Штурмовик шарил фонариком по прихожей. Луч задержался на обломках унитаза и двинулся дальше. Я спрятался обратно и превратился в слух. Теперь шлем мне мешал, но снимать я его не спешил.
С лестничной площадки прозвучал предупреждающий возглас. Я понял только «ein» и «Pistole». Однако грамотные у них здесь патологоанатомы на выезде, или он следователь? По характеру ранению поняли, что я с пистолетом и один. А может знали, что в здание пробрался одиночка? В голову лезла всякая чушь, в то время как меня решили начать убивать. Убедился я в этом, выглянув в коридор. Луч фонаря уже был направлен в другую сторону.
Немец, стоящий в дверях, потянулся к поясу и медленно достал из подсумка гранату. Судя по ребристой рубашке, явно не светошумовую. Я не стал ждать. Немец был у меня на прицеле. Чуть довернув ствол, я прострелил ему оба бедра. Лучше, конечно, стрелять по коленям, но что у него за наколенники я не знал и решил не рисковать. В руку, держащую гранату, я тоже выстрелил, не надеясь её взорвать, а стараясь не дать это сделать немцу. Гранаты мне самому пригодятся.
Тактик из меня оказался хреновый. Я в этом убедился, когда шагнул к начавшему падать противнику. Раненного бойца быстро выдернули на лестничную площадку, а гранат ко мне прилетело больше, чем я хотел. И все с выдернутыми кольцами. Ребристые шарики весело запрыгали по полу прихожей.
Пришлось быстро вернуться на кухню и плотно прижаться стене. Начали взрываться гранаты. Открытый рот не сильно помогал от близких разрывов. По броне стучали рикошетирующие осколки. Ноги ниже колена, там, где кончалась бронеюбка, ощутили несколько болезненных ударов. Противовзрывные чуни, по-другому их сложно назвать, я одевать не стал и сейчас за это расплачивался. С другой стороны, смог бы я в них вообще сюда добраться?
Гранаты перестали взрываться, и я сразу ринулся к окну. Но короткий взгляд вниз показал всю бесперспективность побега в эту сторону. Немцев во дворе дома было много, и все таращились на меня. Отпрянув назад, решил прорываться через штурмовиков. Только они тоже не дураки оказались. В квартиру залетело ещё две гранаты, и одна из них, как назло, мне под ноги.
Попытался пинком отправить её назад. Раздался взрыв. Сильно дёрнулся пистолет в руке. Забрало покрылось трещинами, но вроде выдержало. Что стало с ногой, я не видел. Я вообще ничего не видел и не слышал. Голова была как деревянная. Рот-то я закрыл, а может, на таком расстоянии от взрыва это вообще роли не играет.
Левой рукой поднял забрало. Правая нога, которой я пнул гранату, на удивление не подломилась под моим весом, когда я на неё опёрся и вообще не сильно болела. Только было ощущение, что мне в сапог напихали острых камней.
В данный момент меня интересовала не она, а немец, заскочивший в квартиру. Пистолет в моей руке стрелять отказался, и я бросил его в лицо противнику, одновременно доставая второй из кобуры левой рукой. Немец не повёлся на уловку, или просто не увидел мой бросок в полумраке. Его автомат засверкал выстрелами. В это время в комнату просочились ещё два бойца.
Пистолет я держал во взведённом состоянии, и способность видеть в темноте у меня не пропала. Высадив всю обойму по незащищённым участкам на телах штурмовиков, я быстро перезарядился и принялся ждать следующих желающих расстаться с жизнью. Чесалась нога, которой пнул гранату, но опустить на неё взгляд я не рискнул. Слишком шустрые ребята мне противостояли.
Надеюсь, больше гранаты они кидать не будут. Три раненных немца должны были громко стонать. К сожалению, после взрывов я их не слышал. Как не слышал и того, что творится на лестнице. Но штурмовиков изначально было больше четырёх, это точно.
Попробовал сглотнуть, выпячивая челюсть. Не помогло. Вероятно, перепонки порвало в хлам.
Осторожно ступая, двинулся к ближайшему немцу. Шлем у него был залит кровью изнутри. Я ему удачно попал вбок, мимо пластин бронежилета, вот он кровью и харкал.
Я присел рядом и, скосив глаза вниз, нашарил у него на поясе гранату. Немцы обвешались ими, как новогодние ёлки игрушками. По виду обычная «лимонка». Выдернул кольцо и выкатил её на лестничную площадку. Следом ещё одну, с расчётом, что она скатится ниже по ступенькам. Голову просто отвернул в сторону, чтобы не прилетело в лицо осколком. Взрывы я, кстати, услышал. Именно ушами, а не всем телом. Значит, перепонки идут на поправку. Это хорошо. Без слуха воевать очень неудобно.
Через несколько секунд после взрывов в комнату закатилась ответная граната, на которую я тут же перекинул раненого немца. Благо он находился под рукой.
В это время в дверях нарисовались две фигуры с оружием на изготовку. Стрелять мы начали одновременно. Они из автоматов мне в корпус, а я прицельно из пистолета.
Я оказался точнее, и два новых тела упали на пол. Граната, между прочим, не взорвалась. Видимо, решили взять меня на испуг.
Бросил взгляд на свою ногу. Нижней половины сапога не было. Оставшаяся часть и штанина оказались изорваны в хлам. При этом нога выглядела вполне нормально, не считая многочисленных царапин.
Чудеса! Похоже, тело частично переходило в проницаемое состояние при серьёзной угрозе для здоровья. Рефлекс организма? Как бы себя изучить, и желательно без необратимых последствий? Становилось понятно, почему меня не ранили, стреляя практически в упор.
Попытался прислушаться к себе и почувствовать признаки энергетического голодания. Однако общее хреновое состояние, после перенесённых взрывав, не позволяло выделить нужное чувство.
Отодвинул эти мысли на потом. Сейчас были задачи поважнее. Изображая песню контуженого глухонемого немца, я начал бубнить как можно невнятней, слова из Рамштайн и одновременно перезарядил пистолет. Перешагивая тела, добрался до двери на лестничную площадку. На ней никого из живых не наблюдалось.
Сквозь вату в ушах и мой бубнёж, прорезались стоны, напомнившие о потенциальном гардеробе. Выбрал немца с подходящим размером обуви и потащил его в дальнюю комнату. Я посчитал, что рядом с побоищем меня станут искать в последнюю очередь.
Контузия не прошла для меня бесследно. Я стоял босиком над телом штурмовика и пытался сообразить, как мне переобуться. Сильно наклоняться вперёд не позволял бронекостюм. Его было жалко снимать, потому что надеть жилет назад я не смогу. Не предназначен он для использования в одно лицо. Поняв, что торможу на ровном месте, я наклонился к немцу и вытащил у него из ножен большой тесак. Начал со своего бронекостюма срезать застёжки. Шлем тоже снял. Хотелось пить. Пот с меня в этой сбруе лился ручьём. Я этого не понимал в полной мере, пока её не снял. Избавившись от неудобной защиты, без проблем срезал с себя остатки сапог.
Слух возвращался. Я начал слышать стоны и шевеления раненных. С улицы доносилась оживившаяся стрельба. Разул штурмовика и быстро обулся на голую ногу. Чужие носки меня не прельстили.
Ещё раз осмотрел немца. По комплекции мы были схожи. Броник был в крови, но это не страшно. Главное, он в шлеме не успел ничего кровью и слюнями испачкать.
Ворочая постанывающее тело, раздел штурмовика и оделся сам. У него же нашлась замена моему повреждённому пистолету. Я переодел ремень с подсумками. Пополнил запас магазинов и прихватил гранат.
После смены экипировки, оказалось, что прицел мне изрядно мешает. Он был не тяжёлый, но громоздкий сам по себе. После внимательного осмотра понял, что артефакт — это одна из линз. Причём, как назло, находилась она в середине корпуса прицела.
Решил снова испытать свои возможности. В комнате, где я переодевался, стояла кровать. Стряхнув мусор с покрывала, замер возле неё, держа прицел за концы двумя руками. Представил, что внешний алюминиевый корпус стал проницаемым. Энергия качнулась по пальцам лёгким ветерком, и на покрывало посыпались линзы и прочие элементы оптической системы.
Артефактом оказалось стёклышко с нанесённой на него прицельной сеткой. Запрятав ценный и хрупкий предмет под бронежилет, я направился к выходу.
Сначала хотел добить раненых, но, посмотрев на них, не стал ничего делать. Если выживут, то будут долго лечиться, а для меня они не опасны. Снизу опять загрохотали шаги по лестнице, сопровождаемые лаем команд на немецком. Вообще-то, долго они реагируют, но мне же лучше. Хватило времени переодеться.
Задумался, что делать дальше. Сваливать надо, но желательно через окно первого этажа. Как мой организм отреагирует на падение с высоты? Станет призрачным и провалится под землю? А потом, что делать? Опасно, однако, такие эксперименты проводить. Тем более я всё-таки ощутил признаки энергетического голодания.
Дорога на первый этаж лежала через поднимающихся наверх врагов. В голову пришёл только один вариант. Лицо у меня скрыто под шлемом. Одежда в крови и изорвана в лохмотья. Обувь, броник и шлем — немецкие. Решил не прятаться. На площадке привалился к стене и сделал вид, что удерживаюсь на ногах только благодаря ей.
Поднимающиеся солдаты, на этот раз обычная пехота, увидев следы побоища на площадке, резко притормозили и поднимались по последним ступенькам осторожно. Стоны раненых шли из квартиры. Так получилось, что на площадке один я был живым. Двое, решив, что я не опасен, подошли вплотную и, видя мой осмысленный взгляд, начали сыпать вопросами. Ещё трое разошлись по квартирам этажа, но двое из них быстро вернулись. Лишь у раненых в квартире задержался один боец. Лестницу, идущую наверх, вообще оставили без внимания. Совсем не пуганные, что ли?
На вопросы я отвечал невнятным мычанием. Один немец потянулся снять с меня шлем, чего мне категорически не хотелось, но я позволил ему поднять прозрачный щиток. И дико заорал. Одновременно я начал стрелять. Хвала архитектору, спланировавшему такие широкие лестницы. Весь отряд скучковался вокруг меня, не перекрывая друг друга. Ну и изобретателю этого пистолета тоже слава. Патронов хватило с запасом. Раненых я оставлять не стал. Сразу стрелял на поражение.
Солдат, зашедший в квартиру с ранеными, куда-то затихарился. Тратить время на его поиски не счёл нужным, так как внизу раздался топот убегающего. Зато тепер