– Капитан?.. Что с тобой? На тебе лица нет. Что он такое сказал?
– Н-н-ничего… Ерунда какая-то… Я даже не понял…
Меня трясло. Вне всякого сомнения, мистер Тич верил во всё, что говорил. До последнего слова. Верил истово и глубоко. И вера эта была гораздо – гораздо! – страшнее пиратских сабель. Главное же… Главное, вера его была заразительной. Ведь что, если он прав, подумалось вдруг мне. Что, если злодей в этой истории вовсе даже не он?..
– Ах, сударь, эти бюрократы де ла мёрд!.. Я, признаться, тоже никогда не понимаю, что они там бормочут… Ну ничего, ничего, будет… Пойдёмте, – старый куафёр ласково, но решительно повлёк меня за собой, – я знаю, что вам сейчас нужно. Добрая порция конфи дё канар под соусом шасёр! В трудные времена лишь это способно примирить меня с жестокостью провидения…
Сидя в крошечном камбузе баржи, мы жадно поглощали конфи де… дю… В общем, как бы это ни называлось и чем бы ни было, готовил старик отменно. Крюк откинулся на спинку стула, похлопал себя по брюху.
– Шарль, дружище, а не найдётся ли у тебя, случаем, капелька рому для истомлённой скитаниями пиратской души?
– Рому?! – де Кубертен взвился как бойцовый петух, – Тысяча чертей, сударь, вы забываетесь. Не смейте произносить в моём доме этого нечестивого слова!
– А, понял, понял. Извиняюсь… – Крюк мазнул взглядом по сторонам, заговорщицки подмигнул и понизил голос. – Возрастной рейтинг может пострадать, да?
– Какой ещё, к дьяволу, рейтинг? Единственное, что может пострадать – это здравый смысл и вкусовые сосочки. Подавать ром к благородной птице… Что за неслыханная дерзость!
Де Кубертен прошаркал в кладовку, кряхтя извлёк оттуда оплетённую лозой бутыль размером едва ли не с него самого.
– Бургундское!.. Да, сударь мой, именно так. Только старое доброе бургундское!..
Час спустя мы с Патриком ощутили необходимость подышать свежим воздухом. Вечерняя тьма накрыла Сан-Януарио. Жара спала, за бортом баржи мерно плескалось море. Облокотившись на планширь, стояли мы в круге света палубного масляного фонаря и смотрели на мерцающие в темноте городские огни.
– Но-о-о, рьян дё рьян!.. – доносился из раскрытого окна рёв Крюка.
– Но-о-о, жё нё рёгрэте рьян!.. – подтягивал ему дребезжащий старческий голосок.
Собираясь с духом перед прыжком в воды окончательного решения, вдыхал я запах мокрого дерева, водорослей и опасности. Запах первой моей санянуарской ночи. И последней.
– Патрик, не знаю, как и начать, но… Мы должны вернуться домой… – сказал я и без утайки поведал ему о словах мистера Тича. – Мне очень жаль. Жаль, что втянул тебя в это. Да и самому не стоило влезать. Ну какой из меня капитан?.. Не имею ни малейшего представления, что делать дальше и как из этого выпутываться. Нужно возвращаться.
– Нет. Я не согласен. Извини, капитан. Вернее, согласен, здесь всё и впрямь отдаёт толикой безумия… Но вот, знаешь, там, дома… Мой отец, он был… нехорошим человеком, в общем. Сам я не помню, мне рассказывали. Всякое… Я ещё совсем маленьким… ну, когда его в пьяной драке убили. Остались долги. Мама работала. Шила. С утра до вечера, с утра до вечера, всегда… Старший брат на флот завербовался. Говорил, военным морякам хорошо платят, говорил, не позволит нам голодать… В первом же рейсе сорвало с канатов пушку… Сказали, что сразу, он не мучился, даже не почувствовал… Потом мама заболела. Тяжело. Долго. Так неправильно думать, нехорошо, я знаю, но… слишком долго. Вот тогда я в трактире и начал работать. Мне двенадцать было, когда она умерла… Односельчан моих ты видел и сам. Белль… гм… мда… И если это и есть та нормальность, которой мистер Тич так жаждет, я, пожалуй, не прочь сойти с ума. Пусть ненадолго. И спасибо тебе, что мне в этом помог. Это хорошо. Было хорошо. Потому что я хоть и не согласен, но согласен. Нельзя, чтобы по нашей вине старик лишился дома. Уж не знаю, какие там правила Тичу по нраву, но одно правило знаю твёрдо: нужно быть добрым, чёрт побери!.. И потому я с тобой капитан. Завтра мы едем домой.
– Патрик, я… мне… – начал я.
– Кхм-кхм!.. – раздалось за нашими спинами.
Длинные чёрные тени легли на палубу.
– Уж не знаю, парень, как тебе удалось обдурить этого малахольного губернатора. К этому мы ещё на следующих выборах вернёмся… Но с нами такие шуточки не пройдут, даже не надейся! – единственный глаз Макроджера яростно сверкал. – Ты, значит, у нас теперь настоящий пиратский капитан, да?
– С настоящим кораблём, – Роллинз с издевательским любопытством постучал каблуком по палубе баржи.
– А известно ли тебе, Фаулз… ой, простите!.. капитан Фаулз… – продолжал Макроджер. – Известно ли тебе старое и всеми уважаемое пиратское правило: мы в ответе за тех, кого приняли в команду? Конечно же, оно тебе известно, а иначе что ж ты за капитан. И коли так, к тому мерзкому пиратишке у нас вопросов больше нет. Теперь все вопросы к его капитану. Ты сам выбрал свою судьбу, парень. Хочешь быть настоящим пиратом, – будь готов быть настоящим пиратом!
Молниеносным движением ухватив меня за запястье, он что-то вложил мне в ладонь.
– Всегда готов! – соврал я, вырывая руку.
– Вот и поглядим. Завтра. На рассвете.
Зловеще ухмыляясь, пираты отступили и растворились в ночи. Из домика в обнимку вывалились Крюк и де Кубертен.
– …Са команс авек туа-а-а!.. Гм… Эй, что это с вами? Что тут происходит?
Я раскрыл ладонь. Посреди неё лежал синий клочок бумаги. В грубо намалёванном рисунке угадывался сжатый кулак с поднятым большим пальцем.
– Ой… Ма-ма… – сказал Крюк. – Синяя метка…
– И что это значит? – спросил Патрик.
Де Кубертен продемонстрировал нам собственный крошечный кулачок, отогнул большой палец и резким движением провёл им по горлу.
– Чик-чик!.. Старинный пиратский обычай, судари мои. Они сказали, когда за вами придут?
– На рассвете.
– Надо уходить, капитан, – сказал Патрик. – Сейчас же, не дожидаясь утра. Нет позора в том, чтобы отступить пред во всём превосходящими силами неприятеля.
– Уверяю вас, судари мои, это стало бы верхом неблагоразумия. Они наверняка выставили дозорных. И если решите вы бежать, в погоню за вами пустятся все без исключения. Каждый пират в Сан-Януарио почтёт за честь лично проткнуть саблей носителя синей метки, дерзнувшего преступить священный обычай.
Повисло молчание. Я напряжённо размышлял. Если мы попытаемся улизнуть, – нас неминуемо убьют пираты. Если останемся, – мистер Тич отберёт у де Кубертена дом, а нас, скорее всего, тоже убьёт. Хотя это уже не будет иметь значения, поскольку ещё до того нас всё равно убьют пираты. Ситуация, ещё несколько минут назад казавшаяся столь простой и ясной, на глазах превращалась в безвыходную… Но постойте-ка… Безвыходную?..
– Патрик, – скомандовал я с облегчением, – тащи попугая!
…Свежеразбуженный попугай сидел нахохлившись и всем своим видом демонстрировал неудовольствие.
– Гм… Кто-нибудь умеет им пользоваться? – спросил я.
– Голосовое управление, – подсказал де Кубертен. – Просто дайте ему знать, чего хотите.
– Эмм… Попугай, я желаю поговорить с призраком!
– Ай-ай, сэр-р-р!
Попугай заработал крыльями, набирая обороты, поднялся в воздух и быстро исчез из вида.
– И теперь что?
– Теперь ждать ответа.
Мучительно долго тянулись минуты ожидания. Наконец попугай вновь бухнулся мне на плечо.
– Пер-р-рсонажи, вы там что, с ума посходили, попугаить мне поср-р-реди ночи? Нор-р-рмальные пр-р-ризр-р-раки уже спят, знаете ли. Завтр-р-ра явлюсь и будем р-р-разбир-р-раться, что у вас стр-р-ряслось. Но только в р-р-рабочее вр-р-ремя!
Попугай замолчал и спрятал голову под крыло. Безвыходность ситуации выходом тоже не оказалась.
– Значит, остаётся одно, – сказал я. – Метку они вручили только мне. Стало быть, вас это не касается. Я вас сюда притащил, мне и вытаскивать. Уходите, я их задержу.
– Капитан, – сказал Патрик, – я третью главу подряд только тем и занимаюсь, что отпускаю пафосно-проникновенные реплики, раскрывающие меня в качестве пусть и не слишком отважного, но преданного и рассудительного члена команды. Может, хватит уже заезженных штампов, а?.. Читатели давно сообразили, что я тебя не брошу.
– Чего?.. Это ты сейчас о чём вообще? – спросил я.
– Хм… Я, собственно, другое сказать хотел… То есть хотел сказать то самое, но другими словами. А оно само вышло, что сказал то, что сказать не хотел, но хотел сказать… И вместо этого… Здешний воздух, он… Как-то странно на меня действует… Извините…
– Хотел, не хотел… Какая разница, если по смыслу верно? – сказал Крюк. – Я, может, конечно, слишком ром люблю. И храбростью не отличаюсь, что уж там греха таить. И уж наверняка завтра об этом пожалею… Но, вообще-то, строго говоря, это не ты меня, а я тебя сюда притащил. Так что не зазнавайся особо. Если же нужен формальный предлог, то пожалуйста: ночью я всё равно никуда не пойду. Темноты боюсь.
– Спасибо вам, друзья. Но это не выход. Если останетесь, мне это всё равно ничем не поможет. Для вас же означает напрасную гибель. Не можем же мы с ними драться!..
– А эти ваши пираты… Они большие? – озабоченно спросил де Кубертен.
– Во! – Крюк вытянул руку вверх и даже привстал на цыпочки.
– О, тре бьян!.. С мелкими пиратами мне нынче управляться было бы тяжеловато. Зрение моё уже не то, что в прежние времена.
– Дедушка Шарль, – сказал я, – вам и не нужно ни с кем управляться. Вы пиратам ничего не сделали, а они ничего не сделали вам.
У старика, казалась, аж перья на шляпе встали дыбом от возмущения.
– Предупреждаю, юноша, вы балансируете на тонкой грани оскорбления! Шарлю де Кубертену не нужен повод, чтобы драться. Я его всё равно не запомню. Проклятый склероз!.. Судари мои, предлагаю времени не терять и перейти к обсуждению плана баталии. И уж поверьте моему опыту, нет лучшего военного советника, чем старое доброе бургундское!..
Бум!.. Бум!.. Бум!..
В висках стучало набатом. Голова раскалывалась. С отвращением продрав глаза, выполз я на палубу. Вокруг плескалось отвратительно голубое море. Истошно вопили отвратительно громкие чайки. Над головами сгрудившихся на отвратительно грязном пирсе отвратительно злобных пиратов вставало отвратительно яркое солнце. Отвратительно зевая и потягиваясь, из домика вышел Патрик.