Белоногов и Ариадна с вытаращенными гляделками наблюдали, как Бареев выводит из леса уголовника, о котором они наслышались столько жути. Касаткин с разводным ключом шествовал рядом. Ему хотелось, чтобы друзья знали: без него доблестный участковый мог и упустить этого упыря. Может, даже грамоту выпишут за содействие советской милиции…
Василий Станиславович приказал Чубыкину сесть. Великий Немой подчинился не сразу, провыл еще что-то нечленораздельное. Потом все-таки опустился на траву возле костра. Кандалы на руках мешали ему, он потерял равновесие, опрокинулся набок.
Участковый пересказал Женьке и его невесте все то же, что перед тем сообщил Касаткину, только вдвое короче.
– Недосуг нам, граждане, съезд советов устраивать. Надобно ехать прямиком в поселок и вызывать наряд.
Белоногов, который тоже не прочь был пособить родной милиции и заработать грамоту, предложил довезти участкового вместе с задержанным до любого места в Стрельне. Но Василий Станиславович это предложение забраковал.
– Пусть он пока тут побудет. Нам схрон его нужен. Мало ли кто на оружие в лесу набредет и на деньги… Чем скорее их найдем, тем лучше. Но одному мне этого головореза не расколоть. Вот приедут спецы из города, они найдут подход… А то и собаку пустят, она по его следам разыщет, куда он добычу припрятал.
«Как же тогда???» – написал Алексей в тетради и поставил три вопросительных знака.
– По уму я бы кого-нибудь из вас в поселок отправил, чтоб позвонили. Но у вас же ни у кого голоса нет, да и заблудитесь в потемках. А значица, выход один – ехать мне самому. Пешкодралом не дойду – нога подгибается, долго буду ковылять. Так что одолжу вашего ушастого. Я не заплутаю, выберусь быстро, звякну и вернусь к вам. Но вот не знаю, как вас с этим зубром оставлять. На него и пятерых охранников не хватит, а вас, если девку не считать, только двое…
«Мы спортсмены!!!» – напомнил Касаткин и поставил три восклицательных знака. Для убедительности.
– Знаю… – Бареев колебался. – Лады, уговорили. Только глаз с него не спускать. Помнишь, хоккеист, какой он буйный? Начнет вскакивать, голосить – дайте ему по чайнику без разговоров. Ничего, хлопцы, прорвемся!
Снабдив добровольных помощников ободряющим напутствием, Василий Станиславович взял у Белоногова ключи от «Запорожца», сел за руль и выехал с поляны, аккуратно вписавшись в проем между двумя соснами.
Касаткин смотрел ему вслед и все больше восхищался этим бойцом правоохранительного фронта. Надо же, в одиночку поймал преступника, за которым милиция всей страны столько лет гоняется! И ведь простой провинциал, никакой не гений сыска…
А преступник сидел у костра, куда Белоногов только что подбросил хворост, раскачивался туда-сюда и выл как помешанный:
– У-а-ы! Ы-ы-о-ы!
– Кря-кри! – одернул его Белоногов и погрозил монтировкой.
А Касаткин сурово прибавил:
– Ум-м-м-мы!
Но на лысого Чубыкина их окрики не подействовали, он все так же раскачивался и выл. Потом взгляд его упал на тетрадь и вложенный в нее карандаш.
– А! Э! – произнес он раздельно и перестал походить на безумца; в его глазах, доселе полных отчаяния, зажглась надежда.
Касаткин помнил предостережение участкового: с этим волчарой надо держать ухо востро. Зачем ему карандаш и бумага? Надеется, что ему под этим предлогом раскуют руки? Шиш тебе, Чубыкин! Простаков здесь нет.
Алексей сжал пальцы в щепоть, а потом сложил их в кукиш. Хотел донести до рецидивиста: если б у них и был ключ от наручников, фиг бы они поддались на такую примитивную провокацию.
Но Великий Немой не успокоился, все тянулся и тянулся к тетради.
Касаткин и Белоногов, не сводя с него глаз, организовали совет. Ну как совет… Помычали, покрякали и сошлись во мнении, что карандаш и бумагу можно дать. Замок ими не откроешь и железные кольца не перепилишь. Любопытно же посмотреть, что этот субчик собирается делать.
Получив разрешение, Чубыкин повернулся спиной, изогнулся, сцапал карандаш заскорузлыми пальцами, сдавил его и, не глядя, начал выводить на обложке тетради кривобокие буквы. Ему было страсть как неудобно, он постанывал, хрустя суставами, пыхтел и сопел. Окончив свой титанический труд (при этом Алексей и остальные изнывали от нетерпения), он отпихнул от себя тетрадь: читайте!
Касаткин схватил ее. Начертанные литеры были ужасающе безобразны, наползали одна на другую. Прочитать их стоило громадных усилий, но Алексей разобрал.
На обложке значилось: «Я не Чубыкин. Я участковый Бареев».
Касаткин изумленно гыгыкнул, передал тетрадь Белоногову и Ариадне, которые тянули к нему шеи, силясь разглядеть написанное.
Ознакомившись с текстом, Белоногов хрипло расхохотался и покрутил пальцем у виска. Алексей истолковал это следующим образом: «Неужели думает, что мы тупые?»
Касаткин не ждал от профессионала-грабителя столь детской выходки. Написал под кривыми строчками: «Участкового Бареева мы знаем. Он сейчас приедет с другими милиционерами и отправит тебя в тюрьму».
Лысый затряс головой, вытребовал карандаш и косо вывел: «Он не приедет. Это Чубыкин».
Вот же наглость! Алексей даже растерялся, не придумал с ходу, как отреагировать. При наличии голоса можно было бы и прикрикнуть, и поиронизировать. В конце концов, довести до сведения этого остолопа, что приметы уехавшего участкового никоим образом не совпадают с внешностью преступника, ограбившего почту в Стрельне. Он и не лысый, и одет иначе…
Хотя стоп! Одежду несложно поменять, а про лысину они узнали как раз со слов Василия Станиславовича. Но это все пустяки. Главная примета – немота. О ней и кличка свидетельствует. Поэтому Касаткин не стал разводить длинную писанину, ограничился короткой отповедью: «Ты – Великий Немой и нас не надуешь».
Лысый зло сплюнул в траву и высоко задрал голову. Затянул на низкой ноте:
– Ы-ы-ы!
Что он хочет сказать? Алексей непонимающе посмотрел на Белоногова, но тот лишь плечом дернул: пес его знает…
Неожиданно Ариадна сорвалась с места, подбежала к арестанту и принялась что-то высматривать у него под подбородком. Женька рванулся к ней, отдернул.
– Кру-кра?..
«Куда лезешь, глупая?» – перевел про себя Алексей.
Но Ариадна оттолкнула жениха, схватила свою книжку. Страницы взметнулись веером. Ариадна раскрыла учебник посередине, и в сполохах костра Касаткин прочел название главы, набранное жирным шрифтом: «Виды наркоза и способы его применения».
Наркоз? В мозгу у Алексея щелкнуло, он придвинулся к лысому, который так и сидел, запрокинув голову. Выше кадыка, среди коротких щетинок, обозначилась красная точка – след от укола.
Касаткину вспомнилось, как участковый забрал из «божьей коровки» медицинскую сумку, а вернулся уже без нее. Куда она подевалась?
Алексей вскочил на ноги и дернул лысого за рубашку: вставай и веди!
Тот не собирался спорить, с натугой поднялся и, размахивая скованными кистями рук из стороны в сторону, побежал к краю поляны. Касаткин последовал за ним, на бегу подобрал монтировку и промычал Белоногову, чтобы оставался с Ариадной в лагере.
Бежали минут десять. Темнота сгущалась, солнце уже зашло, на тускнеющем небе проклюнулись звезды. Но лысый не сбавлял темпа, он, судя по всему, прекрасно знал этот лес и направление, куда бежать.
Перед ними открылся заросший жухлым бурьяном овражек. Лысый, разогнавшись, не устоял на ногах, скатился в него, но тут же встал и носком кроссовки выковырнул из сорняков знакомую Касаткину сумку.
Алексей поднял ее, раскрыл. Так и есть: в упаковке с надписью «Новокаин» недоставало одной ампулы. А вот и она – блеснула на земле в угасающем свете. Касаткин поднял ее. Пустая. Здесь же валяется шприц, тоже порожний.
…Не меньше получаса потребовалось двум спортсменам, чтобы при помощи монтировки и разводного ключа (других инструментов у них не оказалось) разъединить наручники и снять их с запястий пленника. Все эти полчаса Алексей ругал себя в мыслях на все корки. А ведь на полном серьезе считал себя сообразительным и проницательным! Надо же попасться на такую простую удочку… Ладно, сумка. Но можно же было заглянуть в удостоверение, которое лже-Бареев достал из кармана при встрече. Нарочно, сволочь, не раскрыл, показал только корочку. Там, в этой книжице, была фотография настоящего Василия Станиславовича. Того, который, освободившись от оков, массирует сейчас затекшие предплечья и постепенно обретает дар речи.
– Дур-рилки ф-фан… нерные! – вымолвил он, как заржавевший робот. – Уп… пустили!
Заикаясь и разбивая слова на слоги, он рассказывал о том, что с ним произошло.
А случилось вот что. После ограбления почты он выследил Чубыкина по отпечатавшимся протекторам «божьей коровки» и настиг его в лесу, когда тот с сердитым видом осматривал пробитое колесо. Участковый взял бандита на мушку, однако недооценил его прыть. Чубыкин неплохо владел приемами карате и выбил пистолет из руки Василия Станиславовича. Завязалась борьба, Великий Немой одолел участкового и выключил его, ударив головой об осину.
Когда Бареев пришел в себя, он обнаружил, что лежит в одной майке и трусах, скованный собственными наручниками. А чертов грабитель, облаченный в милицейскую форму, затягивает на поясе кожаный ремень и прилаживает кобуру с табельным «макаровым».
– К… комплекция у нас п… почти один-наковая, – с горечью произнес участковый. – Мои шм…мотки на него ид-деально сели.
Но это было только начало злоключений незадачливого Василия Станиславовича. Чубыкин увел его подальше от опушки, привязал веревкой к дереву, заклеил рот изолентой и ушел, прихватив с собой тяжелый мешок, который достал из машины фельдшера. В нем, как несложно было определить, лежали пачки денег, похищенные из почтового отделения.
Бареев оказался в плачевном положении: руки в кандалах, привязь прочная, позвать на помощь невозможно. Он кое-как поднялся на ноги и стал ходить вокруг дерева, надеясь, что треклятая веревка как-нибудь перетрется о шершавую кору. Бегать без обуви в одном нижнем белье было больно и неудобно – в ступни кололи лежавшие в траве веточки и сосновые шишки, одолевала мошкара. Но другого выхода из создавшейся ситуации он не находил.