Ин тач» с тайной мексиканской свадьбой Крис Дженнер на обложке. Последним штрихом я ставлю на пол, напротив Сэма, маленькие часы.
– Все, как в моем кабинете, – комментирует Сэм.
– Верно.
Я делаю шаг назад, разводя руками. – И как вам?
– Как будто я снова на работе, – оценивает он, вцепившись в подлокотники. – Другими словами, как в раю.
– Я рад, – говорю я, едва сдерживая волнение. – А теперь давайте посмотрим на швы. – Я натягиваю латексные перчатки и снимаю повязку с его лба. – Ушиб хорошо заживает, – сообщаю я.
– Похоже, ты соображаешь в медицине, – подмечает Сэм.
– Двадцать пять лет в сфере здравоохранения, – отчитываюсь я, доставая со дна тележки сложенную толстовку с эмблемой «Лойола Уайлдкэтс[52]». Наденьте ее. Здесь холодно.
– Ты был врачом? – Уточняет Сэм, натягивая ее через голову.
Я громко смеюсь. – Слышал бы вас мой отстраненный отец, – говорю я. – Нет, всего лишь медпомощником. Недавно вышел на пенсию. «Домашние Ангелы Здоровья, мы помогаем пожилым на дому, обеспечивая душевное спокойствие всей семье».
– И что это была за работа? – Спрашивает Сэм.
– Все, что нужно клиенту, – объясняю я, достав из кармана фартука тюбик с мазью и свежую повязку. – Подготовка к купанию и приему пищи. Дружеское общение. – Я наношу мазь на порез Сэма. – Уход за ранами.
– Держу пари, у тебя хорошо получалось.
Я делаю паузу на середине мазка. – Почему вы так говорите?
– Твое присутствие успокаивает, – отвечает Сэм.
– Что ж, я не из тех, кто любит хвастаться, но я трижды был сотрудником месяца, – говорю я, мои щеки пылают. Я заканчиваю с повязкой и возвращаюсь к тележке.
– Ты не против, если я спрошу, что произошло между тобой и твоим отцом? – Интересуется Сэм. Я верчу в руках пластиковый контейнер с ватными палочками, стоя к нему спиной. – Ты сказал, у вас были отстраненные отношения. Мне любопытно, почему.
Я колеблюсь. – Это долгая история.
– У меня есть немного времени. – Его тон звучит мягко. – Не хочешь присесть?
Я разворачиваюсь к нему. – Зачем?
– Думаю, так будет удобнее.
Я нерешительно оглядываю комнату. – На кровать, или принести стул?
– Где тебе нравится, – предлагает он.
– Полагаю, кровать сойдет. – Я сажусь прямо посередине и обеими ладонями давлю на матрас. – Хорошо и твердо.
Сэм кивает. – Она удобная. – Он замолкает и складывает пальцы домиком у губ.
– Я не общался с отцом больше тридцати лет, – начинаю я.
– Почему?
– Он меня стыдился.
– Что заставляет тебя так считать?
– Это было очевидно, – поясняю я. – Мы были слишком разными.
– В каком смысле?
– Он – настоящий мужчина, а я – неженка.
– Оу, – изрекает Сэм. – Это он так тебя называл?
Я смахиваю пыль со штанины. – Он был прав, – говорю я. – Я был не похож на других мальчишек. Всегда ненавидел спорт и не умел давать отпор. Не сумел бы, даже чтоб спасти себе жизнь.
– Понятно.
– Я не от него, – признаюсь я, прежде чем успеваю остановиться.
– Что ты хочешь этим сказать? – Спрашивает Сэм.
– Я хочу сказать, что Альберт-старший – не мой биологический отец. – Я никогда раньше не говорил этого вслух, и слова вылетают сами собой. – В школе мне было очень трудно. Обычно я держал себя в руках, но иногда, когда я возвращался домой, мне казалось, что меня уже переполняет, и все выплескивалось наружу. Мама сидела со мной на диване, пока я не переставал плакать. Однажды отец рано пришел домой. Там, где он работал, случился пожар, и завод закрыли. – Я вижу, как он стоит в дверях. То выражение его лица. Из-за чего опять плачет этот маменькин сынок?
– А дальше? – Спрашивает Сэм.
– Он был в ярости, – продолжаю я, моя грудь сжимается. – Посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я каждый день благодарю Бога, что этот ребенок не мой».
– Сколько тебе было? – Спрашивает Сэм.
– Восемь. – Мое сердце бьется так громко, что я боюсь, что Сэм услышит его из своего кресла.
– Ты понял, что это значит?
– Не сразу, но рано или поздно я понял, что у моей мамы был роман. – Я заставляю себя рассмеяться. – Честно говоря, я почувствовал облегчение – за отца. По крайней мере, ему не стоит винить себя за то, что его сын – такой слабак. – Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать, и мы с ним остались вдвоем.
– О, Альберт. – Сэм выглядит искренне огорченным. – Мне очень жаль это слышать.
– Рак груди, – поясняю я. Помню, как она откусывала краешки печенья и спрашивала, не хочу ли я остаться дома и побыть с ней. Я каждый раз соглашался, но не потому, что не любил школу. Просто мама так нуждалась во мне, что я был уверен, что она умрет, если я уйду. Мы прятались наверху, слушая, как школьный автобус проезжает мимо дома, а потом она готовила нам яичницу и включала сериалы.
– Как твой отец воспринял ее смерть? – Спрашивает меня Сэм.
– Он был зол, – отвечаю я. – Последнее, кем видел себя Альберт Биттерман-старший, так это одиноким родителем. Я делал все, что мог, чтобы ему угодить, но ничего не выходило. Со временем мы поняли, что проще держаться подальше друг от друга, и я покинул дом, как только смог. С тех пор мы не общались.
Сэм замолкает на несколько мгновений. – Потерять мать в четырнадцать – это очень тяжело, – наконец, произносит он. – Как ты справился?
– Я притворился членом семьи, живущей через дорогу. – Я смеюсь. – Безумие, да? Одним из Паркеров.
Миссис Паркер начинала накрывать на стол в половине пятого, пока Дженни смотрела телевизор в гостиной, с вазочкой мороженого на коленях, и никто не волновался, что она испортит себе аппетит. По выходным Дженни устраивала вечеринки с ночевкой: все популярные девочки рассаживались на полу в гостиной и сидели допоздна с попкорном и виноградной газировкой. Она знала меня. Я жил через дорогу, и она ни разу не сочла меня достойным, чтобы сказать мне «привет». Дженни заговорила со мной, только когда миссис Паркер притащила ее с собой, вместе со сковородкой лазаньи, чтобы сказать, как жаль, что моя мать умерла.
– После смерти мамы я решил, что мистер Паркер признает, что у них с мамой был роман, и заявит на меня права, – говорю я Сэму. – Я заходил к ним несколько раз.
– Так ты с ними познакомился? – Спрашивает Сэм.
– Нет. Я входил, пока их не было дома. Я знал, что миссис Паркер прятала ключ под цветочным горшком, на веранде сбоку. Я ходил туда по утрам в воскресенье, пока они были в церкви. – Я смотрю себе под ноги, не понимая, зачем говорю Сэму все это, ожидая, что он повторит слова, которые я постоянно слышал тогда: «Ты урод». Но когда он заговорил, его тон был мягче, чем когда-либо.
– И каково было находиться в их доме?
Освежитель воздуха с корицей и чистое белье. Виноградная газировка в холодильнике. – Захватывающе, – отвечаю я. – Я бы не стал задерживаться. Я просто хотел посмотреть, каково это. Но как-то раз Дженни стало плохо в церкви, и они рано вернулись домой. – Я был наверху, когда услышал, как открылась входная дверь. – Миссис Паркер нашла меня, когда я прятался в шкафу ее дочери. Это было ужасно. – Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не расплакаться.
– Звучит травмирующе, – произносит Сэм.
– Знаю, – говорю я. – Миссис Паркер была в шоке…
– Нет, ты не так понял, – вмешивается Сэм. – Я имею в виду – травмирующе для тебя. То, что ты делал, было совершенно естественно. Но никто из них не мог этого понять.
– Правда?
– Абсолютно. Ты горевал и пытался найти опору, оставшись без матери.
– Они выставили это так, будто я делаю что-то извращенное, но это не правда, – рассказываю я. – Клянусь Богом. Мистер Паркер забаррикадировал меня в спальне, пока не приехала полиция, а потом они вызвали моего отца. – Я закрываю глаза, слыша, как за нами хлопнула входная дверь – после того, как отец притащил меня домой. Тот абсолютный ужас, когда он бросился на меня с оскорблениями. Я встаю. – Теперь я могу идти?
Сэм выглядит огорченным. – Ты хочешь уйти?
– Да, можно?
– Конечно.
– Я устал, – поясняю я. – Думаю, мне нужно прилечь.
Сэм улыбается. – Конечно, Альберт. Думаю, это хорошая идея. – Он расслабляется в кресле и похлопывает по подлокотникам. – А я думаю, что мне нужно посидеть. Еще раз спасибо за кресло.
Я киваю и поднимаю ножной тормоз тележки. – Не за что, – говорю я. Выхожу в коридор, поднимаюсь наверх и закрываю дверь, молясь, чтобы он не услышал моих слез.
Глава 36
Кто-то на кухне роняет поднос, напугав Энни, единственную посетительницу столовой в «Бурных водах». Жильцы уехали в торговый центр на свою еженедельную прогулку, но медсестры сказали Энни, что Маргарет плохо спит – они обнаружили ее бродящей по коридорам в три часа ночи, уже две ночи подряд. Энни возвращается к письму врачу Маргарет, убеждая его прописать новое лекарство, чтобы помочь Маргарет засыпать; какие бы пилюли она ни принимала, они перестали работать.
Энни видит Джозефину, одну из женщин, работающих в приемной, которая толкает тележку в обеденный зал. – Это очень мило, – говорит Энни Джозефине, расставляющей вазы со свежими гвоздиками на каждом столе.
– Пытаюсь принарядить это место, – говорит Джозефина, бросая на стол перед Энни номер местной газеты. – Пришли бесплатные газеты. – Они обе одновременно видят первую полосу – фотография Сэма под заголовком жирными буквами: «Местный психотерапевт, пропавший без вести на прошлой неделе, оказался большим должником».
Энни берет газету и просматривает статью.
Оказалось, что доктор Сэм Статлер, психотерапевт, известный благодаря помощи людям в их проблемах, скрывал собственные, включая несколько кредитных карт, потраченных до предела. По словам начальника полиции Франклина Шихи, это открытие заставляет следователей задуматься о том, что его исчезновение из Честнат-Хилла на самом деле не было случайным. Для жены Статлера, которая преподает литературу в университете, его долги стали неожиданностью.