– Расскажите о нем, – просит Сэм.
Она вздыхает. – Я познакомилась с ним в конце лета, на открытии выставки в Нью-Йорке. Парень, с которым я была, довольно скучный, и я заметила Чендлера, стоящего возле бара. Он безумно сексуален. Знаете, в таком плане, как старые парни?
– Придется поверить вам на слово, – говорит Сэм. – Сколько ему лет?
– Сорок один. – Она хихикает. – Извините, если я обидела вас, сказав, что сорок один – это старость.
– Нет, но спасибо, – говорит Сэм.
– Так или иначе, я подошла с ним поболтать. Спросила, нравится ли ему выставка. И, боже мой, как он на меня смотрел… – Она делает паузу.
– Как он на вас смотрел?
– Будто выпил меня до дна. Его это тоже совершенно не смущало. – Ее голос звучит отстраненно, и я представляю ее на диване, томную, с глазами, устремленными на задний двор. – Я до сих пор мастурбирую при одной мысли об этом.
Меня передергивает, и я гадаю, что Сэм думает об этой девушке.
– Тут подошла его жена и представилась. Она была куратором выставки, и мы поболтали несколько минут. Он не спускал с меня глаз весь вечер, и перед уходом я записала свое имя и номер в гостевой книге у входа.
– А дальше?
– Он написал мне в течение часа и пришел в тот же вечер. – Она тихо смеется. – Честное слово, лучшая ночь в моей жизни.
– Я чувствую приближение «но»…
– Через два дня я пришла на занятия в университет, а он – мой преподаватель. Я понятия не имела, и мы оба сделали вид, что незнакомы, но в конце занятий он попросил меня остаться.
– Вы остались?
– Да.
– И что он сказал?
– Ни слова. Он завел меня в свой кабинет, запер дверь и толкнул меня на пол, – говорит она. – Теперь это ритуал, в конце каждого занятия. Вы в ужасе, доктор?
– В ужасе?
– Да. Впечатлительная двадцатичетырехлетняя женщина, спящая со своим женатым преподавателем, намного старше ее. Конечно, это нарушает множество правил.
– Что вы думаете об этом аспекте ваших отношений?
– Я думаю, что это невероятно возбуждает, – говорит она. – На самом деле ничто не возбуждает меня сильнее, чем переступать границы с мужчиной.
– Это я бы хотел исследовать глубже, – говорит Сэм. – Но, к сожалению, наше время почти истекло. – Я смотрю на часы: 14:44. Должно быть, ее прием начался в два. Я беру блокнот, спрятанный в одной из коробок Агаты Лоуренс, и добавляю ее прозвище в список: «Француженка», а Сэм ерзает в кресле, этажом ниже. – Мне любопытно, что вы сегодня чувствовали, – говорит он. – В своем сообщении вы сказали, что никогда раньше не ходили к психотерапевту. Я хотел бы изучить и понять…
– Это было здорово, – говорит она. – Вы стоите каждого цента.
– Вы не хотели бы назначить еще одну встречу на этой неделе?
– Вы хотите, чтобы я приходила два раза в неделю?
– Это то, что я предлагаю всем новым пациентам, по крайней мере, в начале, – я прекращаю писать. – Терапия очень полезна, если к ней отнестись ответственно, Чарли. – «Чарли», записываю я в блокнот.
– Можно мне об этом подумать? – спрашивает она.
– Конечно.
Они встают, и я слышу, как открывается дверь кабинета Сэма. Я жду, когда хлопнет наружная дверь, и ее шаги пройдут мимо окна, прежде чем положить блокнот в коробку и подойти к треснувшему окну, чтобы взглянуть. На ней шапка с меховой оторочкой и длинное шерстяное пальто. Я не могу разглядеть ее лица, когда она открывает дверь и садится на переднее сиденье зеленого «Мини-Купера». Я отхожу от окна и кладу на место коврик со смайлом. Плотнее закутавшись в халат, я тихонько выхожу из комнаты и поднимаюсь наверх, чувствуя тревогу.
Сэму следует ее остерегаться.
Глава 11
Сэм тяжело и быстро бежит вверх по склону, мокрому от дождя, его легкие горят.
Продолжай, говорит он себе. Еще пять минут до вершины. Здесь так тихо, что слышно лишь его тяжелое дыхание и шлепанье подошв его новеньких, лучших в линейке, беговых кроссовок по холодному мокрому асфальту. Все это возвращает воспоминания о том, как он впервые бежал по этой дороге, в тот вечер, когда ушел его отец. Сэм оставил мать сидеть с отцом за обеденным столом, с едва тронутым кокосовым тортом между ними. Он выскочил из дома, помчался по тупику дерьмовых домишек с двумя спальнями вверх по холмам, к Албемарл-Роуд. Даже это название звучало величественно, и он снова и снова возвращался сюда, наказывая свое тело, представляя, каково это – владеть одним из этих больших домов, с мансардными окнами под сенью сосен, с шестью акрами леса. Здесь жили богатые люди. Благополучные семьи с двумя машинами и отцом, который не трахает девушку с двадцать четвертой страницы каталога «Талботс».
Энни знает – что-то случилось. Конечно, она знает, она – не идиотка. Он вел себя странно с тех пор, как вышел из банка четыре дня назад. Позвонил ей, чтобы отменить их свидание, сочинил историю о пациенте в кризисе, сказал, что ему нужно сделать несколько телефонных звонков. А потом четыре часа просидел в машине на школьной парковке, пытаясь придумать план действий.
Сэм слышит, как приближается машина, и сбегает на обочину, к краю неглубокой канавы. Он не останавливается, его бедра горят, он бежит последние сто футов до вершины холма. Он падает на землю, тяжело дыша, его телефон оттягивает передний карман куртки для бега.
Сделай это, Сэм. Сделай то, ради чего ты сюда пришел. Позвони ему.
Сэм расстегивает молнию на кармане, вынимает телефон и листок бумаги, на котором записал номер отца. На его поиск он потратил сорок пять минут, копаясь в списках контактов на старом сотовом. Все будет в порядке. Сэм расскажет отцу, что случилось в банке, и тот все исправит. Он делает глубокий вдох, набирает номер.
– Да, привет! – жизнерадостно отзывается Тед Статлер после первого же гудка.
– Привет, папа.
На мгновение линия замолкает. – Это ты, Сэмми?
– Это я, не волнуйся, – произносит Сэм сквозь застрявший в горле комок. – Если только у тебя нет другого сына, о котором я не в курсе.
Отец смеется. – Ну, как дела? Как поживаешь, сынок?
– Хорошо. Мне жаль, что мы не поговорили… – на другом конце провода раздается какой-то шум.
– Угадай, где я? – спрашивает Тед.
– Понятия не имею.
– Дома у Питера Ангелоса. Ты же знаешь, кто это?
Сэм смеется. – Конечно, я знаю, кто это. Владелец «Балтиморских Иволг».
– Правильно, Сэмми! Хорошая работа. – Тедди свистит. – У него есть фонтан. Так как жизнь, сынок? Нью-Йорк с тобой ладит?
– Я не в Нью-Йорке. Вернулся домой несколько месяцев назад.
– В Честнат-Хилл? – Тедди недоверчиво смеется. – Зачем ты это сделал?
– Мама заболела, – объясняет Сэм, цепенея от холода.
На заднем плане раздается взрыв смеха. – Что ты сказал, Сэмми?
– Мама больна, – повторяет Сэм, раздраженный тем, что отец не выходит из комнаты в поисках более тихого места, чтобы поговорить с сыном, которого так давно не видел. – Ей нужна была помощь.
– Жаль это слышать, сынок.
– И я женился.
– Женился! Ты шутишь. – Тед издает громкий вопль. – Как ее зовут? Это ведь она, верно? В наши дни нельзя быть слишком уверенным.
Сэм заставляет себя рассмеяться, как и положено. – Ее зовут Энни. – Сэм слышит приглушенные голоса на заднем плане. – О Господи, Сэмми. Ты никогда не догадаешься, кто здесь.
– Питер Ангелос? – Предполагает Сэм.
– Нет. – Тедди понижает голос до шепота. – Кэл Рипкен.
Жар обжигает Сэму лицо. Кэл Рипкен, его герой всех времен. Человек, который сводил отца и сына вместе сто шестьдесят два вечера в год. Услышав его имя, Сэм ощутил, будто ему снова двенадцать, мама на кухне готовит домашний соус для спагетти на воскресный ужин. В доме пахнет чесночным хлебом, а лицо его отца сосредоточенно застыло, пока он наблюдает, как номер 8, сам старина Железный Человек, выходит на поле.
– Может, поговорить с ним? – спрашивает его отец.
– Ты шутишь? – Сэм встает и начинает ходить взад-вперед по улице. – Конечно! Это же Кэл, мать его, Рипкен.
– Кэл, мать его, Рипкен, – повторяет отец.
– А с кем он сейчас? – Спрашивает Сэм.
– Не могу сказать, – отвечает Тед. – Он в толпе.
– Не сомневаюсь. Как он выглядит?
– Хорошо, – говорит отец. – И все еще в отличной форме. О, смотри-ка. Он с какой-то старухой. Не может быть, чтобы это была его жена. – Тедди хихикает. – Помнишь день, когда он побил рекорд Лу Герига?
Сэм останавливается. – Да, папа. Я помню. – Это был день, когда ты встретил Федру, девицу с самым глупым именем в истории.
– Это был замечательный день, правда, Сэмми?
Сэм смеется. – Замечательный день? Ты надо мной издеваешься?
– Ты в порядке, Сэмми?
– Да, я в порядке, – огрызается он. Сделай это, Сэм, покончи с этим. – Слушай, пап. Я звоню по поводу денег, которые ты положил на мамин счет. Я пошел в банк, и там какое-то несоответствие… – Стало больше шума, а затем добавилась громкая музыка.
– Тут начинается самое интересное, Сэмми. Мне пора. Могу я потом перезвонить?
– Потом? Нет, папа, мне нужно…
– Мы собираемся лететь на зиму в одно из любимых местечек Федры на Карибах. Мило, да?
Сэм замирает посреди улицы. – Мы – это кто?
– Я и миссис, – отвечает Тед.
– Вы с Федрой все еще женаты?
– О чем ты говоришь? Конечно, мы женаты. Вообще-то, у нас все круче, чем когда-либо.
– Я думал, ты развелся. Ты сказал в письме…
– В письме? В каком письме?
– Письмо о деньгах. В почте от тебя.
– Понятия не имею, о какой почте ты говоришь.
– Папа, – твердо говорит Сэм. – Письма, которые ты мне посылал. С просьбой позвонить.
– Прости, Сэмми, но ты что, пьян?
– Пьян? Нет…
– Подожди минутку, – говорит Тедди. – Федра хочет поздороваться.
– Сэм! – У нее голос с придыханием, такой же глупый, как и ее имя. – Я слышала, твой отец сказал, что ты женился, и это настоящий облом. Я открыла магазин свадебных вуалей и подобрала бы вам что-нибудь особенное. Будешь жениться еще раз, отправь невесту к нам.