Гребля — такой вид спорта, где обычно трудно сравнить результаты мастера и новичка из-за разницы судов почти для каждого разряда. Тем больший интерес представляют соревнования, когда мастера, перворазрядники и все остальные гребцы выступают в равных условиях на учебных четверках — самых тяжелых лодках. Вот почему никогда не упускавший случая помериться силами Долгушин решил выступить в этих соревнованиях на приз открытия гребного сезона, проходивших в Москве 6 мая 1940 года, загребным в четверке «Буревестника», которая и выиграла их, опередив 23 команды.
Восемь дней разыгрывалось первенство Москвы по академической гребле, и с первого до последнего дня в центре всеобщего внимания были блестящие победы А. Долгушина. За это время он установил два новых всесоюзных рекорда на московской воде, из которых один — вместе с Родионовым на распашной двойке без рулевого — улучшил дважды, превысив рекорд ленинградцев Стельпе — Сабриковича 1938 года на 30,2 секунды, а на одиночке вновь показал время международного класса. Кроме того, впервые в истории гребли он стал четырехкратным чемпионом столицы — на одиночке, двойке парной, двойке распашной и четверке с рулевым.
Взрыв оваций вызвала победа в заезде четверок с рулевым.
Команда «Буревестника», ведомая Долгушиным, уверенно обыграла чемпиона СССР — четверку общества «Спартак» с загребным С. Шереметьевым, показав результат 7. 21, 0. На двойке парной Долгушин и Родионов финишировали с результатом 7. 12, 0. И, наконец, на одиночке Долгушин улучшил свой результат 1938 года на 15,8 секунды, показав результат 7. 15, 1. Это время было достигнуто при очень плохой погоде, на крутой волне. Интересно заметить, что Долгушин шел на чужой лодке.
Многие годы этот результат, показанный Александром Долгушиным на московской воде, оставался непревзойденным. Улучшить его смог через несколько лет после войны олимпийский чемпион Ю. Тюкалов. Тот факт, что сделать это удалось лишь гребцу, ставшему олимпийским чемпионом, еще раз свидетельствует о том, что рекорд, установленный в 1940 году Долгушиным, был результатом не только союзного, но и мирового значения.
27 июля 1940 года Александру Долгушину присваивается самое высокое спортивное звание, которое может завоевать спортсмен в нашей стране, заслуженного мастера спорта СССР. В этом же году он переходит на тренерскую работу и обращается через газету «Красный спорт» ко всем классным спортсменам СССР с открытым письмом, озаглавленным «Почетный долг».
«Несколько дней назад, — писал Долгушин, — постановлением Всесоюзного комитета физкультуры мне присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР. Это почетное звание дорого мне не только и не столько, как оценка моих спортивных достижений, но особенно как оценка моей общественно-тренерской работы по гребному спорту…
Мы не только подготовим сотни и тысячи сильных, выносливых людей, готовых к труду и обороне, но и сумеем «открыть» в низовых коллективах спортивные таланты, свою смену, молодежь, которая уверенно пойдет на штурм мировых рекордов.
Я обращаюсь ко всем заслуженным мастерам и мастерам спорта СССР, к сильнейшим перворазрядникам с призывом: идите в низовые коллективы готовить квалифицированных тренеров-общественников, растите нашу спортивную смену…
Уверен, что мастера спорта откликнутся на мой призыв».
И спортсмены откликнулись. Как и Долгушин, они старательно готовят молодых. Занятия с начинающими увлекают Александра. Кропотливо и настойчиво он растит смену, стремясь пробудить в своих учениках любовь к гребле.
— Это благородный спорт, — горячо говорит он им, — вода, солнце, стремительное движение изящных легких лодок…
Каждое проводимое им занятие, как правило, оканчивается беседой по душам. Александр не скрывает трудностей тренировок и особенно соревнований…
— Гонка требует предельной отдачи, — пояснял он, — нередко мужественные, сильные люди с последним ударом весла падают в обморок. Да, да, я не шучу, — повторяет он, заметив чью-то недоверчивую улыбку, — огромное напряжение воли. Малодушные обречены на неудачу. Бывает так, что сильный гребец проигрывает более слабому только потому, что не может подавить в себе малодушия.
— А как же бороться с этим? — спросил толстощекий паренек.
— Строгим режимом и повседневными упорными тренировками. Запомните, борьбу эту нужно вести не только во время соревнований.
Сколько спортивных талантов было найдено Долгушиным в период подготовки к первенству Москвы 1941 года и к первенству СССР, назначенному на 6–8 августа?
Но война спутала все планы.
Через несколько дней после ее начала в Комитете по делам физкультуры и спорта собрались заслуженные мастера спорта, чемпионы СССР. Александр здоровается с абсолютным чемпионом страны по боксу Николаем Королевым, прославленными бегунами братьями Знаменскими, машет рукой чемпиону страны по конькам Анатолию Капчинскому, что-то говорившему в дальнем углу, борцам Алексею Катулину и Григорию Пыльнову.
После горячего обсуждения спортсмены подготовили и направили письмо в Центральный Комитет ВКП(б), Председателю Комитета Обороны И. В. Сталину. Заклеймив подлое нападение, спортсмены единодушно выразили готовность немедленно отправиться на самый трудный участок фронта и выполнить любое задание Родины. Одним из первых подписал письмо Долгушин.
1 июля 1941 года на митинге молодежи Москвы и Московской области Александр Долгушин произнес пламенную речь:
«Занимаясь мирным трудом, мы ни на минуту не забывали об угрозе войны, готовились к защите Родины…
Мы уходим на фронт. Мы идем защищать свою Родину и будем драться до последней капли крови.
Наше дело правое! Мы победим вероломного врага!»
Сразу же после митинга, проходившего на стадионе «Динамо», Долгушин в военной форме вместе с другими спортсменами едет на одну из подмосковных станций, где формируются, в основном из спортсменов, подразделения ОМСБОНа для действий в глубоком тылу врага.
С трудом сдерживая слезы, припала к груди мужа Люся Долгушина.
— Успокойся, Люсенька, — целуя жену, говорил Александр. — Ты ведь жена гребца… Жди.
И она ждала. Первое письмо она получила в феврале 1942 года. «Любимая, — писал Саша, — 23 января мы приняли боевое крещение и вышли победителями. Моя снайперская винтовка не подвела меня. Пригодились и спортивная стрельба, и лыжная подготовка. В этом бою на мою долю пришлось семь фашистов. Первого — фашистского офицера, я снял, когда он выглянул из башни. За танками шла пехота, и мне удалось уничтожить еще шесть человек.
Так много хотелось бы рассказать тебе, родная…» Он, действительно, многое мог бы сообщить жене. Спустя неделю после описанного им боя под Сухиничами в городе Козельске из остатков бригады, принявшей на себя главный удар мотомеханизированных и бронетанковых частей гитлеровцев, рвавшихся к Москве, был организован партизанский отряд «Славный», почти целиком состоящий из заслуженных мастеров и мастеров спорта СССР.
«…В бою под Сухиничами, — писал жене Александр, — пал смертью героя Гриша Пыльнов. Ты знала его — он был чемпионом страны по борьбе в полутяжелом весе. Он погиб, но сотни других спортсменов продолжают борьбу…»
Долгушин имел в виду дравшихся рядом с ним гимнастов Сергея Коржуева и Владимира Семенова, велосипедиста-трековика Виктора Зайпольда, пловцов Евгения Мельникова и Константина Мадея — балагура и весельчака, командира комсомольско-молодежной роты, заслуженного мастера спорта Леонида Митропольского, ставшего боевым разведчиком, дискобола Али Исаева и многих других.
Через несколько дней отряд пересек линию фронта. Этот переход занял пять суток и уже сам по себе, несомненно, был подвигом. Наиболее выносливые и сильные: Долгушин, Мадей, Ермолаев и Фролов — составили головной дозор и торили лыжню по глубокому снегу, неся на себе продовольствие и боеприпасы. Менялись часто, давая отдохнуть идущему впереди через каждые двести метров. Мороз и ледяной ветер обжигали лицо. Снег забивался под обмундирование. Коченели ноги. Но они шли…
И вот «Славный» в Брянских лесах. Ранней весной была получена радиограмма из Центра. Один из отрядов, перейдя линию фронта, затерялся в Брянских лесах. В отряде обмороженные. Необходима помощь. На поиск вышло несколько групп. Решили послать также лыжников-москвичей. В группу вошел и Долгушин. Им удалось обнаружить пропавший отряд. Более тридцати человек были обморожены. Доставить их в лагерь «Славного» оказалось непросто — весенний паводок превратил реку Болву в озеро. Только вершины кустов и затопленные деревья обозначали берега. Лодок не было. Опасаясь партизан, немцы еще осенью изрубили их и сожгли.
Местный старик рыбак пригнал утлую лодчонку.
— Глядите, — сказал он, — на ней недолго и потонуть, может, кто из вас сумеет с ней управляться?
Долгушин сел в лодку и весь остаток дня и всю ночь перевозил обмороженных. Ладони стерты до крови. Наконец переправа окончена. Можно двигаться в лагерь.
Слух о появлении «московского» отряда быстро распространился по всей округе.
Кондратия Мадея, Николая Шатова, Леонида Митропольского, Моисея Иваньковича, Григория Ермолаева, Эдуарда Бухмана, Виктора Зайпольда и Александра Долгушина знали и в других отрядах. Долгушин умел делать все — сказалось трудовое детство: сплести добротные лапти, смастерить седло, подковать лошадь, сварить обед, срубить баню, починить сапоги и подоить корову. Но известность Долгушину принесли его снайперские выстрелы. Однажды, прикрывая отход товарищей после дерзкой вылазки, он залез в подбитый немецкий танк. Уничтожив троих гитлеровцев, Долгушин дотемна держал в топком болоте остальных, не давая им поднять головы.
Тоскуя по реке, по лодке, он завел себе ручную дрезину, которую обычно приводили в действие три человека. Долгушин справлялся один. Эта дрезина скоро стала хорошо известна немцам. Через несколько районов Брянщины проходила узкоколейка. Она связывала Дятьков-ский район, где базировался отряд, с Брянском, Людиновом, Ивотом, Бытошем и Сельцом. Дрезина оказалась очень полезной для партизан.