— На весла, Милок, — говорил ему командир. «Милок» — любимое обращение Александра — крепко пристало к нему самому.
— Хальт! — орали фашисты, беспорядочно строча из автоматов вслед промелькнувшей дрезине.
— Проскочили! — улыбается Долгушин. Ветер треплет его вьющиеся волосы.
Напряженный труд партизан, полный опасностей и приключений, не тяготил Долгушина. Он относился к нему, как к обычной работе. Его беспокоила судьба Люси, Как там она?
Для отрядов, базировавшихся в Клетнянском лесу, конец 1942 и начало 1943 года оказались трудными. Немцы решили очистить район от партизан. Ежедневно прибывали новые воинские подразделения гитлеровцев. Кольцо блокады сжималось.
— Будем прорываться, — решил командир «Славного». — А ну-ка, Милок, давай на весла. Передашь Бате боевое донесение. Только гляди, кругом фрицы вдоль дороги шастают.
— Ничего, проскочу!
— Мы постараемся отвлечь от тебя внимание.
Александр разгоняет дрезину и вскакивает на ходу…
Батя, получив донесение, ударил с тыла. 30 января 1943 года отряд вырвался из окружения. Но гитлеровцы организовали преследование. Передышки нет. Бои следуют один за другим. Февраль оказался еще более трудным. Каратели пытались проникнуть на партизанские базы.
В начале марта сорок третьего года Александра Долгушина вызвал командир. В его землянке Саша увидел Али Исаева, Шатова, Иваньковича, Мадея и других заслуженных мастеров спорта. Их осталось всего только восемь. Остальные погибли в боях или были ранены и эвакуированы.
— Специально о вас пришел приказ из Центра, — объявил командир. — Запрещено посылать заслуженных мастеров спорта, чемпионов и рекордсменов на опасные задания, отправим вас, как только представится возможность, на Большую землю. А пока мы используем вас для караульной службы и хозяйственных работ.
— Не согласны, — ответил за всех Александр.
— Это приказ, — жестко оборвал его командир, — обсуждать его не будем. Можете высказать предложения по его исполнению.
Долгушин молча обвел взглядом лица товарищей. Кого не пускать в бой? Али Исаева — лучшего гранатометчика, не знающего слова «страх» и непостижимо спокойного в минуты смертельной опасности? Или Мадея — командира ударной роты?
— Я добровольно пришел на фронт, — глухо сказал Долгушин. — Я на стадионе «Динамо» призывал идти в бой с врагом, а мне предлагают вернуться в Москву, лишают возможности защищать Родину. Я понимаю, чем вызван такой приказ. Это забота о нас, спортсменах. Но поймите и вы меня, я не могу оставить отряд, пока оккупанты топчут нашу родную землю. Только победа может демобилизовать меня.
Иначе Долгушин поступить не мог Его всегда отличали исключительная честность и принципиальность. Как-то на соревнованиях при розыгрыше первенства Москвы 1939 года произошел такой случай. Соперник Долгушина перед самым стартом заявил, что они соревнуются в неравных условиях, ибо лодка Долгушина лучше. Действительно, Александр выступал на одиночке А. Переселенцева, первого русского чемпиона Европы 1913 года, привезенной знаменитым москвичом в 1914 году из Франции. Александр улыбнулся и добродушно предложил: «Давай поменяемся лодками». Соперник обрадовался. Чужая одиночка была «мелкой» для Долгушина, да и на ходу она ему показалась «тупой». Уже со старта он проигрывал несколько корпусов, его прежняя лодка, как бы мстя за «измену», уходила все дальше и дальше. Собрав всю свою волю, Долгушин длинным спуртом достает соперника и пересекает финиш первым, опередив соперника на целых 42 секунды.
Но главное заключалось не в том, что Долгушин победил, а в том, что не отдать лодку он не мог. Спортивная честность во время соревнований, как и честность гражданская, не позволившая ему занимать чужое место в институте, была его человеческой сущностью. Вот и сейчас мог ли он покинуть товарищей, сражающихся с врагом?
— Правильно, Саша, верно, Милок, — поддержали Исаев, Шатов, Зайпольд и другие.
— Только смерть может заставить меня прекратить борьбу с фашистами, — сказал Костя Мадей. — Я не оставлю роту…
— Силком не заставляю, — ответил командир, едва скрывая свое одобрение. Он выполнил приказ… Не его вина, если они решили воевать. — А теперь собирайтесь, — сказал он, — идем в Белоруссию…
19 мая 1943 года «Славный» достиг Чечеренских лесов и остановился близ реки Сож. Для подготовки переправы командир выделил группу. Помощником начальника переправы был назначен Долгушин. Широкая река еще не вошла в берега. Лениво извиваясь среди зеленых лугов, она сверкала на солнце. За рекой были шоссе Могилев — Гомель и железная дорога. Мадей на лодке хотел было перевозить подводы с ранеными.
— Погоди, милок, — остановил его Долгушин. — Ты ведь пловец, а здесь нужен гребец. — Он впрягся в повозку вместо уже переправленных лошадей и потащил ее, стараясь накатить на лодку. Наконец это ему удалось, и через секунду довольный Долгушин уже сидел на веслах. Лодка черпала воду, колеса телеги касались воды, но Александр греб, удерживая равновесие. Так он перевез одну за другой все десять повозок с ранеными.
На второй лодке Мадей переправлял тех, кто не умел плавать. Долгушин теперь помогал Кондратию.
— Гляди, милок, — говорил он товарищу, — теперь мы переправим пушки.
Сначала Долгушин попробовал было, как повозки, вкатить их на лодку. Но не смог, орудия поместили на плоту. Спортсмены сошли в воду и поплыли, толкая его к берегу.
— Я бы все орудия перетащил на лодке, — не унимался и в воде Александр. — Только было б время найти центр тяжести…
Преодолев реку, отряд вытянулся в длинную цепочку и взял направление на Днепр. Шли открыто даже в дневное время. Заходя в населенные пункты, устраивали митинги. Агитаторы рассказывали о положении на фронтах, раздавали листовки и газеты, доставленные самолетом.
— Теперь уже победа не за горами, — мечтал у костра Долгушин. — Еще год, милок, и конец войне, вот увидишь, — говорил он соседу, степенному здоровяку, только что вступившему в отряд. — Больше года фрицы не протянут. Будем праздновать победу. А какие спортивные игры закатим! Ведь в сорок четвертом, в мае, как раз исполнится восемьдесят лет со дня основания в Петербурге первого гребного клуба.
— В каком году это было? — спросил Мадей.
— В 1864 году.
— Говоришь, в Питере?
— Да, в Москве, Одессе и Киеве гребные клубы открылись позже. Кстати, ты знаешь, что гребля была первым видом спорта, который начали культивировать в России?
— Хвастаешь, Саша, — улыбнулся Мадей. — Послушай лучше, что я тебе расскажу. Наше появление у Гомеля прямо ошарашило гитлеровцев.
Действительно, земля горела под ногами оккупантов. К тому же появление отряда вблизи города привлекло в «Славный» большое количество местных жителей. Все надеялись на скорое освобождение. Мелкие гарнизоны в страхе разбегались при приближении столь крупного соединения. Гитлеровская разведка доносила, что это головной отряд советской дивизии. Партизаны были одеты в синие комбинезоны, захваченные у самих гитлеровцев. По данным немецкой разведки, дивизия русских имела задание перерезать шоссе Могилев — Гомель.
Гитлеровцы срочно перебрасывали сюда воинские части, стремясь не допустить русских к шоссе. Но на рассвете 4 июня отряд пересек шоссе Могилев — Гомель. Атакованные превосходящими силами, партизаны приняли бой. Во главе с командиром большая группа пулеметчиков и автоматчиков, в которую входил и Долгушин с ручным пулеметом, прикрывала продвижение вперед основной части отряда. Место для засады выбрали очень удачно. Вдоль дороги были свалены бревна, позади, метрах в ста, подступал лес. Он обеспечивал скрытый отход.
Гитлеровцы атаковали на всем участке, стремясь охватить фланги. По команде командира Долгушин открыл прицельный огонь. Атака захлебнулась. Фашисты повторили ее.
— Приготовиться к отходу, — передал по цепи командир.
Оккупанты, словно поняв это, снова пошли в атаку.
— Я прикрою, — вызвался Александр и, не ожидая согласия, открыл огонь, разя набегающих гитлеровцев.
Пустая гильза упала на руку Долгушина. Кончились в диске патроны.
— Саша! Милок! — донеслись голоса и перекрывший их гулкий разрыв гранат.
«Выручают», — мелькнуло в сознании. В тот же миг что-то тупо ударило в голову. Долгушин рванулся вперед и упал на руки подоспевших товарищей…
Его похоронили друзья-партизаны 4 июня 1943 года в белорусской земле. Только тридцать лет прожил Александр Долгушин, но каждый день он шел на бой…
Л. Безуглая
СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА(Любовь Кулакова)
Любку знала вся улица, на которой она жила, и не только вся улица, а знала вся Гольяновка, где она царствовала без трона, и не только Гольяновка, но и Большая почтовая, куда она водила драться гольяновских мальчишек. А суждено было Любке, что узнает ее вся страна.
Улица резко спускается к прудам. Зима. Ребята с улицы, крутой и прямой, на санках лихо съезжают на лед. И санки, словно юла, начинают крутиться по льду. Чем больше кругов, тем сильнее удовольствие. Мальчишка лет семи разогнался изо всех сил и мчится на пруд. Вдруг — треск, и он вместе с санками (даже крикнуть не успел) идет под лед. Было одно место на пруду со слабым льдом: старались не кататься там, да новичок не знал этого. Обожгла его ледяная вода, ничего не успел понять, а его, мокрого, оглушенного и испуганного, вытащив из проруби, уже колотила распаленная девчонка. Колотила и приговаривала:
— Иди, бес, домой и не показывайся мне на глаза, а то еще получишь. — А сама легла на лед и еще пыталась выудить шапку и санки паренька. Малый с ревом помчался домой. Знал, что с Любкой Кулаковой шутки плохи. Еще всыплет, тумаков надает.
Любка отогнала мелюзгу от проруби и пошла домой сушиться.
Мама стирает. Рядом с корытом лежит гора белья — опять взяла у студентов. Любка сняла с себя мокрую одежду, повесила поближе к печке, переоделась в сухое, пошла к колонке за водой, потом наколола дров.