Я разбита.
Уничтожена.
Подавлена.
Не жива.
Где-то рядом лает собака, слышится звоночек велосипеда, но я лишь сильнее жмусь к Тарасу, словно он единственное мое спасение в этом мире. Истерика постепенно сходит на нет, а лавина захлестывающих чувств иссякает. После всего этого осталось только опустошение.
– Пойдем в дом? – спрашивает Тарас так тихо, что мне кажется, он боится потревожить бурю.
Я медлю. Не знаю почему, но мне одновременно и хочется, и не хочется отвечать Тарасу. Его рука по-прежнему нежно гладит мою.
Ловлю себя на мысли: а ведь я даже забыла, что Тарасу сейчас нужна помощь не меньше, чем мне самой. Отстранившись от Тараса, слезаю с байка и пытаюсь снять шлем. Но ничего не выходит. Застежка предательски не хочет поддаваться, но я продолжаю возиться с ней.
Тарас молча опускает мои руки, расправляется с застежкой. Холодный ветер обдувает лицо, как только я оказываюсь без шлема. Тарас заботливо проводит рукой по моим волосам, зачесывая их назад, всматривается в мое лицо, и на долю секунды мне кажется, что в его глазах такая же боль.
Тарас поддерживает меня. И мне хочется вновь расплакаться от осознания того, что мне он послан судьбой.
– Пойдем, Лер. – Его рука осторожно подталкивает меня к дорожке, ведущей к его дому.
Прекратив хныкать, я бреду в указанном направлении.
Тарас помогает мне войти в дом. Мои мысли заняты лишь одним вопросом: за что? За что со мной так поступил Матвей? Переступив порог, я замираю истуканом.
– Что-то хочешь? – тихо спрашивает Тарас, укладывая наши шлемы на пуфик около двери. – Кофе? Чай?
– Нет, – выдавливаю я с трудом. – Спасибо…
– Что-то покрепче?
Поднимаю заплаканные глаза на Тараса. Тот понимает все без слов и протягивает руку ладонью вверх. Он желает, чтобы я ему доверилась. Чтобы я помогла ему принять на себя эту ношу, дабы мне было легче нести ее. Всхлипывая, вкладываю свою ладонь в его, и Тарас ведет меня за собой в свою комнату. Зайдя в нее, он сажает меня на кровать, спокойно присев рядышком. Проходит время, счет которому я теряю. Тарас поджидает, когда меня прорвет. и я расскажу все, что происходит в душе. Вычерпаю всю ту черную грязь, которой только что меня облили.
И он принимает верное решение.
Спустя десять минут я начинаю рыдать. Без стеснения. Тарас обхватывает меня и прижимает к себе. Мои руки сами тянутся к его плечам, и от той боли, что раздирает мое сердце, я вцепляюсь ногтями в его куртку.
Боль. Что мы знаем о боли? Ровным счетом ничего. Боль уродует нас. Крушит сердце на мелкие кусочки. Продырявливает душу, делая ее похожей на дуршлаг, выворачивает наизнанку. Когда нам хорошо и кажется, что весь мир у наших ног, прибывает оно – ни с чем не сравнимое ощущение, которое окрашивает мир в мрачный цвет. Боль – это цинковая пыль разбитых надежд и любви. Но все в нашем мире непостоянно. А после боли наступает безгласная пустота, и неизвестно, что хуже…
Тарас продолжает ласково гладить меня по спине, и я уже не испытываю ничего. Только повторяю:
– За что, за что?..
Тарас вздыхает, словно не хочет ничего говорить.
– Что я ему сделала…
Тарас крепче обхватывает меня. Я слышу стук его сердца. Скрип его кожаной куртки кажется мне самым приятным на свете звуком. Аромат его духов дает мне силы, которые я беспощадно расходую на очередную порцию горестных слез.
– Ты достойна лучшего, – наконец тихо говорит Тарас, и я чувствую, что эти слова даются ему с трудом. Словно он пытается разбить нерушимый барьер. – Может быть, лучше так, чем позднее…
– За что… – повторяю я вновь как заученную мантру своих разбитых надежд.
– Он подонок, – добавляет Тарас. – И нельзя ему это прощать.
– Я и не смогу…
– Он не достоин такой хорошей и умной девушки, как ты, – словно убаюкивая меня, говорит Тарас, а после тянет меня на себя. Мы падаем на кровать, не разрывая объятий.
– Какая же я дура…
– Мы все ошибаемся, Лер, – с теплотой в голосе произносит Тарас. – Все мы совершаем ошибки. Это просто жизнь…
– Я знаю, – шепчу я. – Я знаю…
– Но продолжаешь плакать.
– Не могу… по-другому…
Тарас ничего не говорит, лишь шумно дышит.
Сколько мы так пролежали, я не знаю. Возможно, полчаса. А может, часа три. Я приподнимаюсь на кровати, вытирая остатки слез. Тарас дремлет. Я разглядываю его профиль и понимаю, что нужно обработать раны. Засохшая кровь на носу, рассеченная бровь и синяк на скуле.
Склонившись к Тарасу, легонько покачиваю его. Тарас открывает глаза и смотрит на меня так, словно не ожидал меня тут увидеть.
– Нужно обработать твои раны, – шепотом говорю ему. – Где у тебя аптечка находится?
Тарас выходит из комнаты и возвращается с аптечкой и уже без куртки. Я вожусь с бинтами и перекисью водорода. А обернувшись, вижу, что Тарас сидит на кровати и ждет. Я присаживаюсь на колени перед ним. Тарас смотрит в пол.
– Щиплет? – смазав ему бровь перекисью водорода, спрашиваю я и понимаю, насколько это абсурдный вопрос.
– Нет, – изрекает Тарас, но я вижу, как дергается мускул на его щеке.
Поджимаю губы, продолжая обрабатывать раны.
– Я ведь тебя так и не поблагодарила, – тихо произношу я.
– Пустяки.
На лице Тараса появляется едва заметная улыбка. Такая простая, добрая и честная, что у меня щемит сердце.
– Нет, не пустяки, – твердо заявляю ему. – Если бы не ты…
– Если бы не я, то что? – уточняет Тарас.
Между нами повисает неловкое молчание. Я слышу учащенное биение сердца Тараса. Мой же пульс и вовсе пытается пробить дыру. Мне впервые неловко находиться с Тарасом рядом. Я не понимаю, откуда возникшее чувство так сильно клюет меня острым клювом застенчивости.
– Тогда все было бы куда хуже, чем сейчас, – говорю я.
Во рту у меня тут же пересохло. Мне кажется, что Тарас подался немного вперед, и теперь расстояние между нашими телами становится не самым приличным для друзей. Тарас дотрагивается ладонью до моей щеки – и во мне все загорается. Его большой палец гладит меня по скуле, отчего я чувствую прилив нежности. Пожар и нежность… Тарас притягивает меня к себе и…
Холодные губы касаются моего лба.
Внутри моей души ожили обугленные бабочки. Я вновь вдыхаю аромат духов Тараса, который стал для меня таким родным. Ощущаю, как Тарас пытается подняться.
– У меня есть для тебя подарок, – шепчет он и, отстранившись от меня, лезет в карман. Вытащив оттуда небольшую белую коробочку, перевязанную красной лентой, он протягивает ее мне. – С днем рождения, карапуз!
Улыбка сияет на его лице, а засохшая кровь в уголке губ мне кажется прекрасной. Она словно отражает его мужество и дарит мне ощущение защиты. Быть может, это глупо, несуразно, но… Я чувствую, что обязана Тарасу очень и очень многим.
Я беру дрожащими руками коробочку, развязываю ленту и открываю крышку.
Внутри, на атласной подложке, красуется подвеска из белого золота. Мотоцикл. С небольшими камушками, которые похожи на бриллианты.
– Позволишь? – спрашивает Тарас, видя, что я замерла как восковая фигура.
– Д-да, – говорю ему и разворачиваюсь спиной.
Тарас аккуратно надевает на мою шею кулон и, не с первого раза справившись с мелкой застежкой, добавляет:
– Готово!
Я ерзаю на попе и, развернувшись к нему, восклицаю:
– Спасибо!
Но…
Господи.
Как же неловко вышло.
Мы соприкасаемся кончиками носов, как влюбленные подростки.
Я ощущаю на своих губах его дыхание.
Тарас никогда не был так близко ко мне.
Мы замерли, словно в ожидании чего-то, что каждый из нас старался до этого не делать.
И даже не думать об этом.
Тарас целует меня в губы.
Мне неловко, но… В то же время кажется, что это должно было когда-то произойти.
После опустошения ко мне словно вернулась ясность. И я поняла, почему мой пазл в голове никак не складывался.
Тарас любит меня.
И этот поцелуй подтверждает его действия. Его опасения. Его чрезмерную защиту.
Но все равно Тарас пытался не показывать это. Никому. Ни мне. Ни другим.
Поцелуй оказывается нежным, как воздушное суфле, что тает на горячих губах. Мы отстраняемся друг от друга и…
Молчим. Не знаем, что друг другу сказать, но и в то же время боимся еще раз повторить то, что произошло.
Я облизываю губы, на которых еще не остыл след поцелуя Тараса, и внутри мой разрушенный мир вновь переворачивается с ног на голову.
– Все в порядке? – спрашивает Тарас, словно ничего не было минуту назад.
– Д-да… – заикаясь, отвечаю я.
– Если захочешь домой, то…
– Нет, – останавливаю его, понимая, к чему он клонит. – Я сегодня хочу остаться тут.
– Ладно…
Глава 23. Матвей
– Черт! Черт! Черт! – стучу рукой по рулю, пригнав машину к дому.
Полный кретин.
Дурак!
Куда я смотрел?
Идиот! Просто самый обыкновенный клоун!
Откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. Начавшийся дождь барабанит по лобовому стеклу, будто бы насмехается надо мной.
Как я мог так оступиться? Что двигало мной, чтобы я смог так поступить с Лерой? А еще этот кретин Тарас. Вечно ошивается около меня и теперь, кажется, у меня не будет никакого шанса, чтобы эту девчонку вернуть.
Но я попробую. Чего бы мне это ни стоило!
Потираю руками лицо, будто бы это поможет мне снять злость, которая кипит обжигающей лавой внутри. Тошно от самого себя, поэтому беру сумку и вылезаю из машины, с треском закрывая дверцу.
Иду к входной двери медленно, не обращая внимания на то, что успел вымокнуть до последней ниточки. Стою в прихожей, погрузившись в свои темные мысли.
Черт! Полный кретин! Ненавижу себя!
– Матвей? – слышится голос отца, а после появляется и он сам. Как всегда, довольный жизнью, успехами и всем тем, чего он добился. Отец смотрит на меня так, будто бы я испачкался в мазуте: с отвращением и неприязнью.
– Ты пешком шел?