В доме Пиджен наверху загорается свет. Предпоследнее окно, комната ее среднего сына. Я смотрю на часы. Пять сорок шесть вечера, точно по расписанию. Ему четырнадцать, и он каждый вечер тайком поднимается наверх, выпустить в окно длинные струйки дыма, просто чтобы пережить вечер с семьей. Вспыхивает зажигалка, освещая его лицо, а внизу пищит таймер моей духовки. Я вешаю бинокль на крючок и неохотно спускаюсь на кухню, надеясь, что Сэм все еще будет спать, когда я принесу ему ужин.
Он просится домой. Я избегаю его со вчерашнего дня, когда вошел и обнаружил, что он встал с постели. Я копошился наверху, мысленно составляя свой последний список.
Причины, по которым Сэм не может вернуться домой. Список:
1. Потому что я хочу о нем позаботиться. Если люди вам близки, вы заботитесь о них, когда они в этом нуждаются. Кто способен это понять, как не парень, вернувшийся домой, чтобы заботиться о маме.
2. Оцените, как я для него стараюсь. Первоклассный матрас, ежедневная смена простыней, свежие цветы, чтобы украсить комнату, ведь…
3. Ведь если и есть тот, кто точно знает, каким должен быть домашний уход за пациентом в лучшем виде, так это я, Альберт Биттерман-младший, с двадцатипятилетним стажем в компании «Домашние Ангелы Здоровья», трижды сотрудник месяца.
Запеченный в духовке омлет с овощами выглядит готовым, и я выкладываю идеальный квадрат на тарелку, поверх мяса. Я ставлю тарелку на тележку с чистым набором пластиковых столовых приборов и иду по коридору. Сэм хрипло дышит, когда я открываю дверь и заглядываю внутрь. Слава богу, он спит. Я беру поднос с тележки и тихо ставлю его на тумбочку, затем останавливаюсь в ногах его кровати, чтобы полюбоваться своей работой.
Только однажды я наложил гипс на сломанную кость: двадцать пять лет назад, во время шестинедельной (неоплачиваемой) стажировки в госпитале, необходимой, чтобы стать сертифицированным «Домашним Ангелом Здоровья». Врач разрешил мне загипсовать трещину в кости на запястье девятилетнего ребенка. Это было ничто по сравнению с тем, что я делал здесь: две ноги, нуждающиеся в починке, сложные переломы в каждой, насколько я могу судить, и, хотя я обычно не хвастаюсь, я проделал работу на пять звезд.
– Что-то вкусно пахнет. – Я замираю. Он проснулся. – Что это?
– Бифштекс и омлет, – отвечаю я, прочищая горло.
– Бифштекс и омлет? – Сэм приподнимается на локтях – сонные глаза, взъерошенные волосы. – По какому случаю?
– Дополнительный белок на ужин полезен, когда нужно восстановить силы, – объясняю я, направляясь к двери. – Надеюсь, вам понравится.
– Альберт? – Я останавливаюсь. – Не хочешь немного поболтать? – Я оборачиваюсь к Сэму.
– Поболтать?
– Я слегка схожу с ума взаперти, – признается он. – Мне бы не помешала компания. Если только ты не занят чем-то важным.
– Нет, – соглашаюсь я, снова прочищая горло и разглаживая фартук. – У меня найдется пара минут.
– Отлично. – Сэм морщится, когда тянется за подносом, и я спешу ему помочь. – Спасибо, – благодарит он, когда я поправляю ему подушки. – Так гораздо лучше.
Кроме кровати, сесть негде, поэтому я стою посреди комнаты, а Сэм режет мясо и откусывает кусочек. – Отлично, – оценивает он.
– Стейк Солсбери[48], – говорю я. – Говяжий фарш, кетчуп и полбанки лукового супа-пюре.
– Суп. Так вот откуда этот вкус.
– Это рецепт Линды, – говорю я.
– Твоей девушки?
Я громко смеюсь. – Вы с ума сошли? Нет, она не моя девушка. Она на несколько лет старше и не в моем вкусе. – Сэм откусывает от омлета и смотрит на меня. – Линда Пеннипис, – продолжаю я. – Отличное имя, правда? Мы работали вместе, еще в Олбани. – Сэм молча жует. – Ее сын Хэнк привозил ей это блюдо каждую пятницу. – Хэнк, качок-тупица. Он заявлялся в обед на своем пикапе, с двумя толстыми ломтями стейка Солсбери и горой быстрорастворимого картофельного пюре на одноразовой тарелке, завернутой в пищевую пленку. Он оставался пронаблюдать, как она ест, а потом забирал тарелку с собой, будто собирается использовать ее повторно.
– Что ж, передай ей, что она хорошо готовит, – говорит Сэм, откусывая еще кусок стейка.
– Я не могу, – выпаливаю я. – Мы больше не разговариваем. – Я чуть не позвонил ей два дня назад. Это был ее день рождения, и я увидел на сайте «Домашних Ангелов Здоровья», что девушки из офиса устроили для нее вечеринку: Мэдж, Ронда, Марипоза, все позировали в праздничных колпаках рядом с тортом. Я подумал, не позвонить ли ей, чтобы поздравить с днем рождения, но передумал, слишком боялся, что ее невежа-сын об этом пронюхает.
– Что же случилось? – Спрашивает Сэм.
– Люди отдаляются, – поясняю я, махнув рукой, чтобы оставить эту тему. – Такова жизнь.
– Это верно, – подтверждает Сэм, откусывая еще омлета. – Так кто же твой любимчик?
– Мой любимчик?
– Да, я о моих пациентах. Кто тебе нравится больше всех?
– Кто мне…
– Хотя нет. Давай наоборот. На самом деле я хочу знать, кто понравился тебе меньше всех.
Я ошарашен. – Вы на меня не сердитесь?
Он пожимает плечами. – Я как следует поразмыслил, и хотя не уверен, что моим пациентам понравилось бы, что ты слушаешь их сеансы, но на твоем месте я поступал бы так же.
– Правда?
– Назови человека, который бы удержался. Разве желание заглянуть внутрь жизни других людей не является основной для появления соцсетей? – Он откусывает кусочек, жует. – Так кто самый нелюбимый?
– Ну, – осторожно говорю я, – спроси вы меня несколько недель назад, я бы стопроцентно сказал, что Узкие Джинсы.
Сэм выглядит сбитым с толку. – Кто?
– Извините, – смущенно говорю я. – Я имею в виду Кристофера Цукера. Я не знал, кем был Дэвид Фостер Уоллес, которого он так превозносит, и почитал о нем. Литературный кумир мужчин? Вы шутите? Он издевался над женой, преследовал ее, и это никого не волнует? – Я знаю, – говорит Сэм. – Это странно.
– Не могу передать, как мне иногда было трудно держать рот на замке.
– Могу догадаться, – подтверждает он. – Но потом что-то изменило твое мнение…
– Я недавно его видел, случайно. Он обедал со своей девушкой. – Конечно, это не было случайным совпадением. Раздел «О компании» на сайте его фирмы привел меня к его аккаунту в «Инстаграм», а затем – к его подружке-модели. Ее «Инстаграм» был почти полностью заполнен ее же фотографиями, которые она сняла сама (я знаю, что они называются «селфи», но отказываюсь использовать это слово). Именно там она объявила, что идет на свидание с Кристофером, пометив это тегами #СвиданиеCПарнем и #РесторанКаштан, и позируя в шести разных нарядах, чтобы ей помогли решить, что надеть. Она выбрала облегающий черный комбинезон, не в моем вкусе.
– Он казался уязвимым, – говорю я Сэму. – Что-то было в выражении его лица, когда он на нее смотрел. Будто он принуждал себя ее терпеть. – Я знаю, что должен остановиться, но ничего не могу с собой поделать. – Он делал так всю жизнь. Чувствовал себя обязанным встречаться с самой красивой девушкой в округе. Ему нужно сказать, что это безнадежная идея. Вы знали, что, по результатам исследования, когда сходятся два красивых человека, у них высокий шанс на неудачный брак? Ученые из Гарварда изучали эту тему.
– Правда?
– Хотите прочитать статью?
– Ты ее сохранил?
– Да, подождите.
В библиотеке я разыскиваю большую фиолетовую папку, куда вкладываю все свои заметки на наших пациентов. Я веду пальцем по вкладкам, пока не добираюсь до Кристофера. – Смотрите, – говорю я, возвращаясь в комнату и протягивая Сэму шестистраничное исследование. – Исследователи рассмотрели личную жизнь двадцати топовых актрис на IMDb[49] и обнаружили, что у большого процента из них были несчастные браки. А парни, которые считались красавцами в старших классах, имели более высокий процент разводов, чем обычно.
– Очаровательно, – бормочет Сэм.
– Я знал, что вы поймете, – киваю я. – Я думаю, что все это из-за отца Кристофера.
Сэм поднимает бровь. – И почему же?
– Подвиньтесь, – говорю я, присаживаясь на краю его кровати. Он сдвигает загипсованные ноги, освобождая мне место. – Отец Кристофера был тщеславным и неуверенным в себе, и реализовывался через сына, уделяя пристальное внимание его физической форме, – объясняю я. – В итоге Кристофер вырастает и встречается исключительно с очень привлекательными женщинами, хотя они кажутся ему поверхностными и скучными. Почему он не прекратит? Потому что они подтверждают идею о том, что он физически привлекателен, а значит – ценен в глазах отца.
– Молодец, Альберт. Совершенно верно.
Я широко открываю глаза. – Правда?
– Да. Ты проницателен. К этому я и вел Кристофера, к пониманию этой мысли о его отце.
– Вау. – Я и горд собой, и в замешательстве. – Почему вы не сэкономили время и сразу не сказали ему, что именно с ним происходит?
– Он должен понять это сам, а это очень деликатный процесс, – говорит Сэм, передавая мне статью и возвращаясь к еде. – На это нужно время. Как на хорошую историю.
– Что ж, вы зацепили меня с первой страницы, – говорю я. – На самом деле, я многому у вас научился.
– А?
Я нервно скрещиваю ноги. – Да, о том, как нас формирует детство. Наверное, я это и сам знал, но то, как вы об этом говорили, и не только внизу, но и в ваших статьях и лекциях… Скажем так, вы по-новому открыли мне глаза.
Сэм перестает жевать, и что-то меняется в его лице. – Когда ты смотрел мои лекции?
Мое лицо пылает. – Я погуглил вас после того, как вы приезжали посмотреть помещение, – говорю я, слегка искажая правду. – Нужно было убедиться, что вы не в списке разыскиваемых преступников. Я посмотрел две лекции, которые вы читали, на YouTube. И был впечатлен.
Сэм улыбается и доедает свой стейк. – Что ж, это очень мило с твоей стороны. – Он кладет салфетку рядом с пустой тарелкой. – И спасибо за ужин. Было очень вкусно.