– Конунг, стой! – что было сил заорал я.
– Вернись, проклятый дикарь!.. Куда ты нас завёз?!.. Это не тот остров! – вторил мне Макроджер.
Но затянутое туманом море хранило молчание.
– Я же говорил… Извините… Если не возражаете, можем вон у тех джентльменов спросить, что это за место такое.
Там, куда указывала рука Патрика, в полумиле от нас на прибрежных панцирях сидело несколько человеческих фигур. Не сговариваясь, поспешили мы к ним. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что аборигены заняты рыбной ловлей. Чёрные от солнца и грязи, одетые лишь в примитивные набедренные повязки, расставив на берегу примитивные удочки, неотрывно следили они за примитивными поплавками. В примитивных садках билась свежепойманная рыба.
– Ну давай, друг индейцев, – сказал Макроджер. – Блесни навыками общения на примитивных языках.
Патрик откашлялся, несколько секунд раздумывал, сосредоточенно шевеля губами, затем поднял руку с открытой ладонью и выступил вперёд.
– Хау!.. Наша приходить с миром. Наша не есть пиф-паф. Ваша не есть ой-ой-ой. Ваша не есть наша. Наша не есть вкусный. Пират-абориген – мир, дружба!
– Парень, тебе что-то срочно с произношением нужно делать. Ужасающий акцент просто, – сказал один из аборигенов, сворачивая леску. – О, привет, Макроджер. И тебя сюда наконец занесло. Что, тоже на черепаховый супчик потянуло?
– Толстый Пёс?.. – Макроджер протёр глаз кулаком. – Ты же умер, я сам видел!
– Как можешь заметить, ещё не совсем. Хотя, признаться, жизнью это тоже назвать трудно… Но есть и положительная сторона: я теперь просто Пёс, – он удовлетворённо похлопал себя по впалому животу. – А видел ты, подозреваю, мой пустой корабль. Эти чёртовы викингоиндейцы корабли себе не оставляют, бросают в море на произвол судьбы.
– Так значит, те пираты, что пропали на Острове Черепа?..
– Ну да, все тут, до единого. Все одним курсом: сначала это треклятое испытание, которое невозможно пройти, затем прямиком сюда… Но что вам рассказывать, вы же и сами так влипли.
– Мы не… – начал было Патрик, но Макроджер глянул на него столь выразительно, что далее мысль он решил не развивать. – Извините…
Пёс взял садок с рыбой и положил удочку на плечо.
– Ну что, пойдёмте тогда, провожу вас в колониальную администрацию.
Вслед за ним двинулись мы вглубь острова. С непривычки идти было сложно, приходилось всё время перепрыгивать с панциря на панцирь. Дорога забирала вверх, панцири становились крупнее.
– Послушайте, сударь мой, – спросил д’Арманьяк, – но зачем же вы ловите рыбу, если ингредиенты вкуснейшего суп де тортю лежат у нас буквально под ногами?
– Кто-кто лежит?.. А, ты про черепах… Так нету их здесь. Эти штуковины, – он топнул ногой по панцирю, – такие же пустые, как моё брюхо.
– Всё съели? – уважительно спросил Крюк.
– Если бы… Они тут с доисторических времён, до Колумба ещё. Уж не знаю почему, но черепахи сюда целыми флотилиями приплывали, швартовались, а потом из этих своих костяных сундуков вылезали да и отчаливали восвояси. А сундуки, значит, оставались. Так этот распроклятый остров и появился.
– Я не специалист, но мне кажется, они так линяли, – сказал Патрик.
– Умные зверюги, выходит, были, – Пёс вздохнул. – Я б отсюда тоже с преогромным удовольствием слинял.
Перепрыгивая очередную межпанцирную расщелину, я засмотрелся под ноги и со всего размаха налетел на Крюка. Тот, казалось, этого даже не заметил. Губы его тряслись, руки бессильно повисли, в глазах застыл ужас.
– Ром – это зло… Никогда!.. Никогда больше в рот отравы этой не возьму…
Я было собрался поинтересоваться причиной столь внезапной метаморфозы, однако, проследив направление его взгляда, и сам пришёл к твёрдому решению немедленно бросить пить ром. Пусть никогда и не начинал.
Перед нами лежал исполинский панцирь, точные размеры которого установить не представлялось возможным: словно айсберг был он погружён в толщу панцирей поменьше, и лишь самая вершина его пологим куполом вздымалась из панцирных волн. И там, на вершине, покачивая хоботами, стояли три белых слона.
Пёс исподтишка погрозил им кулаком.
– У-у-у, эксплуататоры-мироеды!..
– Так они настоящие?! – на лице Крюка читалась нескрываемое облегчение.
– Ещё как настоящие, черепахой их придави!
– А что они вам такого сделали? – спросил я. – Мне казалось, слон – лучший друг человека… И, кстати, откуда они тут вообще взялись?
– Дьявол нас убереги от таких друзей! Ты когда-нибудь пробовал прокормить слона рыбой?.. Нет?.. Вот то-то и оно… Хотя неважно. Скоро сам узнаешь, каково это.
Пёс распахнул проделанные в боку удивительного панциря ворота. По широкой, украшенной резьбой панцирной лестнице спустились мы в недра внутрипанцирного зала, столь просторного, что в нём можно было бы провести общее собрание обманутых вкладчиков Компании Южных морей, и столь же пустого, как их карманы. В глубине зала, рядом со сложенным из панцирей горящим камином, возвышался искусно сработанный из цельного куска панциря трон. На нём, будто проглотив аршин и едва касаясь лопатками спинки, восседал человек в красном мундире и пробковом шлеме. Поставив на растопыренные пальцы черепаховое блюдце, он что-то неспешно отхлёбывал из маленькой черепаховой чашки. По сторонам от трона, вытянувшись во фрунт, замерли в неподвижности два белых слона.
Пёс отвесил глубокий поклон.
– Я привёл новичков, о сахиб!
Человек отставил чашку на подлокотник, вытянул из-за голенища до блеска начищенного сапога кавалерийский стек и, размеренно похлопывая им по ладони, направился к нам. Осанка и манера себя держать выдавали в нём кадрового военного. Смуглая же кожа и черты лица выдавали коренного уроженца Индии. Он остановился подле д’Арманьяка. С сомнением ощупал его мускулы. Жестом приказав открыть рот, осмотрел зубы. Удовлетворённо кивнул.
– Пойдёт. Выдай им удочки и пусть принимаются за работу, – сказал он Псу, отворачиваясь и утрачивая к нам всяческий интерес.
– Эй ты, батат в мундире! – сказал Макроджер. – Меня зовут Весёлый Макроджер, и имя моё в здешних морях внушает трепет многим. Практически всем, собственно… Ну, за исключением Клинта… И у меня есть лучшая идея: давай-ка я посижу на твоём месте, а ты на меня поработаешь. Идёт?
Человек нарочито зевнул.
– Меня не волнует, как тебя зовут. Тут половина острова таких же именитых. Колониальная администрация в моём лице не признаёт туземных регалий и титулов.
Макроджер недобро хмыкнул, уселся на трон и демонстративно отхлебнул из черепаховой чашки. Его тут же перекосило судорогой отвращения.
– Тьфу!.. Что за мерзкий ром ты пьёшь?
Покачав головой, человек засунул стек обратно за голенище и выхватил из камина пылающий сук. Приблизился к Макроджеру, который сидел, таращась на огонь и глупо мигая от света.
– Чай. Это называется чай. И встань, собака! Встань, когда с тобой говорит британский офицер, не то я подожгу твою шерсть.
– Ага, – вскричал д’Арманьяк, – так ты проклятый англичанин!.. Защищайся, каналья!.. Монжуа и Сен-Дени!
– Рядовой Дивер, рядовой О’Келли!.. – скомандовал британец.
Слоновий хобот обвился вокруг запястья д’Арманьяка, вырвал у него шпагу. Второй хобот поднял Макроджера в воздух и швырнул нам под ноги.
– Пока достаточно, – сказал офицер, вновь занимая освободившийся трон. – Но учтите: следующую попытку бунта я прикажу безжалостно подавить. В буквальном смысле.
– Разрешите обратиться, господин командующий колониальной администрацией, сэр! – сказал я, судорожно припоминая всё, что читал о военных. – Не соблаговолит ли господин командующий ввести нас в курс оперативно-тактической обстановки, дабы могли мы с ещё большим усердием и рвением преодолевать тяготы и лишения работ на благо колониальной администрации, сэр господин командующий, сэр!
– Складно. Хвалю, – тон офицера смягчился. – Из тебя, пожалуй, вышел бы хороший пехотинец. Запрос удовлетворён. Спрашивайте.
– Вы… Не сочтите за неуважение… Но вы не очень похожи на британца…
– Извините! – добавил Патрик.
– Что ж, обидное, но справедливое замечание. Докладываю. Мне действительно не выпало счастья родиться на брегах Темзы. К исполнению должностных обязанностей младенца я приступил в маленькой индийской деревне. Диспозиция была такова: джунгли наступают по левому флангу, джунгли наступают по правому флангу. По центру наступает тигр. Да-с, тигр. Жгучий страх. Именно это недостойное солдата чувство, коего стыжусь и по сей день, я в тот момент испытал. И потому предпринял позорное, но тактическое отступление. Ползком, ибо искусством маршировки тогда ещё не овладел. Отступал восемнадцать суток, веря в то, что смогу доползти. И уже готовился спеть песнь мёртвых, когда наконец достиг британского аванпоста. Поначалу меня хотели расстрелять, как вражеского лазутчика, но супруга полковника Вульфа, леди Вирджиния… Железная леди, железная, да-с!.. Её, признаться, и сам полковник побаивался… Она в меня поверила. Дала обидное, но заслуженное имя Литтлфрог, ибо в те времена я ещё не обладал подобающими британскому офицеру выправкой и статью, и разрешила бегать вместе с полковничьим сыном, что разведчиков водит отряд. Так я вступил в чреду глухих годин на службе Её Величества. За вышеуказанную безупречную службу был произведён в чин полковника и назначен командиром лёгкой вспомогательной слоновьей бригады. Боже, храни королеву! Аминь.
– Эмм… ура!.. Но, признаться, я не совсем понял, а здесь-то вы как оказались?
– Докладываю. Согласно приказу вышестоящего командования выдвинулся в Лондон для участия в ежегодном смотре колониальных войск Её Величества. Бойцы не подвели, – Литтлфрог ткнул стеком в слонов, вновь застывших по стойке смирно, – и удостоились высочайшего приветственного взмаха зонтиком. Уже собирался отбыть к месту постоянной дислокации, но в Адмиралтействе проволочка вышла, транспорт нам не предоставили. Проявил инициативу, зафрахтовал самостоятельно. Тот итальянский проходимец-капитан Мадонной клялся, что знает морской путь в Индию, да-с… Но только вышли из порта, как у него сломался корабельный навигатор: заявил, что тоскует по родине и маме, прыгнул за борт и поплыл в сторону Италии. Без навигатора же этот негодяй дорогу оказался найти не в состоянии. Завёз нас сюда, поклялся святым Сальвадором, что это Бомбей, а сам бочком-бочком и сбежал… Я ожидал дальнейших распоряжений из штаба, но мне почему-то никто не пишет. Да-с… Посему развил инициативу и объявил этот остров британской колонией. С тех пор терпеливо и честно кормлю эту языческую орду… Но довольно, отставить разговоры. Теперь шагом марш на работу. Фуражировка и снабжение королевских войск – первейшая обязанность населения колонии. То есть ваша обязанность. Норма – два полных садка в день с каждого. Население, слушай мою команду: на рыбную ловлю разойдись, ать-два!..