– Гостиница, что ли? – Я поморщилась. – Там же документы спросят!
– Я разве сказал «гостиница»? Я сказал «нумера»! – усмехнулся Зяма. – Да в городе полно таких отельчиков-мотельчиков, где документы постояльцев никого не интересуют, плати деньги – и живи себе, сколько хочешь, как хочешь и с кем хочешь!
– И ты знаешь такие места?
Зяма усмехнулся:
– Эх, Дюха! Учить тебя еще и учить! Впрочем, лучше не учить, Денис мне за это спасибо не скажет...
О Денисе говорить не хотелось, и мы надолго замолчали. Кулебякин, кстати, успел пять раз позвонить Зяме на мобильный. На самом деле получалось, что звонок поступал не к братцу, а ко мне, но Денис этого так и не узнал, я все его вызовы игнорировала. На Зямин телефон, заряженный резервной карточкой Трошкиной, пришло только одно sms-сообщение – естественно, от самой Алки. «Позвоните, когда будете в состоянии», – просила наша общая подруга.
– Это же надо, так невнятно выразиться! – ворчал Зяма, знакомясь с Алкиным посланием в такси по дороге в мотель. – Могла бы уточнить, какое именно из возможных моих состояний ее интересует!
– Полагаю, состояние относительной безопасности, – предположила я, и звонок Трошкиной решено было сделать из мотеля.
Он носил сказочное название «Аленушка» и мог порадовать беглых каторжников и любителей подвижных сексуальных игр на свежем воздухе обширной неухоженной территорией, изобилующей пышными кустами и разлапистыми елками.
– Свободные комнаты? Конечно, есть! – обрадовалась сама и обрадовала нас толстая тетка на ресепшене. – Вам на час или на ночь?
– Нам на трое суток, – веско ответил Зяма, и бывалая тетка посмотрела на него с уважением.
– Вы, наверное, хотите полного уединения? – с понимающей улыбкой спросила она, перебирая ключи.
– Полнее некуда! – подтвердила я.
– Чтобы ни днем ни ночью никто нас не тревожил! – попросил Зяма, и я чуть было не добавила: «Особенно милиция!»
– Понимаю, – кивнула тетка. – Тогда вам идеально подойдет коттедж номер шесть. Он в самом дальнем углу территории, за бельевой площадкой, на границе с рощицей. Там очень тихо и, если посмотреть в окошко сквозь прутья забора, открывается прекрасный вид на реку.
Слушая этот оригинальный рекламный текст, мы с Зямой расслабленно кивали. Рощица, река – все это звучало замечательно. В рощице, если что, можно спрятаться, а по реке уплыть!
– Нам нравится, мы берем этот шестой коттедж, – постановил Зяма, перемигнувшись со мной.
На деле все обстояло даже лучше, чем на словах. Бельевая площадка оказалась просторной вытоптанной поляной с рядами проволоки, натянутой так часто и низко, что ее запросто можно было считать заградительным сооружением. Никакого освещения на площадке не было и в помине, потемневшую от времени проволоку в ночи не разглядела бы и летучая мышь, так что ни один человек ростом выше ста пятидесяти сантиметров не имел шансов подойти к коттеджу номер шесть незамеченным. При попытке прорваться сквозь нее проволока гудела контрабасом. Мы убедились в этом на личном опыте: Зяма налетел на бельевую струну дважды, а я только один раз, но при этом еще запуталась в какой-то тряпке. При ближайшем рассмотрении она оказалась шелковым покрывалом фантазийной расцветки в крупный цветок. Как следует разглядев лохматые пионы и зубчатые, как почтовые марки, васильки, я с недоверчивой радостью уставилась на ближайшее окно, призрачно сияющее голубым телеэкранным светом.
– Это не ваш коттедж, ваш еще дальше, – проследив за моим взглядом, поспешила объяснить наша провожатая.
– Отлично! – невпопад ответила я. – Давайте ключ, дальше мы сами.
Тетка вручила мне ключ на массивном деревянном брелоке, похожем на столярную заготовку для многодетной матрешки.
– Пошли! – скомандовала я, дождавшись, пока массивная фигура тетки-мотельщицы растает в темноте.
– Эй, Дюха, ты куда? Вернись! – воззвал ко мне братец, подныривая под проволоку. – Тебе же сказали, нам не сюда, шестой коттедж дальше!
– А я думаю, что нам именно сюда! – возразила я и на цыпочках подкралась к двери чужого домика.
На двери этой была начертана большая, как мечта отличницы, пятерка. Глазка не было вовсе. Я деликатно постучалась и не своим голосом пропищала:
– Обслуживание номеров! Пиццу заказывали?
– Пиццу? Нет, вы ошиблись номером, – после короткой паузы ответил хорошо знакомый голос.
– Этого не может быть! – пробормотал Зяма.
– Почему не может? Ты же сам сказал, этот мотель – лучший вариант, чтобы спрятаться и отсидеться, – со смешком напомнила я.
И весело крикнула через дверь:
– Бабуля, открывай! Это свои!
27
Встреча была бурной, как в индийском кино. Бабуля обычно довольно сдержанно проявляет свои чувства, но тут она бросилась к нам с распростертыми объятиями и мелодраматическим криком:
– Дюша! Зяма! Детки!
И, пока я обнимала родную старушку, а Зяма с подозрением оглядывался в поисках еще каких-то деток, бабуля добавила:
– Как вы меня нашли?
– Мы тебя вообще-то не искали, – признался детка Зяма.
– Вообще-то мы искали подходящее место, чтобы залечь на дно, – сказала я, непроизвольно посмотрев в окошко с обещанным видом на реку.
Водная преграда была неразличима в темноте, но напоминала о своем присутствии характерным приглушенным шумом. Он гармонично сливался с рокотом работающего телевизора. На этом звуковом фоне наши голоса звучали неярко, подслушать нас было бы сложно, но бабуля все-таки приложила палец к губам и сусликом просвистела:
– Тс-с-с-с! – Но сама же первая возвысила голос и радостно объявила:
– Здесь мы в полной безопасности!
– Ба, а ты-то откуда знаешь этот мотель? – поинтересовался Зяма, наскоро оглядев бабулино убежище.
Гранмаман бежала в спешке и без багажа, но сумела устроиться с комфортом. На тумбочке рядом с непристойно огромной кроватью лежала пачка печенья и стоял пакет с соком, на облупленном умывальнике аккуратно разместились новая, еще в упаковке, зубная щетка, паста и мыло. На полу валялись газета и карандаш: очевидно, до нашего прихода бабуля увлеченно разгадывала кроссворд.
Зяма немедленно сцапал сок, а я подняла упавшую газетку. Это была «Утренняя жизнь», свеженькая, сегодняшняя.
– Газеты читать надо! – авторитетно сказала бабуля. – В газетах бывает масса полезной информации!
– Да ладно? – Я было усомнилась в справедливости ее слов, но посмотрела на газету и убедилась, что мудрость старцев – отнюдь не миф.
На последней странице «Утренней жизни» рядом с кроссвордом помещались рекламные объявления. Один из черно-белых модулей как раз зазывал гостей в уютные номера уединенных коттеджей мотеля «Аленушка», рекламным лицом которого выступала одноименная сказочная героиня с картины Васнецова. Пригорюнившись, она сидела на камушке у реки, отделяющей ее от чудесного мотеля, и страдала от невозможности воспользоваться услугами проживания в одном из уютных коттеджей. В объявлении было сказано, что сервис и цены в заведении приятно порадуют всех гостей, но Аленушка, наверное, была исключением из общего правила. Впрочем, она могла быть представительницей персонала, и тогда ее тоска объяснялась совсем просто: Аленушка томительно ждала постояльцев.
– Тут есть и ваши фотографии, дети! – сказала бабуля, заметив, с каким интересом я рассматриваю газету.
– Где? – Я зашелестела страницами.
Как каждая молодая симпатичная женщина, я очень люблю разглядывать свои фотографии, особенно удачные. Обычно снимки меня радуют – я фотогенична.
– На центральном развороте, в рубрике «Светская жизнь», – подсказала бабуля.
Я нашла центральный разворот и обнаружила, что газетчики, как обычно, все переврали. Фоторепортаж был посвящен не столько жизни, сколько смерти, хотя и, безусловно, светской: две полосы занимали снимки участников поминального ужина в «Планиде».
Тиснув этот материал, «Утренники» проявили поразительную оперативность, ведь номер печатался ночью, когда траурная вечеринка была в полном разгаре. Фотокорреспондент оказался шустрым парнем, настоящим папарацци! Впрочем, можно было не сомневаться, что в спешке газетчики допустили кучу ляпов, например, напутали с подписями под фото.
– Ну, так и есть! – Я мгновенно нашла именно такую ошибку.
Зяма, хрустя печеньем, заглянул мне через плечо и поперхнулся.
Под фотографией, запечатлевшей нас с братцем, пребывавшем в образе рыжей бестии, тянулась лживая строчка: «Детектив-агент Инна Кузнецова из телешоу „Правда-матка“ с новым другом».
– Нет, против «друга» я, в принципе, не возражаю, – несколько обиженно сказал Зяма, откашлявшись. – Мы с тобой оба люди, а человек человеку друг, товарищ и брат. Но с каких это пор ты у нас детектив и телезвезда?
– С той закрытой тусовки по поводу запуска нового телевизионного проекта, на которую меня жульнически протащил другой мой друг, товарищ и брат – Максим Смеловский! – вздохнула я. – То-то мне показалась смутно знакомой морда вчерашнего фотографа! Сразу-то я не вспомнила, а теперь вот уверена, что меня с ним знакомили как раз на той тусовке. Кажется, парня зовут Гаврик.
– Гарик, – поправил меня Зяма, отыскав в уголочке просторного газетного листа имя автора фоторепортажа. – Гарик Аракелов, фотокорреспондент. Допустим. Но ты-то почему вдруг не «Инна Кузнецова из „МБС“, а черт знает кто?!
Чувствовалось, что Зяма страшно обижен на фотокора Аракелова за то, что тот не удостоил его персональной подписи: «Казимир Кузнецов, гениальный дизайнер». Или «Казимир Кузнецов, знаменитый сердцеед». Или вот еще шикарный был бы титр: «Казимир Кузнецов, сексуальный пират!» Последнее определение мне показалось особенно удачным – оно отлично дополняло картинку. На снимке просветленный взгляд длиннохвостого Зямы был устремлен в левый нижний угол кадра, занятый чьим-то гостеприимно обнаженным бюстом. Декольте было во всех смыслах богатое, из него запросто можно было производить добычу алмазов открытым способом.