Я встаю, не желая уходить, и забираю поднос с его колен. – Вам удобно? – Спрашиваю я, ставя поднос на тележку. – Вам нравится комната?
– Очень, – отвечает он, откидываясь на подушки. – За исключением этих обоев. Я не знаю, какие наркотики принимал дизайнер, но, черт возьми, от этого оттенка желтого у меня разболелась голова. – Я выуживаю таблетки из кармана своего синего фартука. Сэм прав. Обои довольно мрачные. Мне самому стоило это понять. – И еще кое-что, Альберт? – Говорит Сэм, когда я отсчитываю две таблетки. – Прости меня за то, как я вел себя вчера вечером.
Я делаю паузу. – Вы что?
– Мне очень жаль. Ты прав, ты был добр ко мне, а я отплатил грубостью. Я стараюсь быть хорошим парнем, но мне не всегда это удается. Прости, если я тебя обидел.
– Все… все в порядке, – заикаюсь я.
– Нет, не в порядке. И вполне допустимо возмущаться по поводу моего поведения. Я не обижусь.
Я колеблюсь. – Я приготовил для вас особый коктейль, – повторяю я. – У меня ушло все утро, чтобы довести его до совершенства.
– И я не только отверг его, – говорит Сэм, – Но и был груб.
– Выражение вашего лица, – признаюсь я. – Напомнило мне моего отца.
– Мне очень жаль, Альберт. Надеюсь, ты это знаешь.
– Все хорошо, доктор Статлер. Спасибо за ваши слова.
– И если все в порядке… – Сэм протягивает руку. – Я и сам могу их принять.
– Конечно, – соглашаюсь я, протягивая Сэму таблетки. Он бросает их в рот и погружается в подушки, а я толкаю тележку к двери, чувствуя то, чего не ощущал с тех пор, как переехал в этот дом.
Счастье.
Глава 33
Энни смотрит на таймер на дисплее духовки, подперев подбородок рукой и считая вместе с ним. Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать.
Она бросает счет по карте «Виза» поверх остальных, уже четвертый – последний пришел сегодня – и берет прихватки. Она заглядывает под фольгу и выключает таймер. С подъездной дорожки доносится гудок. Энни захлопывает дверцу духовки и подходит к окну гостиной.
– Добрый вечер, миссис Статлер, – окликает Фрэнклин Шихи, когда она босиком выскакивает на крыльцо.
– Что случилось? – спрашивает Энни, слишком взволнованная, чтобы его поправлять. – Вы что-нибудь нашли?
Шихи коротко качает головой. – Нет, мэм. По пути домой решил заглянуть к вам, узнать, как у вас дела. – Полицейские огни выключаются, и крыльцо погружается в тень. – Я подумал, вам может быть сейчас немного одиноко.
– Очень мило с вашей стороны, – говорит Энни, снимая прихватки. – Хотите войти?
Шихи кивает и поднимается по лестнице. – Славный дом, – подмечает он, входя в гостиную и разглядывая сводчатый потолок с балками и массивный каменный камин у дальней стены. – Держу пари, в мегаполисах таких нет.
– Нет, таких нет, – говорит она, вспоминая последнее место, где они жили – квартиру с одной спальней на Вашингтон-Сквер, которую Сэм получил как член факультета Нью-Йоркского Университета, и куда пригласил Энни переехать через три недели после их знакомства. Они только что закончили ужин, когда он вышел из комнаты, вернувшись с дешевым пластиковым пакетом с логотипом «Я люблю Нью-Йорк».
– Что это? – спросила Энни, когда Сэм поставил пакет на стол перед ней.
– Если бы я хотел, чтобы ты знала, вручил бы прямо, а не стал упаковывать.
– Не хочу вдаваться в технические тонкости, но не думаю, что это можно считать упаковкой.
– Хорошо, Марта Стюарт[50]. Просто открой.
Внутри лежали два полотенца для рук, ткань была такой дешевой, что просвечивалась. На голубом было вышито «Его», на розовом – «Ее». – Не понимаю, – сказала Энни.
– Это парные полотенца. Например, для ванной комнаты.
– Спасибо за объяснение, – заметила она. – Я имею в виду, зачем ты даришь мне эти ужасные полотенца?
Сэм начал краснеть. – Слишком тонко?
– Что слишком тонко?
– Это полотенца, – раздраженно повторил он. – Ну, знаешь, для двоих? Люди, которые живут вместе, вешают их в своей ванной.
– Погоди, – попросила Энни. – Ты просишь меня переехать к тебе?
– Да, – ответил Сэм. – И пока мне кажется, что у меня потрясающе выходит.
Она громко рассмеялась. – Очень мило, Сэм, – сказала она, возвращая пакет и наполняя свой бокал. – Но нет, спасибо.
– Нет, спасибо? – переспросил он. – Но почему?
– Я уже говорила. Я предпочитаю своих мужчин в малых дозах.
– Я помню, – кивнул он. – И ты хочешь, чтобы я объяснил, почему ты такая?
Она поставила бутылку вина на стол. – О, правда? Обожаю, когда парни мне все объясняют.
Сэм говорил целых пять минут, подробно описывая, каким образом ее осторожность в отношениях проистекала из трагической потери родителей в юном возрасте, что привело к тому, что она воспринимала семейные узы как угрожающие или, что еще хуже, опасные. Это и заставило ее отрастить броню, чтобы держать людей подальше: образ чрезвычайно крутой и самоуверенной женщины, которую не интересуют привязанности.
– Хорошая попытка, Доктор Фил[51], – подытожила она, когда он закончил. – Но вы ошиблись, и мы отменяем ваше шоу.
– Тогда в чем же дело? – Спросил Сэм, пока не убежденный.
Энни выдержала его взгляд и откинулась на спинку стула. – Ладно, хорошо, если хочешь знать. Мужчины скучные.
Сэм рассмеялся. – Правда?
– Не обижайся. Это культурная норма. Мы растили наших мальчиков в убеждении, что им нужно подавлять свои эмоции. Это воспитывает удобных сыновей, но делает их неинтересными мужчинами в долгосрочной перспективе. С любым моего терпения хватало максимум на полгода.
– Что ж, я другой, – заметил Сэм. – Со мной интересно. Кроме того, у меня степень доктора наук в сфере чувств. Хотя бы дай мне шанс.
– Вкусно пахнет. – Энни вздрагивает при звуке голоса Франклина Шихи и понимает, что впускает в дом холодный воздух.
– Лазанья, – говорит она, закрывая входную дверь. – По рецепту моей мамы. – Ужин, который она хотела приготовить для Сэма в ночь шторма. Срок годности сыра рикотта истек вчера, но ей нужно было чем-то себя занять, поэтому она все же приготовила лазанью, полностью осознавая, что наверняка выбросит ее в мусорное ведро. Радио на бедре Шихи потрескивает, и он наклоняет голову, а затем убавляет громкость.
– Есть новости? – Спрашивает Энни, ведя его в гостиную.
– Ничего, – отвечает он. – И это самое странное.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, – говорит Шихи. – Если только ваш муж не поменял номера машины, но зачем? Но иначе у нас бы уже были данные со сканеров номеров.
– Ничего не понимаю. Его машина ведь не могла просто испариться.
– Нет, не могла. – Шихи кивает. – В этом вы правы.
– Мне нужен кофе, – опустошенно произносит Энни. – Хотите чашечку?
– Если вас не затруднит.
Шихи следует за ней на кухню, где она наливает им по кружке из кофейника со стойки. – Похож на отца, – говорит Шихи. Он уже у холодильника, наклоняется, чтобы лучше рассмотреть прицепленную магнитом статью о Сэме.
«Двадцать вопросов к Сэму Статлеру», очаровательное и нелепое интервью, которое Сэм дал на той неделе, когда они переехали в этот дом. Звонок репортера разбудил их от дневного сна, и Энни лежала, положив голову на грудь Сэма, пока он поглаживал ее волосы и отвечал на вопросы, обаятельный, как всегда. – Лучший десерт в Честнат-Хилле? – спрашивала женщина. – Я почти уверен, что черничный пирог моей мамы – лучший десерт во всем мире. – Как это, вы не видели «Западное крыло»? Это лучший сериал всех времен!
– Вы знаете отца Сэма? – Спрашивает Энни, протягивая Шихи кружку. Теодор Статлер. Сэм редко о нем говорил. Бросивший семью мужчина, который значил для него целый мир.
– Он вел математику у обеих моих дочек, – отвечает Шихи. – Перед его большим приключением в Балтиморе. Сахар есть?
Сахар стоит на верхней полке в шкафу; когда Энни оборачивается, Шихи уже стоит у кухонного стола и листает пачку счетов. – Что вы делаете? – резко говорит она, пересекая комнату, чтобы их забрать.
– Я не хотел вас задеть, – извиняется Шихи.
Энни засовывает счета в ящик с мелким хламом, под кофейником, даже не пытаясь скрыть раздражение.
– Не возражаете, если я спрошу – вы знали об этих счетах? – Шихи осторожно берет сахарницу из ее рук.
Энни колеблется, а затем опускается на табурет у кухонного островка, слишком истощенная, чтобы сопротивляться. – Нет.
– И много там? – Уточняет Шихи.
– Много. – Она смотрит, как он медленно сыпет сахар в свою кружку из дозатора сахарницы. – Сто двадцать тысяч долларов, если точно.
Шихи испускает медленный, прерывистый вздох. – И как вы это понимаете?
– Не знаю, – говорит Энни. – Разве это не ваша работа?
– Конечно, – соглашается он, делая глоток кофе. – Но вы вряд ли захотите услышать мое мнение.
Она стискивает зубы. – Вы думаете, он сбежал.
– Я думаю, что людям тяжело вынести финансовое давление, особенно мужчинам.
– Хотите сказать, что он нарочно съехал со скалы?
Шихи пожимает плечами. – Или решил, что в другом месте жить будет легче.
Энни встает. – Нет, Франклин, вы ошибаетесь. Сэм написал мне перед тем, как выйти из офиса, что едет домой. Он не стал бы так делать, если бы собирался куда-то еще.
– Могу я прочесть вашу переписку? – Просит Шихи.
Энни достает телефон из заднего кармана джинсов и протягивает ему. Шихи извлекает из кармана рубашки очки для чтения и зачитывает вслух. «Привет, доктор. Это я. Чарли». Франклин делает паузу. – Ничего не понимаю. Что за Чарли?
– Это я, – говорит Энни, заранее изнемогая от мысли, что придется объяснять этот обмен сообщениями подобному идиоту. – Это вроде шутки.
– О, я попался. Неплохо. «Мы с Чендлером расстались. Может, завтра увидимся?». – Шихи снова останавливается. – Как тот парень из «Друзей»? Или это тоже шутка?
– Нет, это все выдуманные люди. Мы так иногда делаем.