гамадрилов, раздалось тихое покашливание.
— Наташ, привет! — весёлый голос соседки по лестничной клетке застал меня врасплох. От неожиданности я даже сумела повернуть два раза ключ в вечно заедающем замке.
И только после этого, смахнув прядь волос с носа, развернулась, радостно помахав судорожно сжимающей ключи рукой:
— О, Танька! Давно не виделись… Как дела?
Татьяна Гуда поселилась в нашем доме относительно недавно, лет пять назад. Она была пухленькой, невысокой, миловидной и до жути обаятельной с офигенными ямочками на щеках и шикарной шевелюрой цвета тёмного шоколада. Работала методистом в местном отделе соцзащиты и обожала печь пироги, пирожки и пирожные. На кулинарной почве мы, собственно, и познакомились. У меня кончились дрожжи, у неё пищевая сода и встретились мы на полпути друг к другу в квартиру. Закадычными подругами, кончено не стали, но общаться с вечной оптимисткой слегка за тридцать было весело и феерично.
С её подачи, я порою всерьёз думала о том, чтобы написать целую научно-исследовательскую работу на тему «Профилактика преднамеренного убийства путём афективной реакции на слова и идиомы, произносимые субъектами определённого пола при условии сосуществования в одной социальной группе типа «коллектив». Тем более, что опыт работы в чисто женском коллективе у меня имелся и был, мягко говоря, не самым позитивным!
— Да ничего, помаленьку… — задумчиво протянула соседка, пристально меня разглядывая. А я в это время, помянув всуе всех любителей цветочков и прочих зелёных монстров, поливала из бутылки горшки, притулившиеся в углу лестничной клетки на ржавой этажерке. — Слушай, это что, твой цветник?
— Не-а, нафиг мне такое счастье? — фыркнув, я поставила бутылку на пол, поправила один из горшков с такой нелюбимой мною пахучей геранью и подошла к лестнице, подтянув лямки рюкзака. — Жалко просто. Уж не знаю, кто и за что сослал сюда такую красоту… Но это было слишком жестоко! Гринпису на них нету, ей богу!
— Эт да… — согласно хохотнула Танька. А потом шагнула и, с размаху, хлопнула меня по плечу, довольно заявив. — Вот знала же, что врут!
И столько в её голосе было радости и облегчения, что я резко забыла о том, что куда-то спешу. Зато с интересом на неё уставилась, тут же полюбопытствовав:
— Кто врёт?
— Да понимаешь… — соседка как-то сразу стушевалась и замялась, явно не зная, как объяснить. Вздохнула глубоко, выдохнула и как на духу выдала. — Короче. Слухи по дому ходят, что ты сама алкоголичка запойная, нигде не работаешь, только по ночам где-то шляешься. А дети — все наркоманы конченные, сплошь и рядом. Менты вас крышуют, а в органах опеки у вас куплено всё давно. И вообще, Гордона на вас нет. Ну того, из «Мужского/Женского»…
Выдав такую ошеломляющую и потрясающую новость, Танька смущённо замолчала, опустив взгляд и принявшись теребить рукава любимого красного свитера. Ну а я…